Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе - Наталия Варбанец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особая роль в этом строительстве принадлежала современной Вальду другой фигуре — аббату калабрийского монастыря дель Фьоре Йоахиму (ум. в 1202 г.). Он дал теорию построения «царства мира», которая и была скрытой революционной программой следующих столетий, включая XVI в. Сам Йоахим исходил из краткости этого «царства» (начало его вычислив на 1260 г.) и из близкого затем конца света, но с традиционным хилиазмом его идея срослась почти сразу. Используя метод экзегезы, он разделил историю человечества по догмату о троице на три эпохи: ветхозаветную — бога-отца, выражавшего свою волю в материальной форме, эпоху женатых и рабского служения; новозаветную — бога-сына, когда истина открывалась в слове, знаке, символах, таинствах, которая была эпохой священства, церкви воплощенной (ecclesia carnalis) и послушания сыновнего; и на грядущую эпоху «духа святого» — церкви духовной (скрытой в Новом завете, а тем и в Ветхом, откуда название схемы — «Вечное Евангелие»), когда истина и воля божья откроются людям непосредственно, даже через ощущение. Последняя и будет «царством мира», эпохой монашества и свободы («дух святой» и есть «вольный дух», который «веет, где хочет»). Для третьей эпохи Йоахим выстроил социальную утопию — общества-церкви. Низшей ступенью в нем были женатые, трудящиеся на насущные общие нужды, живущие семьями, с некоторым имуществом, распределяемым общиной. Для прочих ступеней мистической иерархии, начиная с учителей, обучающих детей латинской грамоте и «Священному писанию», полагалось безбрачие, безымущественность, общежительство. На высших ступенях, включая наивысшего «отца духовного», были бездомные отшельники, пустынники. Власти вообще не мыслилось, науки тоже, таинства, обеты и пр., а значит церковь как институт отпадали (песнопения — для настроя к мистическому созерцанию — оставались). И надобности во всем этом не было, ибо управлял «дух святой», жизнь всего общества была подчинена познанию бога, восприятию его воли для сообщения ее — пророчествами, чудотворением и пр. — остальным из любви к людям. Преимущество в восприятии «божьей воли» Йоахим отдавал свободной от «буквы» душе (idiota dei, принятое Франциском Ассизским, который, конечно, грамотен был, даже на простенькой латыни писал). Отсюда пошла та бесписьменная (но по источникам отнюдь не бескнижная) культура, образцом которой была Жанна д’Арк, а также — множество визионеров, которых как возбудителей крестьянского движения тоже сжигали и ранее и после нее. Йоахим, сам крестьянский сын, и утопию создал по существу крестьянскую. Но в ту эпоху идея праведного строя определялась крестьянским идеалом. Не оспаривая предыдущего церковного развития (в том числе «Константинова дара»), Йоахим современный его этап признавал антихристовым и в ожидаемых гонениях на церковь последнего императора (тоже силы антихристовой) видел очистительную необходимость, но в конце второй эпохи ждал еще пресветлого главу церкви — с освобождением Иерусалима, обращением ко Христу большинства иноверных — иудеев, татар, сарацин. В догматические споры он не вдавался, еретиками для него были дуалисты. Действенность утопии Йоахима была в том, что пришествие третьей эпохи он не отлагал на одноактное свершение, считая, что она как бы прорастет и уже прорастает сквозь эпоху церкви воплощенной, знаменуя ее конец, по идее добровольный (в случае упорства Йоахим допускал насильственный). Теория его была известна прижизненно, осуждена как ересь посмертно. Сочинения его — среди них изобразительное «Древо жизни» — были как бы негласным фоном той мистически-просветительной письменности, которая бурно развивается с XIII в. Под его именем ходили пророчества, новые библейские толкования. Ибо воздействие йоахизма было огромным: дав систему, он вызвал нарастающую волну строительства «церкви духовной», различных ее звеньев, в разных направлениях, в сочетании с иными традициями. Сетка йоахимовой утопии могла бы дать ориентир в том несметном количестве еретических, околоеретических, полу- или почти ортодоксальных общин, братств, движений, коими пронизаны следующие столетия: амальрикане, францисканское, бегино-бегхардовское движение, Братство вольного духа, Братство общей жизни, Друзья божьи, лолларды, гуситы — самые известные примеры. Связь между ними мало прослежена, ибо и тогда была скрытой, смысл был в том, чтобы снизу «реформировать» — смыть или разом разрушить неправедную церковь, которая — с позиций общества-церкви — и была несправедливым социальным строем. Поэтому и революция имела (по определению Ф. Энгельса в работе «Крестьянская война в Германии») «характер реформации как единственно возможного популярного выражения общих стремлений», выход из этой схемы знаменовал конец Средних веков.
В высоком Средневековье до того обнаженного противостояния далеко. Римская церковь еще сохраняла способность разделять (и тем отчасти нейтрализовать) массовое мистическое напряжение. Не всякое религиозное строительство снизу принималось как ересь. Так в основе захвативших XII–XIII вв. внутригородских (коммунальных) революций была более или менее выраженная эгалитарная идея: добиваясь самоуправления, городская община мыслила себя как «справедливую» — христианскую — коммуну. Цеховая организация ремесла и купеческие гильдии, регламентация продукции, иерархия умения (ученик, подмастерье, после испытания мастер), регламентация цен, запрет рекламы, регламентация образа жизни, вплоть до одежд и пр. долженствовали обеспечить равные возможности заработка, взаимопомощь, стимулировать употребление средств на общественные нужды и строились на принципе религиозных братств — со святым патроном, своими статутами, общинными кассами и соответственно — школой: в Германии, например, с XIII в. наряду с приходскими и монастырскими появляются школы городские — с той же программой, но в ведении городского совета. Эти перевороты нередко низвергали власть церковных феодалов, но в ереси они, как правило, не обвинялись. Мутации «справедливых» коммун для больших городов известны. Функцию управления получал патрициат, т. е. в основном родовое местное купечество, державшее в руках внешнюю торговлю и быстро ставшее привилегированной кастой. Правление корпораций — цехов, гильдий — закрепляется за богатейшими семьями. Весь XIV и XV в. с переменными результатами идет борьба за власть между патрициатом и цехами (и их соревнование — облаготворить «коммуну» вкладами в строительство и украшение храмов, ратуш, укреплений, в школы и пр.), восстания городского плебейства — мелких ремесленников, мелких торговцев, подмастерьев, разного наемного люда против засилия тех и других, против налогов, за собственную цеховую организацию и т. д. Но это задевает лишь местную власть. Возникшую «снизу» погоню за «освобождением гроба господня» церковь разделяет, покрывая всеобщими отпущениями грехов движущие силы крестовопоходной эпопеи, чем немало объясняется множество примкнувших к ней подонков. Но то же давало выход народным поискам «земли обетованной»: почти до самого падения Латинской империи крупных народных восстаний на Западе не было. И строительству если не всеобщего «царства бедных», то островков его. Появившиеся к XII в. в этой связи монашески-рыцарские ордена в Иерусалиме римский престол берет в свое подчинение. Начинались они с нескольких человек, сперва для защиты паломников и ухода за больными, чтобы разрастись в международное движение смертников (смерть в бою за христианское «доброе дело» уже в «Песни о Роланде» открывает рыцарю врата рая). Тяга к такому смертничеству видна по тому, что в XIII в. — уже вне Палестины — для незнатных был создан особый орден «гладиаторов» — Меченосцев (по «Хронике саксов» 1495 г. купеческий). Социальный смысл у разных орденов был разный (и менялся по ходу времени). Но рыцарская идея древнее, чем рыцарское сословие. Как всякую большую идею, превратить ее в чисто классовую не вышло: рыцари подавляли крестьянские восстания — и ни одно крупное восстание крестьян без участия рыцарей не проходило. В орденских владениях находили прибежище строители «царства божьего» из людей простого звания (у Тамплиеров с житийным уставом). В данном контексте существенно библейское — книжное — самоосмысление этих орденов, у Немецкого простейшее — Маккавеи. Наиболее сложно оно у Тамплиеров — рыцарей храма Соломонова, который обозначал путь на небо. А этим связано с одной стороны со сказанием о св. Граале — особым сюжетом рыцарской поэзии, с другой — с апокрифом об отростке райского «древа познания добра и зла», посаженном в землю при смерти Адама: срубленный для строительства храма, но в него не вместившийся, он послужил для креста Христова и в начале «царства мира» зазеленеет (что смыкается с народным хилиазмом).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});