Рейдер времени (ЛП) - Эдмонд Мур Гамильтон

начал понимать цель этих поединков. Очевидно, предварительные дуэли, подобные тем, в которых я ранее принимал участие, служили для отсева самых отважных бойцов. Тех, кто уцелел в первых битвах, впоследствии стравливали друг с другом, а победителей признавали достойными вступить в ряды стражников. Но откуда брались все эти оборванные бойцы?

Поединки продолжались. В одной схватке всегда принимало участие по восемь человек, и я видел, что наше число очень быстро сокращается. Ни Денхэма, ни меня еще не вызывали драться, тем не менее мое сердце отчаянно колотилось, ибо каждый раз я ожидал, что окажусь среди следующих восьми бойцов. Из центра площадки долетал звон клинков. Группа за группой узники покидали нас — либо чтобы вернуться и надеть доспехи стражников, либо чтобы рабы утащили их, мертвых или умирающих, прочь с площадки. Канлары на нижних балконах смеялись и болтали, в то время как на полу помещения потрепанные бойцы убивали один одного. Орава стражников наверху одобрительно вопила при каждом метком ударе. Сражение продолжалось до тех пор, пока, наконец, из нашего числа не осталось всего десять человек. И по роковой случайности я и Денхэм оказались в этой десятке.

Поединки на площадке закончились — один за одним. Стражники быстро освободили от оков восьмерых из нас и вытолкнули их на площадку. Я стоял словно громом пораженный. Ведь теми двумя, кто остался, были англичанин и я!

В центре помещения мелькали и звенели клинки, а я застыл в оцепенении, ошарашенный той ироничной ловушкой, в которую меня заманила судьба. Из всех людей в этом городе я должен был драться с единственным, кого знал и кто мне нравился. Казалось, прошло буквально несколько секунд, а четыре поединка на площадке уже закончились. Кандалы покинули мои запястья, и мы с Денхэмом нерешительно проследовали на середину зала. С балконов доносились аплодисменты и ободряющие крики: наш бой был последним, и народ жаждал захватывающего зрелища.

Стоя в самом центре огромного здания, я и Денхэм смотрели друг на друга. Схватившись одновременно за рукояти рапир, мы до половины извлекли их из ножен — а затем, подчиняясь общему порыву, загнали клинки обратно. Ничего не говоря, мой товарищ шагнул ко мне, обнял меня рукой за плечи и, запрокинув голову, одарил зрителей на балконах вызывающим взглядом.

Когда стало очевидно, что мы не намерены драться, поднялся яростный вой. Сверху на нас обрушился поток насмешек и проклятий, а мы знай себе стояли рука об руку, настолько беспечно, насколько это представлялось возможным.

С черной границы пола выбежало с полдюжины стражников. Они схватили нас и под бушевавший наверху шквал брани погнали прочь с площадки. Вместо того, чтобы вернуться с нами ко входу, стражники отвели нас к подножию спиральной лестницы и там замерли рядом с нами.

Злобные крики на балконах смокли, и странная тишина затопила циклопический зал. Зазвучала музыка — одиночные, волнующие ноты, напоминающие дробный перезвон колоколов. Свет начал стремительно гаснуть. Лампы накаливания на стенах тускнели, пока все бескрайнее помещение не погрузилось в призрачный сумрак.

Звенящая музыка стихла, и над всем этим великим храмом воцарилось полное безмолвие; со стороны канларов, стражников и рабов не доносилось ни звука. Затем одетый в черное старик, сидевший на небольшой выступающей галерее, поднялся и заговорил.

Его глубокий, сильный голос катился по огромному помещению, оказывая на всех потрясающее воздействие и походя разбивая сверхъестественную тишину. Старик что-то напевал: то ли молился, то ли произносил заклинание. Слова достигали моего слуха, но были такими густыми и невнятными, что я разобрал лишь немногие из них. Тем не менее они производили невероятно торжественное впечатление — темнота, многолюдные, безмолвные толпы наверху и глубокий голос, который, вещая, то взмывал ввысь, то обрушивался в бездну.

Голос грохотал в течение нескольких минут, а потом резко оборвался. Миновала еще одна полная минута странной тишины, после чего прозвучала оглушительная звенящая нота. Даже после того, как нота угасла, ее эхо продолжило биться у меня в ушах, словно призрачный перезвон крошечных эльфийских бубенцов. А когда все успокоилось, раздался сильный скрежет, и весь огромный металлический пол внезапно просел примерно на шесть футов. То, куда он опустился, походило на гигантскую шахту с гладкими стенами. Снова неприятно заскрежетав, диск скользнул вбок и скрылся в какой-то прорези, предназначенной специально для него. И теперь там, где раньше находился пол, зияла чудовищная круглая бездна с прямыми, ровными стенами — пропасть такой титанической глубины, что, заглянув в нее, я бес сил упал на колени, и меня внезапно затошнило.

Я скорчился у самого краю бездны на окаймлявшем ее кольце черного покрытия. От внутреннего края кольца каменные стены огромной шахты отвесно опускались на невообразимую глубину. Далеко-далеко внизу я вроде бы различал слабо мерцающие, перемигивающиеся огоньки. А еще я увидел, что винтовая лестница, которая от пола до потолка опоясывала внутренности огромного зала, продолжается ниже уровня пола, точно так же наматывая круги по стенкам круглой пропасти, по спирали опускаясь в неведомые глубины.

Я почувствовал, как Денхэм тянет меня прочь от шахты, на краю которой я замер. До меня лишь смутно доходило, что теперь все находящиеся внутри огромной постройки люди поют — выкрикивают то же самое заклинание, что и одетый в черное предводитель. Далеко вверху, то ли под самым потолком, то ли на крыше цилиндра, вспыхнул свет — пылающий пурпурный луч, чье сияние пробивалось сквозь тени и туманную дымку. Одно мгновение свет висел наверху, а потом повеяло легким ветерком — дуновение ледяного воздуха, — и вниз, прямо из-под крыши громадного помещения, подобно размытому грузилу, рухнул… Рейдер!

Он мчался вниз, пока не оказался на одном уровне со мной и не повис прямо в воздухе — без особых усилий воспарил над самым центром круглой бездны. Он плавал там, и его серая масса текла, менялась и перекручивалась. А внутри этой массы висели три маленьких сферы фиолетового света — устойчивые и немигающие. Многотысячная толпа на балконах издала благоговейный вздох.

Пение стало громче, яростнее, сквозь него пробилась еще одна звенящая нота. Вновь засвистел ветер, и три сферы Рейдера из пурпурных стали зелеными. Его плотная, но при этом подвижная масса превратилась в клубящееся облако серого пара, которое быстро вращалось вокруг центральных огней. Меня толкнуло новым порывом свирепого ветра, и внезапно Рейдер исчез.

Пение на балконах не смолкало, повторяясь снова и снова. Наверху я видел целое море белых лиц — все они были обращены к тому месту, где только что исчез Рейдер. Проходили минуты. Пение продолжалось — низкое, мощное, глубокое.