Не причиняя зла (СИ) - Узун Юлия

Продолжая «рыгать», громко, чтобы весь магазин слышал, я встала на унитаз и подергала решетку в узком проеме. Решетка оказалась ржавой и обросла какой-то дрянью, поэтому держалась на добром слове. Ох, как же я люблю за это россиян!

Далее достала из сумки заколку, подцепила волосы, встала на бочок… хоть бы он меня выдержал! И под очередное мерзкое «буэ» полезла в узкое отверстие. На секунду я задержалась. Вроде никого поблизости. Темно и много деревьев росло на территории. А на небольшом расстоянии гаражи. Вот туда я и побегу.

Послышался голос Махмуда.

— Iyi misin sen? Ela?* (тур.: С тобой все хорошо? Эла?)

Спустилась обратно и дернула за слив, вода смыла прежний мусор, затем я крикнула.

— Iki dakika versene!* (тур.: Дай же две минуты!)

После этих слов я подпрыгнула и, стараясь не издавать звуков, полезла в узкую грязную щель. Бочок шумно заливал воду. Меня что-то больно царапало.

Наконец-то я спрыгнула глухо на землю. На голову обрушился дождь. Подобрав сумку, которую я сбросила первой, перекинула лямку через плечо и, насколько могла, быстро побежала к гаражам.

Пока бежала, в голове пронеслась сотня мыслей. А квартира? Я не отдала ключи. Но я не смогу вернуться. А работа? Как же мои друзья? Тарас, Колька, Вася, Камилла и Оля? Слезы смешались с дождевой водой, я размазывала их вместе с косметикой по лицу рукавом. С болью в сердце я покидала Энгельс. И единственное, что мне оставалось сделать, чтобы ребята не сообщили в полицию — позвонить Тарасу.

— Тарас? Спишь?

— Н…нет.

Мне показалось, что его голос напряжен.

— Я должна сказать тебе, что уезжаю из Энгельса. Вот так, срочно.

— Я… понимаю.

— Тарас? У тебя все хорошо? — Услышав странный гул, я занервничала. А может быть это не гул? Голос? Словно кто-то ему что-то нашептывал.

— Ты один? — спросила я, думая, что, скорее всего, он с бойфрендом.

— Эла, ты не волнуйся за нас! — вдруг выкрикнул он. Голос стал отдаляться. — Мы позаботимся о себе! А ты беги! Беги, Эл…

Гудки. Бип-бип-бип.

Я стояла на мосту. Дождь не утихал. На моем лице в отражении реки я видела ужас. Этого не может быть. В тот момент у меня словно оборвалась жизнь. Тарас сказал «мы». Значит, его не одного поймали.

Экран телефона засветился. Незнакомый номер. Мои руки задрожали, я разжала пальцы, и телефон с плеском упал в реку.

***

Канада, г. Уинклер

2019 год

Морозная погода стояла уже несколько дней, с ноябрьских праздников, а сегодня с утра большими хлопьями валил снег. Даже у нас в Москве никогда не видела столько снега. У Розали внедорожник и он дважды за этот месяц застрял в сугробе. Но нам бы отчаиваться! Мы с Розали резвились вместе с Райаном как дети: съезжали и скатывались с высокой самодельной горки, играли в снежки, лепили снеговика и даже ползали по снегу.

Приближалось Рождество. Я не католичка, но с радостью помогала Розали в подготовке к празднику. Мы купили Райану подарок — набор его любимых героев из мультика. «Этот подарок от мамы, — шепнула я ему на ухо. — Я тоже приготовила тебе сюрприз. Только тсс». Я купила мальчику детский снегоход «Motax MikroShow» и попросила доставить его на следующий день после Рождества. А ключ и эксплуатацию по работе упаковала в подарочную бумагу, чтобы положить под ёлку. Розали ничего не сможет сделать, когда Райан его получит. Я — молодец!

— Почему ты не хочешь идти с нами в церковь? — поинтересовалась Розали, пока распутывала нитку у ёлочной игрушки.

Как же я соскучилась по всем этим празднествам. В детстве, в моем доме никогда не было ёлки. Папа, как истинный мусульманин, не праздновал Новый Год. Но мама отвозила нас, трёх сестёр, к бабушке в деревню. Там-то мы и ощущали все счастье этого волшебства. А по поводу моей религии вообще трудно что-либо сказать. Мама так и не приняла ислам, но хотя бабушка соблюдала все христианские обычаи, мама не называла себя христианкой. Она предпочитала оставаться где-то между этих двух религий.

Эбру и Чилек с детства совершали намаз и ходили в турецкую школу, где предмет Религия являлся одним из важных дисциплин. Чилек потом уехала в Стамбул. А Эбру, хоть и жила в Москве, все равно соблюдала религиозные правила.

Ну а я… я, как всегда, отличилась. Я не увлекалась религией, училась в закрытой русской школе с уклоном на иностранные языки. Я никогда не молилась. Но верила, что Бог существует. У меня словно была своя собственная вера, никому неизведанная. Как раз эта вера и помогала мне жить дальше. Церкви и мечети я не воспринимала, хотя в Украине после нападения маньяка пряталась в храме. Но то был один единственный случай. И ничего меня там не тронуло за живое.

— Ты атеистка? — вдруг предположила Розали.

— Нет! Я верю в Бога. Просто… церкви — это… не мое. Я не понимаю, как люди могут искать успокоение, часами высиживая перед разрисованными иконами. Я предпочитаю говорить с Богом наедине, представлять, что он у меня в душе.

— Ого! Ты, правда, интересная.

Я улыбнулась подруге.

— Я лишь живу так, как привыкла.

Мне нравилась Розали. От нее исходило тепло, удивительно добрая и дружелюбная. Она всегда терпеливо с пониманием относилась к моим заскокам. И я уже замолвила словечко Дену, чтобы передал Сергею мои слова: «Такую девушку нельзя потерять».

С радостью назвала бы ее лучшей подругой, но не могла. Я знала, что придет время, и мы расстанемся… навсегда.

Еще два дня мы провели в суматохе. Все эти месяцы я помогала Розали с Райаном — сидела с ним, когда она была слишком занята. И мы поладили с этим кудряшом, хотя, по сути, не знала, как вести себя с маленькими детьми.

Сегодня двадцать второе декабря. Мы не остались дома, а поехали с Розали на рынок закупать фрукты и всякие другие вкусности для Рождественского стола. Это был мой третий Новый Год вне дома, но я не грустила.

Мы с Райаном дурачились, а Розали хохотала, держась за живот. Накупили слив, так как Розали обещала испечь сливовый пудинг на десерт. Я облизывалась и извергалась слюной, когда она рассказывала процесс приготовления. Мне и впрямь не терпелось его попробовать, словно сама была в возрасте Райана.

Однако веселью пришел конец, когда мы вернулись домой.

— О, черт! — закричала Розали, войдя в дом. Все сливы рассыпались перед ее ногами.

Ёлка лежала на полу. Игрушки расколоты вдребезги. Дверцы шкафов распахнуты, будто кто-то искал какую-то вещь.

— Мам, — подал голос завороженный Райан. Он неотрывно смотрел на камин. — К нам приходил Санта?

— Да… — выдавила из себя Розали.

— И, похоже, чудовищно большой Санта, — добавила я.

Не долго думая, Розали подхватила сына на руки и, идя к двери, крикнула:

— Я оставлю его у соседки. Потом вызовем полицию!

С минуту я стояла, как вкопанная. Кому понадобилось вламываться в дом Розали? Я просто представить не могла, что у такой чистой и прекрасной девушки есть враги.

Я пошла вперед, переступая колотые игрушки.

Нет. У нее нет врагов. Они есть у меня. У меня!

Помчалась в свою комнату и увидела, в принципе, то, что ожидала. Диван был отодвинут от стены, дверцы шкафа раскрыты настежь, а мои свитера, которые я успела здесь приобрести, валялись на полу. И, похоже, по ним потоптались. Я стиснула лямки своего рюкзака и попятилась назад. Сдавалось мне, что это Рождество опять встречу одна.

«На что ты надеялась, Эла?» — строго спросила я себя. Меня находили в таких дырах мира, а я продолжала верить, что однажды найду пристанище.

Целенаправленно я шла к выходу, прикидывая в голове, куда можно поехать. И в тот момент, когда распахнула дверь, со второго этажа сбежал мужчина. Весь в черном, как спец агент из боевика. Говорил он по-английски, а вот что он говорил, не разобрала. Потому что закричала.

Затем пустилась в бег. Сугробы затрудняли движение, и я проваливалась в снег с каждым новым шагом. Останавливаться я не намерена! Что было за спиной, я не видела. Не видела и того, что было впереди. Глаза застлала белая пелена, и откуда-то взялось ощущение тревоги и страха, что меня вот-вот кто-то схватит.