Головнин. Дважды плененный - Иван Фирсов

Готовые к походу, корабли ожидали попутного ветра. В последний день октября вымпелы на стеньгах откинуло на запад, ветер заходил к осту, на судах засвистели боцманские дудки. Поднятые по авралу матросы карабкались по вантам, копошились возле шпиля на баке…

За Наргеном, следом за «Меркурием», «Анна-Маргарита» увалилась влево и легла в кильватер катеру на курс вест.

Низкие свинцово-пепельные тучи стлались журавлиной стаей над пенистой поверхностью моря, поспешно удаляясь к горизонту.

Командир протянул подзорную трубу Головнину: — Погляди, Василий Михайлович, никак британцы сызнова ведут конвой на свои острова. Наверное, последний в эту кампанию.

За кормой в трех-четырех милях, тем же курсом на запад, вытянулся длинной цепочкой караван купеческих судов. Головнин насчитал больше десятка. Растянувшаяся колонна судов уходила хвостом к горизонту:

— Видимо, дюжина купчишек, — проговорил мичман, вглядываясь в головное судно. — Конвоирует их один бриг, с дюжиной пушек, — определил Василий. — Никак тоже из купчишек, переоснащенный. Командир согласно кивнул головой: — Точно, бриг происхождения из купеческого сословия. У англичан нынче забот на море хватает. С Францией схлестнулись, давней своей подружкой на морях. Грызутся который век, морская торговля для них, как воздух. Захлопни эти жабры — и каюк одному из них…

С порывом ветра сверху посыпала мелкая морось, скрывая завесой неожиданных попутчиков. Сказалась и разница в скорости, купеческие суда едва плелись за своим мателотом, и весь караван постепенно исчезал из вида. Действительно, бриг «Фани оф Лондон» под английским флагом, который наблюдали с «Анны-Маргариты», по приказу Британского адмиралтейства переделали из купеческого судна, зачислили в королевский флот и наделили функциями конвойного корабля. Сейчас он сопровождал последний в этом году караван английских купеческих судов с товарами из России. Капитаны не хотели излишне рисковать, подвергая себя опасности встречи с французскими крейсерами.

Кроме конвоирования, капитан брига Стивенсон получил задание доставить в Англию шестнадцать молодых русских офицеров, за соответствующую плату, конечно. И так уже получилось, что на меридиане Ревеля пересеклись курсы не только двух кораблей, но и пути будущих российских мореходов. На «Фани оф Лондон», по повелению Екатерины II, отправлялись набираться опыта флота Его Величества короля Англии одни из лучших офицеров — капитан-лейтенант Семен Великой и Михаил Поликути, лейтенанты: Павел Карташев, Яков Беринг, Юрий Лисянский, Иван Крузенштерн…

Есть что-то романтическое в судьбах моряков, где-то в просторах морей и океанов неведомо для них самих незримыми нитями вдруг переплетаются их судьбы… А потом, через много лет они, быть может, случайно узнают об этом, а возможно, это останется для них и безвестным навсегда…

Спустя три дня, у стокгольмских шхер, на борт русских судов поднялись шведские лоцманы. Со спущенными парусами, под буксирами гребных баркасов их медленно проводили извилистыми фарватерами в гавань шведской столицы. Издали в вечерней дымке Стокгольм напоминал Ревель. Та же черепица на крышах, замки на островах и в городе, островерхие кирхи, оттуда монотонно доносятся глухие раскаты колоколов…

После недельной стоянки «Меркурий» отправился в обратный путь, а его спутника, транспорт «Анну-Маргариту», в этот день подвели к освободившемуся причалу, и экипаж начал разгружать привезенный скарб посланника. Теперь Креницын остался «старшим на рейде» и подчинялся лишь посланнику. Что делает командир, впервые посетивший любой порт? Конечно, его тянет на берег, не только потому, что он соскучился по обычным земным благам. Моряк жаждет открыть для себя небольшую толику новой жизни, увидеть в натуре обычаи и нравы незнакомого народа, заглянуть в другой мир. В этом одна из Прелестей морской службы. Из-за этого, быть может кратковременного, упоения неизведанным миром моряки тянут свою нелегкую, а подчас и смертельно опасную лямку.

На следующий вечер командир отпустил на берег мичманов.

— Прогуляйтесь, но, чур, в кабаках не засиживаться. Ночевали оба мичмана на транспорте. Вечером, как обычно, засиделись за ужином, тем более что принесли с берега и рейнского, и бордо. Обменивались первыми впечатлениями, худого видели мало, народ живет в достатке, всюду порядок. Головнину пригодилось знание английского.

— В таверне сидели рядом моряки с английской шхуны, — рассказывал он, — летом плавали в Тунис. Сказывают, во Франции моряки до сей поры сторону казненного короля держат.

— Оно так, — согласился Креницын, — моряки порядок уважают, а у них, вишь ты, неразбериха в народе нынче. Кто за какую-нито республику, а другие за монарха. — Креницын переглянулся с Головниным, — ты-то ведаешь о сем, Василий Михайлович, прошлым годом мы с тобой касались сего предмета.

Командир вспомнил о вояже с графом д'Артуа. В то время много велось разговоров о службе во Франции, междоусобице среди французов. Пока что борьба шла с переменным успехом, но, похоже, новая власть в Париже обретала уверенность. Одним из поводов к этому послужили события, происходившие в эти недели на главной базе военного флота в Тулоне, на юге Франции.

Лет пять назад до описываемых событий к русскому послу в Париже, Ивану Симолину, тайно явилась депутация с острова Корсика. «Добрые граждане», корсиканские дворяне, пользуясь смутой в Париже, просили принять Корсику под протекторат России. Русские корабли, а иногда и эскадры, постоянно гостили совсем рядом, в Ливорно. На Корсике частенько бывали русские эмиссары, вербовали волонтеров в русские корсарские отряды.

Так вот, корсиканцы искали покровительства у российской державы, «которыя бы великодушно поддержала несчастный народ, имеющий впоследствии воздать ему за то очень важными услугами». В своей петиций корсиканцы просили взять их под «протекцию и полагают, что таким государством всего удобнее могла бы быть Россия».

Русский посол заколебался. После событий на площади у Бастилии у него сложились неплохие отношения с новыми правителями, он близко сошелся с одним из них, Оноре Мирабо. Пожалуй, придется отказать этим пылким корсиканцам, чтобы не ссориться с французами. В то же время Симолин понимал, что второго такого случая может и не быть, а иметь России подопечную территорию в Средиземном море совсем нелишне. Посол принял петицию и отослал ее в Петербург. Но ответа так и не дождался…

А в это самое время, в Триесте, на русские деньги, майор русской армии, участник Чесменского сражения Ламбро Качони вооружил в Триесте фрегат «Минерва Северная». Захватив у турок шесть судов, он создал флотилию и успешно вклинился в коммуникации Порты и даже овладел крепостью на острове Кастель-Россо.

Другая флотилия, под командой мальтийца Лоренцо Гильчельно, принятого на русскую службу в чине капитана 2 ранга, совершала набеги в Архипелаге и у Дарданелл. Корсарский фрегат «Лабондани», с русским командиром лейтенантом Сергеем Телесницким, смело вступил в бой с 14 турецкими кораблями. Спустя три часа турки оставили поле боя ни с чем.

Конечно, если бы в ту пору на Средиземном море появилась, как было задумано, эскадра адмирала Грейга, туркам пришлось бы несладко, да и просьба корсиканцев, быть может, не осталась без внимания…

Опять же в ту пору в Италию послали генерал-поручика Ивана Заборовского с агентами. Им предписывалось исподволь готовить возмущение против Турции среди славян и греков, вербовать на русскую службу волонтеров в корсарский отряд.

Рядом с Италией, на Корсике, к Заборовскому явился небольшого роста, невзрачный на вид поручик французской армии и подал прошение с просьбой зачислить на русскую службу.

— Должен предупредить вас, — пояснил Заборовский, прочитав прошение, — что повелением императрицы в сухопутные войска мы принимаем на службу офицеров чином ниже имеемого.

Посетитель, раздумывая, недовольно сжал тонкие губы.

— В таком случае я отказываюсь, — и тут же взял обратно прошение у генерала.

Того поручика-корсиканца звали Наполеон Бонапарт. Почему он вдруг запросился на русскую службу? Россия неплохо оплачивала волонтеров, а положение у поручика было не из блестящих.

После смерти отца он взял на себя заботы о многочисленной семье и едва сводит концы с концами…

Но вот на французской сцене совершенно изменились декорации. Вместо дворца Бурбонов из-за кулис появилось здание Конвента. Недолго думая, молодой офицер перешел на сторону «каналий», он так называл повстанцев, казнивших Людовика XVI, и признался, что они есть «самая гнусная чернь». Наполеон забирает с Корсики мать и семерых братьев и сестер и привозит их сначала в Тулон, а потом устраивает в Марселе.

Именно на юге летом 1793 года взяли верх роялисты, сторонники казненного короля. Они без труда овладели Тулоном и призвали на помощь английскую эскадру адмирала Худа. Вскоре в Тулон привел свой линейный корабль «Агамемнон» капитан Горацио Нельсон. Тем временем Худ провозгласил королем Франции Людовика XVIII, старшего брата казненного короля.