Море – мой брат. Одинокий странник (сборник) - Джек Керуак

– Мне есть дело.

Уэсли пытался высвободиться из ее хватки.

– Слишком поздно! – проворчал он. – Отпусти меня!

– Еще не поздно, – настаивала она. – Мы опять можем вернуть все как было…

Уэсли разгневанно затряс головой, словно освобождаясь от смятения.

– Не можем! Не можем! – лепетал он. – Я знаю!

– Можем! – шипела Эдна.

– Нет! – снова воскликнул он. – Я больше не такой, как раньше… Я изменился!

– Мне не важно!

Уэсли по-прежнему тряс головой.

– Пожалуйста, Уэс, давай уйдем, – кричала Эдна, и ее голос прерывался глубокими рыданиями.

– Не можем! – повторил он.

– Ты сейчас слишком пьян, ты не понимаешь, что делаешь, – причитала Эдна. – Пожалуйста, пожалуйста, уйдем…

По всей улице пооткрывались окна, люди насмехались. Когда из-за угла вывернула патрульная машина, кто-то крикнул:

– В тюрьму бродяг! – и все соседи поддержали крик, когда машина остановилась внизу.

Глава шестая

Когда Эверхарт проснулся на следующее утро, первым делом он отметил странную песню, которую распевали где-то сверху. Затем он открыл глаза и увидел белые стальные листы подволока. Точно!.. Пароход «Вестминстер», он поступил на судно. Но что за песня?

Эверхарт спрыгнул с койки в одних трусах и высунул голову в иллюминатор. Был жаркий туманный день, солнце устремило мерцающие лучи вниз, на сладкозвучные волны исходящей па́ром гавани.

Билл вгляделся вверх, но не увидел ничего, кроме махины борта и днища спасательной шлюпки. Неизвестный певец по-прежнему голосил, возможно, палубой выше – дальневосточный мотив, показалось Биллу, хотя определенно не китайский.

Билл сунул голову внутрь и застонал: голова опухла от чрезмерной выпивки и слишком долгих споров с Мидом накануне. Он повернулся к Итингтону, который читал воскресные комиксы, лежа на койке.

– У тебя нет похмелья? – в слабой надежде спросил Билл.

– Не-а.

– Кто, черт возьми, поет этажом выше? У меня мороз по коже…

– Над нами, – поправил Итингтон.

– Ну так кто это?

Итингтон отложил газету.

– Третий кок.

– У тебя что, не болит голова? Ты же был с нами вчера! – настаивал Билл.

– Не-а.

– Откуда этот третий кок? Кореец? Бирманец?

– Он моро, – поправил Итингтон. – Когда бесится, мечет ножи. Из племен моро.

– Мечет ножи? Да ладно!

– Ты погоди, – заметил молодой моряк. – Он моро с Филиппин. Они ходят, зажав ножи в зубах.

На этом он вернулся к воскресному комиксу.

Билл неторопливо оделся. Снова подошел к иллюминатору и посмотрел, как чайки пикируют над причалом. Вода под причалами тихо плескалась в прохладные замшелые сваи. Где-то на судне, в глубине его сводов приглушенно гудел огромный двигатель на холостом ходу.

Билл спустился по прохладному трапу, резко пахнущему свежей краской, и взобрался на полуют. Несколько матросов в тени спокойно читали воскресные газеты. На палубе валялись газетные полосы, огромные бухты пеньки, подушки, покинутые складные стулья, банки краски и две-три пустые бутылки. Никого из матросов Билл не знал.

Он прошел по палубе, любуясь размахом конструкции палубных надстроек, уходящих к носу деревянной громадой. На носу он посмотрел вдоль борта на маслянистые волны далеко внизу. Прямо под ним висел гигантский якорь на массивном цепном канате, выходящем из клюза на левом борту. Моряки, с улыбкой подумал Билл, имеют обыкновение называть эту стальную громадину «крючок».

Он направился к корме и взглянул на мостик: в серой переборке рубки, откуда капитан будет руководить переходом в Гренландию, виднелись щели. Там Уэсли как опытный матрос будет нести службу у руля и компаса. Боже! Если бы Эверхарт мог заниматься этим, а не прислуживать голодным матросам и мыть за ними тарелки! Он приступал к своим обязанностям в понедельник – завтра – и надеялся, что работа окажется довольно приятной.

«Кстати, о Уэсли, – думал он. – Куда он, к дьяволу, вчера запропастился? Должно быть, он в кубрике или ест на камбузе…»

Билл спустился на камбуз. Туда набились всякие незнакомые люди, моряки ели и громко разговаривали. Где Уэсли? Или Ник Мид? Ни одного знакомого лица…

Билл спустился дальше по узкому трапу. Он нашел усталого и сердитого Ника Мида в маленькой старшинской кают-компании за чашкой кофе.

– Мид! – с облегчением поздоровался Эверхарт.

– Да, – пробормотал Ник, эту невнятную реплику выдав за приветствие. Он поднялся и наполнил чашку из алюминиевого кофейника.

– Как себя чувствуешь? – усмехнулся Билл.

Ник презрительно скривился:

– Я похож на счастливого человека?

– Мне и самому паршиво… Боже, тяжело маяться похмельем в такой жаркий день! – засмеялся Билл, садясь рядом с Ником. – Какова ночка была, а?

Ник промолчал, он угрюмо пил кофе.

– Ты видел Уэсли? – нервно спросил Билл.

Ник покачал головой.

– Интересно, где он? – вслух забеспокоился Билл. – Ты заметил, как он вчера ушел?

Ник снова покачал головой. Он допил кофе и поднялся.

– Куда ты теперь? – растерянно спросил Билл.

– В койку, – пробормотал Ник и ушел.

Билл усмехнулся и сходил налить себе кофе в чистую чашку. Что ж! Придется доказать, что он полноценный коммунист, если охота вывести из себя Ника Мида… тот, казалось, был совершенно не расположен к мистеру Эверхарту. Да что такое, черт возьми, с этим парнем? На рассвете, по дороге обратно на судно, после того как они засиделись, выпивая, в комнате мистера Мартина над баром, Ник не сказал ни слова. Они шли мимо причалов, где пламя горячего красного утра играло на мачтах рыбацких смэков и танцевало на голубой ряби под доками, обросшими ракушками, и оба не сказали ни слова. Они расстались у сходен, и Билл попытался пожелать Нику доброго утра, но тот лишь быстро ускользнул, полусонный и весьма раздраженный. Возможно, таково его типичное поведение после пьянки, но также возможно, что он не признал Эверхарта достаточно левым. Если этот глупец думает так, пускай хоть в стакане утопится! Впрочем, не исключено, что Билл преждевременно делает выводы…

Пока все было довольно приятно, но в целом Билл поостыл ко всему этому предприятию. Судно кишело чужими недружелюбными лицами – но Уэсли не было. Где он? Ей-богу, если Уэсли вырубился где-то, пьяный, и не собирался возвращаться на борт… ей-богу, он не выйдет на «Вестминстере». Умудрится как-нибудь вернуться в Нью-Йорк и снова найти работу… Святые небеса, что за дурость!

Эверхарт оставил кофе нетронутым и пошел дальше.

– Где кубрик Мартина? – спросил он матроса на узком трапе.

– Мартин? Он кто? – спросил матрос.

– Матрос.

– Матрос? Их кубрик прямо.

– Спасибо.

В кубрике высокий кудрявый мужчина, растянувшийся с сигаретой на койке, Уэсли не знал.

– Когда отчаливаем? – спросил Билл.

Моряк одарил его подозрительным взглядом:

– Не в ближайшие дни… мож, в среду.

Эверхарт поблагодарил его и вышел. Он был одинок и покинут, как маленький ребенок…

Он вернулся в свой кубрик и упал на койку, мучимый сомнениями. Что он за человек?.. он что, не может встретиться лицом к лицу с реальностью – или как профессор он способен лишь ее обсуждать?

Реальность… слово в книгах по литературной критике. Да что с ним такое!

Он проснулся – он немного поспал. Нет! За иллюминатором было темно, горел свет… он проспал несколько часов, много часов. В желудке чрезвычайная пустота, которая обычно бывала голодом, но сейчас казалась лишь напряжением. Да, и ему снился сон – будто его отец был капитаном «Вестминстера». Смехотворно! Сны так нелогичны, в них серый безымянный ужас… но в то же время они так навязчивы и прекрасны. Захотелось очутиться дома, поговорить с отцом и рассказать ему об этом сне.

Тяжелая волна одиночества и утраты обрушилась на него. Что это было? Утрата, серьезная утрата… ну конечно, Уэсли не вернулся на борт, Уэсли ушел, оставив Билла одного в мире, куда сам же его и привел. Глупец! Неужели у него нет чувств, неужели он не осознает… ну, Эверхарт, чего же он не осознает?

Билл пробормотал:

– Какой же я глупый ребенок. Разума и силы воли не больше, чем у Сонни…

– Снова разговариваешь сам с собой? – спросил Итингтон с оттенком сарказма.

Билл спрыгнул с койки, твердо говоря:

– Да. Это привычка.

– Да? – усмехнулся Итингтон. – Он разговаривает сам с собой – он безумец!

Кто-то тихо засмеялся.

Билл обернулся и на нижней койке под Итингтоном увидел новенького. Тот был высоким худощавым блондином.

– Не зли меня, Итингтон, – огрызнулся Билл, стоя у раковины.

– Не зли меня! – с проказливой улыбкой передразнил Итингтон. – Ты глянь… я же говорил, что он профессор.

Биллу захотелось кинуть чем-нибудь в паренька, но в итоге он убедил себя, что это всего лишь шутка. Новичок нервно хихикнул… очевидно, хотел сохранить хорошие отношения с обоими. Итингтон таков, что его язвительной сущности нужен сообщник, размышлял Билл.