Колумбийская балалайка - А. Логачев

Самолет опять ушел от базы. Дон Мигель повернулся к пилоту — тот выжидающе смотрел на хозяина. Мигель Испартеро ладонью с плотно сложенными пальцами изобразил плавное движение вниз.

Пилот кивнул. Садимся.

По лобовому стеклу наотмашь хлестнула низко повисшая ветка неизвестного дерева — с крупными лапчатыми листьями, со свечками бледно-желтых соцветий. Кадрами ускоренной киносъемки по лицам беглецов замелькали тени; джип ворвался в лес, распугивая лесных обитателей грохотом и вонью перегретого металла. Яркое небо решетчато загородили кроны деревьев. Все звуки остались позади, теперь только надрывный рокот мотора сопровождал беглецов, петлял среди толстых мшистых стволов и тряс ветви диких кустов вдоль дороги.

«Дорога» — это, конечно, сильно сказано, скорее уж — две извилистые колеи с редкими пучками травы между ними, сплошь колдобины, лужи и выбоины, болотистый лес с обеих сторон сжимает узкую стезю, тянет к ездокам корявые разлапистые ветви, сует под колеса неожиданно вылезшие из земли корни…

Протрясясь километр на максимально возможной для такой дороги скорости, Михаил резко съехал на обочину, заглушил мотор и, сорвав с макушки зеленую кепку, несколько раз остервенело стегнул ею руль. Потом обернулся к соотечественникам, открыл рот… и ничего не сказал. Не смог. В его широко распахнутых светлых глазах по-прежнему плясали черти, лицо блестело от пота.

Тишина навалилась на них, как гигантское пуховое одеяло. Аж в ушах зазвенело.

Пассажиры на заднем сиденье заворочались, выбираясь из кучи-малы. Борисыч опустил автомат между ног и с силой потер ладонью лоб.

— Неужели ушли? — неизвестно у кого поинтересовался Алексей, обернувшись назад.

Вова с вытаращенными глазами на зеленом лице перегнулся через борт и издал характерный звук. Но опорожнить желудок не получилось, потому как было нечем.

— Щас тебе — «ушли», — прохрипел Михаил, снова водрузил кепку на голову и зло отхаркнул за борт джипа. — Вот же хрень какая! Что у них, одна-единственная тачка в гараже, что ли?

— Там самолет был, самолет, вы видели? — подала голос Люба. Голос у нее был тихим и бесцветным.

— Верно, жужжало что-то такое в небе, — согласился Алексей. Никого за кормой не углядел и снова повернулся вперед.

Вова попытался вторично, едва не выворачиваясь наизнанку, но опять безрезультатно. Тогда он измученно откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

— Растрясло, болезного, — вздохнул Борисыч. Непонятно было, серьезно он говорит или издевается.

— Да, пожрать бы не мешало, — согласился Алексей, подобрал с пола магазин, вставил в автомат. Передернул затвор. — Ну, партизаны, ваши предложения? — Клацанье затвора получилось неприятно громким. — Все живы? Никого не зацепило? Тань, ты чего там? Вылезай. Кино закончилось.

Из-под сиденья выбралась Татьяна, сердито ткнула в бок Вовика, сгоняя с места, обалдело фыркнула и огляделась.

— До сих пор перед глазами все прыгает… — Глупо хихикнула: — Ниче денек выдался, а?..

Вовик нехотя подвинулся, не поднимая век, вжался в угол. И вдруг оглушительно икнул. Прижал ладонь ко рту.

— Неплохо водишь, — похвалил водителя Борисыч. — В «Формуле один» участвовал?

— Участвовал, — криво усмехнулся Михаил. — Лет десять назад. Под Зеленогорском. С кавказцами в догонялки играли. Я на «чероки», а они на двух «лэндроверах», с «калашами» и «мухами». Беспредел, в общем, полный… — Он перегнулся через спинку и требовательно протянул к Вове руку: — Эй, ботаник, как там тебя… Вован, курево давай сюда. — Черти в его глазах выстроились боевым порядком.

— Чего давай? — Вова с трудом разлепил глаза. И еще раз икнул.

— Сигареты гони, чего-чего! — повысил голос Михаил и нетерпеливо пошевелил толстыми пальцами.

Володя безропотно протянул мятую пачку «Кэмела» и зажигалку. Михаил нехорошо посмотрел в глаза Вове (Вова отвел взгляд), буркнул: «Вояка, твою маму…», прикурил, нервно выпустил длинную струю дыма, запрокинув голову к небу, перекинул сигарету в уголок рта. Протянул пачку сначала Борисычу, потом и остальным. Черти в его глазах устроились на кратковременный привал.

От сигарет все молча отказались. Михаил бросил пачку с зажигалкой на приборный щиток и побарабанил пальцами по рулю. Спокойствие его оказалось напускным: пальцы сильно дрожали.

— Ребят, — Вова помассировал виски, — ну пожалуйста, ну объясните наконец, какого хрена тут… ик…

— Отходняк, — глядя на него, как нарколог на бомжа, констатировала Люба. — Или это на нервной почве? — И неожиданно задрожала всем телом, уткнулась лицом в Лехин бок. — Что ж это делается, а, ребята?..

Внешняя безмятежность ничего не значащего трепа была нарушена. У Татьяны затряслись губы, она испуганно прикрыла их тыльной стороной руки; на глазах выступили слезы.

— Так, ладно! — жестко сказал Миша, не давая панике распространиться и на него. Завел мотор, выжал сцепление и со скрежетом врубил первую передачу. — Двинулись дальше, по ходу дела кумекать будем. Леха, паси тылы.

Джип вырулил на середину тропы и рванул вперед. Пассажиров вдавило в спинки. Миша переключился на вторую, затем на третью скорость. Ветер засвистел в расколотом лобовом стекле. Позади не переставая икал Володя. Алексей развернулся по ходу движения и замер в позе Анки-пулеметчицы, положив цевье автомата на черную бугристую резину запаски, привешенной снаружи к заднему борту джипа. Деревья и кусты по сторонам дороги опять слились в сплошную коричнево-зеленую маскировочную сетку.

— Хреново будет, если дорога тут только одна… — Борисыч деловито поднял свой автомат, зачем-то выщелкнул рожок, посмотрел на верхний патрон и вставил магазин обратно. Глубоко вздохнул, потер левую сторону груди. — Вот черт, а здоровьишко-то уже не то. Сердечко-то бастует…

Он отыскал на полу сорванную ветром кепку, смял и сунул в карман.

— Пока фора у нас есть, — не очень уверенно ответил Михаил, выплюнув окурок. — А джип, бляха-муха, — тачка реальная, верняк. На грузовике так быстро не нагонят.

— Ага. Выедем к морю, и там, на бережку, нас тепленькими и возьмут. Еще вертолеты поднимут… Самолет, опять же. — Ветер трепал его седые редкие волосы. Прочие пассажиры молчали. — В грузовике нас везли где-то минут сорок, да?

— Типа того, — кивнул Михаил. — Так что берег километров через десять нарисуется… Есть идеи?

— Пока нема, звиняйте, хлопци, — сказал Борисыч. — Алексей… Леха, блин, да оставь ты свою берданку в покое! Противника в пределах прямой видимости нет. Посмотри лучше, что у нас там в багажнике интересного имеется.

Морячок нехотя передал автомат Татьяне и перегнулся через спинку.

Задний борт не вплотную примыкал к сиденьям — между ними имелся зазор сантиметров в сорок, образующий нечто сродни ящику. Алексей откинул свернутую в рулон маскировочную сетку и принялся перечислять:

— Так. Домкрат — одна штука… автомобильный фонарь… электронасос… лопата типа туристической… бухта металлического тро… Ах ты, ё!..

Левым передним колесом джип провалился в глубокую лужу, коварно замаскированную пленкой ряски, и седоков кинуло вперед. Алексей спиной влепился в водительское кресло, скрежетнул зубами. Мотор взвыл на повышенных оборотах, в сторону полетели комья грязи. Качнувшись на рессорах, машина с трудом выбралась на ровный участок.

— Шумахер хренов, — проворчал моряк. — Борисыч, больше ни фига там нет. Ни гранатометов, ни ракетных установок.

— С дороги надо уходить, пока совсем не увязли, вот что, — сказал старик. — Огородами. Все, что под рукой, с собой берем, машину бросаем, и — в лес. Тут такие джунгли, что год можно искать. — Он открыл «бардачок» и выгреб на колени его содержимое: драную промасленную ветошь, несколько грязных гаечных ключей, отвертку…

— А также год можно плутать, — сказала сзади Люба.

— Во-во, — добавила Татьяна. — А я, между прочим, в сандаликах нашей очаровательной Любаши, и они мне, между прочим, велики.

— Тридцать седьмой ношу, между прочим, — не замедлила с ответом сидящая рядом Любаша. — А ты что, в «Детском мире» обувку покупаешь?

— Ну-ка цыц! — повернулся к ним Леша. — Девочки, не ссорьтесь. Люба права, в лес нам соваться нельзя. Карты нет, колумбийских джунглей никто не знает… Ведь никто не знает?

Никто не знал.

Борисыч включил найденный в «бардачке» цилиндрический карманный фонарик. Фонарик работал. Старик хозяйственно сунул его в левый карман рубашки — правый уже оттопыривали перекочевавшие к Борисычу гаечные ключи и отвертка. Потом снова запустил руку во внутренности «бардачка». Как акуле в пасть.

— Ох, е-мое… — Вова наконец перестал икать и теперь озирался по сторонам, будто лишь сейчас понял, что едет не по Большой Тверской. — Мужики, так это что, действительно Колумбия? — В голосе сквозило такое страдание, что казалось, он вот-вот заплачет.