Не потерять человека - Георгий Александрович Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чаплицкий остановился рядом с Солоницыным:
– И все на чужие имена. Правильно я говорю, Никодим Парменыч, ничего не забыл?
Солоницын прикрыл глазки, пожал плечами: говори, мол, говори.
Не обращая на это внимания, Чаплицкий сказал не без гордости:
– Должен вам заметить, герр Берс, что этот лапоть, этот серый валенок подготовил мне лучших доносчиков и соглядатаев… – И снова обратился к купцу: – Все их рапорты вместе с вашими, Никодим Парменыч, записочками пока припрятаны.
– Это вы к чему, ваше высокоблагородие? – ершисто спросил Солоницын.
– Это я к тому, многоуважаемый господин Солоницын, что вы напрасно собрались дожидаться мира и благодати при большевичках. Вы солдат армии, из которой можно демобилизоваться, только померев. Уйдя в мир иной. Преставившись, так сказать. Все поняли?
Солоницын покорно склонил голову:
– Должон был понять. Што тут не понять. Значится, теперя прикажешь мне по ночам на улицах бегать да комиссаров стрелять? Али штаб ихний поджечь?
– Вот это я без вас управлюсь, – засмеялся Чаплицкий. – Ваша другая задача. Мы теперь будем жить у вас, пока вы нам другое жилье, поспокойней, не подыщете. Это раз. Во-вторых, срочно приготовьте мне – к завтрему – четыре тысячи рублей…
– В «моржовках» али в нынешних? – деловито спросил Солоницын.
– «Моржовками» и нынешними можете оклеить вот эту свою уютную гостиную. Я человек крепких взглядов – нужны золотые николаевские червонцы.
Солоницын покачал мясистым клювом:
– Стоко не соберу.
– Соберете, соберете, – успокоил его Чаплицкий. – И хочу вам напомнить в последний раз: вы мне ма-ахонький подчиненный и впредь никогда не смейте вступать со мной в пререкания. Иначе я вас застрелю – прямо вот здесь… под святыми образами.
Солоницын тяжело вздохнул:
– Господи, круты же вы, господин Чаплицкий! Сколько людей поубивали, а все вам неймется.
Чаплицкий похлопал его по плечу:
– Вы, Никодим Парменыч, убитых не жалейте, бабы новых нарожают… Бы-ыстро…
…В помещении штаба Шестой армии было тепло, накурено, душно – шло совещание, которое проводил командарм Самойло.
С докладом выступал председатель Губчека Болдырев – худой высокий человек с неровным чахоточным румянцем.
Он говорил взволнованно:
– Белогвардейские недобитки стали реальной угрозой общественному спокойствию и правопорядку. Они грабят и мордуют мирное население, нападают на заставы и патрули. Вчера ночью снова было зарезано двое патрульных. Никаких следов не обнаружено. Особенно настораживает, что бандиты, по всей вероятности, знали вчерашний ночной пароль, иначе патруль не допустил бы их к себе вплотную… Это очень тревожный факт. Есть, значит, утечка секретных сведений.
Командарм Самойло оторвался от бумаг:
– Что вы предлагаете?
Болдырев решительно рубанул рукой:
– Мы просим выделить для разовых операций ЧК регулярный полк!
– Что это даст?
– С такими силами мы сможем провести массовые облавы в трущобных районах порта и в Саломбале.
Самойло задумался – выделить целый полк было нелегко. Он еще не принял решения, когда открылась дверь и в штаб вошли Шестаков и Неустроев.
Самойло секунду смотрел на них с удивлением, потом вскочил им навстречу:
– Николай Павлович, дорогой!
Шестаков вытянулся по стойке смирно и четко доложил, держа руку под козырек:
– Товарищ командарм! Особоуполномоченный Всероссийского центрального исполнительного комитета для проведения Сибирской хлебной экспедиции военмор Шестаков прибыл в ваше оперативное подчинение!
И бросился в объятия Самойло.
Они долго радостно тискали друг друга, потом Шестаков представил своего спутника, который с улыбкой наблюдал встречу друзей:
– Познакомьтесь, Александр Александрович, начальник Сибирской экспедиции, замечательный мореплаватель, капитан дальнего плавания Неустроев Константин Петрович…
Пока они знакомились, Шестаков осмотрелся. И увидел сидевшего за столом начальника связи Щекутьева. Тот улыбался ему со своего места весело и приветливо.
С радостным удивлением Шестаков пожал ему руку, подмигнул – мол, потом поговорим.
Расстегнул объемистый портфель и достал из него большую плотную папку и красную коленкоровую коробочку с изображением ордена Красного Знамени.
Снова вытянулся по стойке смирно:
– Товарищ командарм! Всероссийский центральный исполнительный комитет поручил мне огласить приказ Реввоенсовета Республики и вручить вам орден Красного Знамени, которым вы награждены за разгром армии генерала Миллера и ликвидацию Северного фронта…
Самойло тоже встал смирно и внимательно выслушал приказ Реввоенсовета.
Шестаков торжественно вручил командарму грамоту ВЦИК и орден.
Самойло пожал ему руку, смущенно примерил орден.
– Этот орден для меня и честь, и радость. И утешение, – добавил он, улыбаясь.
– Утешение? – переспросил Шестаков.
– Да, утешение. Прошлой зимой во время голода жена обменяла все мои старые ордена на пуд ржаной муки и два пуда картошки…
Болдырев сказал проникновенно:
– Рабоче-крестьянская Россия наградит вас, Александр Александрович, благодарностью миллионов людей, чью свободу вы отстояли…
Самойло махнул рукой:
– Ну… зачем же так возвышенно… Давайте лучше за дело, товарищи! Прошу высказываться…
Пока выступал заместитель начальника штаба, прибывшие устраивались за столом. Шестаков уселся рядом с Самойло, Неустроев оказался на стуле около Болдырева.
Шестаков деловито спросил:
– В первую голову – как с углем?
– На складах Архангельского порта имеется около тысячи тонн, – отозвался Самойло.
Шестаков дождался, пока закончит заместитель начальника штаба, встал.
– Товарищи! – начал он. – Сегодня же должен быть издан приказ о переводе электростанции, всех городских кочегарок на дрова. Уголь – это вопрос всех вопросов на сегодняшний день. Необходимо реквизировать его у всех торговцев. Прошу подумать, какие имеются резервы для экономии и сбора угля?
Болдырев с места сказал:
– Незамедлительно объявить трудовую мобилизацию среди буржуазии, купцов и всех нетрудовых элементов. Всех бросить на заготовку топлива…
– Дельно, – одобрил Шестаков. – Надо продумать и другие меры…
Неустроев наклонился к Болдыреву и тихо спрашивал его о чем-то…
А Шестаков напористо излагал программу необходимых для обеспечения похода действий:
– В ближайшие дни надо провести партийную конференцию на судоремзаводе и механическом заводе Лида! Нужно обратиться с воззванием к трудовому населению Архангельска – разъяснить громадность стоящей перед нами задачи…
Щекутьев, внимательно слушая Шестакова, что-то торопливо помечал в своем блокноте.
– Центральный комитет партии, ВЦИК и Реввоенсовет Республики призывают губернскую партийную организацию, – звучал над ними голос Шестакова, – бросить на самые трудные участки экспедиции коммунистов, сознательных пролетариев, лучшую часть старого офицерства…
Вскоре совещание окончилось. В коридоре Шестаков и Щекутьев долго обнимались, радостно восклицали что-то, хлопали друг друга по плечам.
– Привел все-таки Бог свидеться, – довольно говорил Шестаков. – Ведь с шестнадцатого года нас с тобою где только не мотало…
– Меня-то не очень, – смеется Щекутьев. – Как в январе семнадцатого перевели на Север, так и трублю в Архангельске бессменно.
– Ты и тут по части радио командуешь?
– Начальник службы связи! – гордо сообщил Щекутьев.
К ним подошел Неустроев, и Шестаков представил ему Щекутьева:
– Знакомьтесь, Константин Петрович, – военмор Щекутьев Сергей Сергеевич, мой соратник
