Нездешний - Дэвид Геммел

Пулис почувствовал страшную опасность, исходящую от серебряного воина, — она грозила не одному Пулису, но всему его ордену, отныне и во веки веков. Впрочем, это чувство было очень туманным и вряд ли могло называться прозрением. Но что-то все же открылось ему... что же? Пулис лихорадочно рылся в памяти.

Вот оно! Руническая цифра, вспыхнувшая огнем в небесах.

Но что она обозначала? Дни? Месяцы? Века?

— Тридцать, — сказал он вслух.

— Тридцать? — недоуменно повторил офицер. И Пулиса проняло холодом, точно демон прошел по его могиле.

Рассвет застал Нездешнего в одиночестве. Он открыл глаза и зевнул. Это его удивило — он не помнил, как уснул. Но обещание, данное Ориену, помнил. Он потряс головой и огляделся: старик исчез.

Нездешний поскреб щетину на подбородке.

Доспехи Ориена. Экая чушь!

— Эта затея тебя доконает, — прошептал он. Потом старательно наточил нож и побрился. Кожу саднило, но утренний ветерок приятно холодил ее.

Дардалион вылез из балки и сел рядом. Нездешний молча кивнул ему. Священник казался усталым, глаза у него ввалились; на взгляд Нездешнего, он похудел, и в нем произошла какая-то перемена.

— Старик умер, — сказал Дардалион. — Напрасно ты не поговорил с ним.

— Я поговорил.

— Я хотел сказать — по-настоящему. Те несколько слов у костра ничего не значат. Знаешь, кем он был?

— Знаю. Это Ориен.

На лице Дардалиона отразилось почти комическое удивление.

— Ты что, узнал его?

— Нет. Он приходил ко мне ночью.

— Значит, его власть очень велика. Ведь он умер прямо там, у костра. Сначала он долго рассказывал о себе, потом лег и уснул. Я сидел с ним рядом, и он умер во сне.

— Ты ошибся, вот и все.

— Навряд ли. О чем вы говорили?

— Он попросил меня достать для него одну вещь, и я пообещал, что достану.

— Какую вещь?

— Не твое дело, священник.

— Поздно отталкивать меня, воин. Когда ты спас меня, ты открыл мне свою душу. Когда твоя кровь влилась мне в горло, я познал всю твою жизнь и всю твою суть. Я гляжусь в зеркало и вижу тебя.

— Ты глядишься в кривое зеркало.

— Расскажи мне о Дакейрасе.

— Дакейрас умер. Ты верно сказал, священник: я спас тебе жизнь. Дважды спас. Так не нарушай моего права на уединение.

— Чтобы ты опять стал таким, как был? Ну нет. Посмотри на себя. Половина твоей жизни пропала зря. Ты пережил большое горе — и оно сломило тебя. Ты хотел умереть, но вместо этого убил только часть себя. Бедный Дакейрас скончался двадцать лет назад — а Нездешний разгуливает по свету, убивая ради золота, которое и потратить-то не может. Сколько душ отправлено в Пустоту — а для чего? Чтобы унять боль от незаживающей раны.

— Как ты смеешь читать мне проповедь? Ты говорил о зеркалах — так взгляни на себя, каким ты стал, убив двоих человек.

— Шестерых — и еще больше убью. Потому-то я так хорошо тебя и понимаю. Быть может, я заблуждаюсь — но, представ перед моим богом, я скажу ему, что делал то, что считал правильным: защищал слабых от сил зла. И этому научил меня ты. Не тот Нездешний, что убивает за деньги, а Дакейрас, спасший священника.

— Я не хочу больше говорить с тобой. — Нездешний отвернулся.

— Ориен знал, что ты убил его сына?

— Знал, — свирепо бросил Нездешний. — Это был самый гнусный мой поступок, священник, — но я рассчитаюсь за него сполна, Ориен об этом позаботился. Знаешь, я всегда думал, что сильнее ненависти нет ничего на свете, — но прошлой ночью узнал, что есть кое-что пострашнее. Он простил меня... и это уязвило меня больнее, чем каленое железо. Понимаешь?

— Кажется, понимаю.

— Я умру за него и этим покрою свой долг. — Смертью ничего не покроешь. О чем он тебя просил?

— Добыть доспехи.

— Те, что спрятаны на Рабоасе, Священном Великане.

— Это он тебе сказал?

— Да. И добавил, что человек по имени Каэм тоже охотится за ними.

— Каэм охотится за мной. Но для него же будет лучше, если он меня не догонит.

Сны Каэма были беспокойны. Он поселился в красивом доме у пурдолской гавани. Часовые были выставлены по всему саду, двое самых доверенных воинов несли караул у дверей. Окно было забрано решеткой, и в маленькой комнате стояла невыносимая духота.

Каэм проснулся и сел, нашаривая клинок. Дверь открылась, вбежал Дальнор с мечом руке.

— Что случилось, мой господин?

— Ничего, просто сон. Я что, кричал?

— Да, мой господин. Остаться с вами?

— Нет. — Каэм взял со стула полотняное полотенце и вытер лицо и голову. — Будь ты проклят, Нездешний, — прошептал он.

— Простите?

— Ничего. Оставь меня.

Каэм слез с кровати и подошел к окну. Он был тощ, совершенно без волос, и сморщенная кожа придавала ему вид черепахи без панциря. У многих его вид мог бы вызвать смех. Между тем этот человек был величайшим стратегом своего времени и прозывался Князем Войны. Солдаты уважали его, хотя обожание приберегали для других, более пылких военачальников. Но он вполне довольствовался уважением — сильные чувства смущали его и казались чем-то глупым и ребяческим. От своих офицеров он требовал повиновения, от солдат — отваги.

Теперь его собственное мужество подверглось испытанию. Нездешний убил его сына, и Каэм поклялся покарать его смертью. Но Нездешний — искусный охотник, и Каэм знал, что однажды ночью может опять проснуться с ножом у горла.

Хуже того — он может не проснуться вовсе. Братство разыскивает убийцу, но первые донесения бодрости не внушают. Один следопыт уже погиб, и среди братьев ходят толки о воинственном священнике-мистике, сопровождающем убийцу.

Каэм при всем своем таланте стратега был человеком осторожным. Пока Нездешний жив, он несет в себе угрозу планам Каэма. А планы эти грандиозны: одержав полную победу, Каэм станет правителем земель, превышающих величиной Вагрию. Лентрия, Дренай и сатулийские владения на севере — шестнадцать портов, двенадцать крупных городов и торговые пути, по которым с востока везут специи.

Начнется междоусобная война, и Каэм двинет свою силу против хиреющего коварства императора. Он прошел к бронзовому зеркалу на дальней стене и посмотрелся в него. Корона будет не к месту на этом голом черепе, но ее можно надевать не так уж часто.

Немного успокоившись, он вернулся в постель и уснул.

Очнулся он на какой-то темной горе, под чужими звездами, ошеломленный и растерянный. Перед ним стоял старик в изношенных бурых лохмотьях. Не открывая глаз, старец сказал:

— Добро пожаловать, воевода. Ты ищешь доспехи?

— Доспехи? Какие доспехи?

— Бронзовые доспехи. Доспехи Ориона.

— Он спрятал их — и никто не знает где.