Дикая Флетчер - Кэти А. Такер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я поднимаю взгляд и успеваю заметить, что глаза Билли изучают мою коллекцию кружевных трусиков.
Он быстро отводит взгляд.
– О, не беспокойтесь о Джоне. Наверное, что-то заползло ему в задницу. – Билли замолкает. – Что-то большое.
– Надеюсь, он предусмотрел его вес при взлете, – бормочу я, доставая свои кроссовки.
Сквозь прохладный ветерок доносится лающий смех Билли.
Глава 6
– На дороге будет неровно, – объявляет Джона со своего места передо мной, его глубокий голос в наушниках соперничает с ревом двигателя самолета.
– Хуже, чем то, что мы испытали до этого момента?
Потому что мой мозг трещит внутри головы от турбулентности, пережитой за последний час.
– Ты думала, это было худшее?
Он мрачно усмехается, когда мы прорезаем низко нависшее облако. Возможно, мы взлетели в голубое небо, но на этой стороне штата горизонт затянут толстым слоем серого.
Я плотнее прижимаю к телу свой вязаный свитер как для удобства, так и для защиты от холода. Каждая тряска звучит громыхающе и опасно, будто от корпуса самолета в любой момент могут оторваться металлические панели.
Джона, наверное, не был бы так весел, если бы узнал, что я достала из сумочки пакет и держу его открытым перед собой последние пятнадцать минут. То, что мне удалось так долго удерживать куриные тако, которые я съела в Сиэтле, – просто чудо, но сейчас они бурлят у меня в животе.
Нос самолета внезапно наклоняется. Я храбрюсь и дергаю ремень безопасности, чтобы убедиться, что он плотно зафиксирован. Затем сосредотачиваюсь на глубоком вдохе, надеясь, что это успокоит мои расшатанные нервы, а еще мои внутренности. О чем, черт возьми, думала Агнес, посылая Джону загнать меня в эту смертельную ловушку? Мне не терпится позвонить маме и сказать, что она была права, что меня не устраивает мотаться по горам, будучи упакованной в консервную банку словно сардина. Что ни один здравомыслящий человек не согласится на это, никогда.
Эти пилоты с Аляски просто сумасшедшие, раз избрали такой путь.
– Как долго еще? – спрашиваю я, стараясь сохранить ровный голос, пока самолет кренит то в одну, то в другую сторону.
– На десять минут меньше, чем когда ты спрашивала в последний раз, – бормочет Джона. Он связывается по рации с диспетчером и начинает рифмовать коды, говорить о видимости и узлах.
А я смотрю на спину его громоздкой фигуры, втиснутой в кресло пилота. Если ему и неудобно в этом крошечном фюзеляже, он не произнес ни слова жалобы. На самом деле он почти ничего не сказал мне за всю поездку. В основном «ага», «не-а» и короткие ответы, которые пресекали все мои попытки завязать светскую беседу. В конце концов я сдалась и сосредоточилась на истрепанных пепельно-русых прядях волос, завивающихся вокруг его бейсболки и над воротником куртки, а не на том, что прямо за тонкими металлическими стенами и стеклянными панелями находятся тысячи метров, куда мы можем упасть и разбиться насмерть.
Реальность, которая кажется все более очевидной с каждым внезапным и сильным рывком.
Самолет кренится вправо, вызывая мой панический вздох. Я зажмуриваюсь и продолжаю делать спокойные, ровные вдохи, надеясь, что это подавит бурлящую тошноту. «Я справлюсь… Я смогу сделать это… Это то же самое, что и полет на любом другом самолете. Мы не умрем. Джона знает, что делает».
– Это Бангор, впереди.
Я осмеливаюсь выглянуть в окно и посмотреть вниз, надеясь, что обещание того, что мои ноги скоро коснутся земли, поможет справиться с паникой. Пышная, зеленая, ровная земля простирается настолько далеко, насколько позволяет видеть пасмурное небо – огромное пространство, в основном не тронутое рукой человека. Оно усеяно ручьями и озерами всех форм и размеров и одной широкой рекой, змеящейся через него.
– Это и есть Бангор? – Я не могу скрыть удивления в голосе, изучая посевы низких, прямоугольных зданий, сгрудившихся вдоль берега реки.
– Ага. – Пауза. – А чего ты ожидала?
– Ничего. Просто… Я думала, он будет больше.
– Это самое большое поселение на Западной Аляске.
– Да, я знаю. Поэтому я думала, что здания будут, ну не знаю, больше. Выше.
В последние два дня у меня было мало времени, чтобы получше изучить место, куда я направляюсь. Все, что я знаю, это прочитанное мной в телефоне в ожидании самолета сегодня утром – что эта часть Аляски считается «тундрой» из-за своего плоского рельефа; что солнце почти не заходит в летние месяцы и почти не восходит во время долгой арктической зимы; и что большинство здешних городов и деревень имеют коренные аляскинские названия, которые я не смогу выговорить.
Джона фыркает, и я жалею, что высказала свои мысли вслух.
– Не похоже, что ты вообще много знаешь. Разве ты не здесь родилась?
– Да, но я же ничего не помню. Мне не было и двух лет, когда мы уехали.
– Ну, может быть, если бы ты потрудилась вернуться раньше, ты бы знала, чего ожидать.
В его тоне слышится обвинение. В чем, черт возьми, его проблема?
Мы попадаем в очаг турбулентности, и самолет начинает сильно трястись. Я упираюсь ладонью в ледяное окно, когда тошнотворное чувство снова начинает шевелиться, и ком глубоко внутри начинает подниматься. Мой желудок готовится вытолкнуть свое содержимое.
– О боже… это плохо, – стону я.
– Расслабься. Это ерунда.
– Нет, я имею в виду… – Мое тело покрывается испариной. – Я думаю, меня укачало.
Тихое ругательство доносится до моего уха.
– Держись. Мы будем на земле через пять минут.
– Я стараюсь, но…
– Ты не можешь блевать здесь.
– Ты думаешь, мне этого хочется? – огрызаюсь я, возясь со своим пакетом.
Из всех вещей, которых я боюсь, рвота стоит в одном ряду с самыми страшными.
И теперь я буду блевать, сидя позади этого придурка.
– Черт. У нас еще шесть свободных пилотов, но тебя пришлось взять мне, – бубнит про себя Джона.
Я закрываю глаза и прислоняюсь лицом к окну. Ледяное стекло немного помогает, даже при резких толчках.
– «Не волнуйся, Калла. Ничего страшного, Калла». Так сказал бы порядочный человек, – слабо бормочу
