Велижское дело. Ритуальное убийство в одном русском городе - Евгений Александрович Аврутин

том числе туберкулез и оспа, передавались людям от животных, а из-за низкого уровня гигиены в воде с устрашающей скоростью размножались бациллы. Экскременты и другие загрязнители воды способствовали распространению полиомиелита, холеры, тифа, вирусного гепатита, коклюша и дифтерии. Беднякам было особенно тяжело справляться со вспышками инфекционных болезней [Lindemann 2010:38–39; Porter 1997:18–19]. Путешественники, оказавшиеся на территории черты оседлости, вспоминают, что в трактирах изобиловали «грязь и объедки», улицы были «узкими и до невозможности грязными». Избы, по словам одного очевидца, «просевшие, стоящие на столбах, [напоминали] не столько человеческое жилье, сколько хлевы». Экономиста Андрея Субботина поразили грязь и вонь на еврейских дворах, хотя он и признал, что внутри жилища оказались куда чище, чем ожидалось[104]. Абрахам Каган вспоминал, что Велиж со всех сторон окружен «грязью и лужами», причем таких огромных он больше нигде не видел [Cahan 1926: 450]. Что же касается повседневных невзгод, этнограф Моисей Берлин отмечал, что маленькие дети-евреи часто страдают от геморроя (из-за долгого сидения на одном месте), чахотки (от недостатка свежего воздуха и физических упражнений) и золотухи (от антисанитарии и плохого питания) [Берлин 1861:3–5]. Вспоминая свои детские годы, писавший на идиш Ехезкел Котик рассказывает, что в его родном городе эпидемии разражались ежегодно. Дети заболевали корью, свинкой, скарлатиной. «Река возле бани была мелкой и очень грязной, зеленой от плесени. <…> Но кто в те времена мог думать, что от такой вещи может произойти болезнь? Было известно, что болезнь – от Бога, а заплесневевшая лужа – это лужа» [Котик 2009: 70–71].

В Витебской губернии основными болезнями-убийцами были цинга, катар, скарлатина и кровавый понос[105]. Специалисты, приезжавшие в те края, приходили к выводу, что высокому уровню смертности способствует плохое питание, причиной которого по большей части являлись неурожаи. Страдали от голода и животные. Чтобы понять все сложности российской жизни, самые ответственные администраторы требовали от своих подчиненных подробных отчетов о положении дел в губернии. В 1827 году от болезней погибло более 830 голов скота, ущерб оценивался в 24 900 рублей[106]. Девятнадцать лет спустя свыше 13 750 лошадей, 72 тысячи голов рогатого скота и 95 200 голов мелкого скота погибли оттого, что питались токсичными растениями и зараженной травой[107]. Кризисная ситуация со здоровьем, причем как людей, так и животных, была, видимо, куда суровее, чем это следует из голых цифр. Министерство внутренних дел не слишком доверяло данным, полученным с мест. С целью борьбы с болезнями и своевременного оказания медицинской помощи «Витебские губернские ведомости» просили врачей сообщать точные данные. Российские власти были особенно обеспокоены тем, что ни работники государственной медицины, ни частные врачи не брали на себя труд доложить, сколько больных получили лечение и каков охват населения прививками[108].

Одно дело – понять, отчего люди болеют, другое – вылечить больных. Во второй четверти XIX века в Витебской губернии отсутствовала самая базовая инфраструктура – больницы, лечебницы и богадельни, – где можно было бы эффективно оказывать медицинскую помощь. Согласно донесению одного инспектора, почти все лечебные заведения находились в необорудованных зданиях, где зачастую не хватало коек, чистого белья, одежды для больных, медикаментов и посуды. Даже в самой большой государственной больнице в губернском городе Витебске едва удавалось поддерживать необходимую санитарию. Не хватало врачей и младшего медицинского персонала, больница не справлялась с растущими запросами здравоохранения. Разумеется, в мелких городах вроде Велижа и Полоцка ситуация была еще хуже – там пациентов кормили из «гнилых деревянных мисок»[109].

К началу XX века улучшений в государственном здравоохранении не наблюдалось. В Витебской губернии имелось 10 государственных больниц и 69 государственных аптек. Но при одном враче на более чем 9500 жителей больные чаще шли за лекарством или болеутоляющим к местному аптекарю, чтобы не сидеть в длинных очередях в лечебницах. Аптеки, располагавшиеся в частных домах или лавках, являлись неофициальными лабораториями, которые специализировались на всевозможных снадобьях, как правило – неудовлетворительного качества, а также на экзотических порошках, специях, пилюлях, бальзамах, лекарственных травах, маслах и притираниях. В губернии действовало не менее 167 аптек, там лечили все болезни – от сифилиса, скарлатины, дизентерии и гриппа до тифа, сибирской язвы, коклюша и дифтерии. Врачебные инспекции приходили к выводу, что закрыть эти «подпольные лечебницы», которые содержат знахари без какого-либо медицинского образования, практически невозможно, поскольку они «удовлетворяют нужды масс»[110].

В вопросах болезней и их лечения евреи и их соседи-славяне придерживались сходных культурных практик[111]. С целью манипулирования реальностью они прибегали к морфемам и выражениям из латыни, немецкого, польского, украинского, белорусского и идиш. Удивительная гибкость этой системы мышления означала, что евреи и славяне пользовались схожими магическими техниками, чтобы управлять миром природы. Когорты знахарей, народных целителей и колдунов имели в своем арсенале всевозможные снадобья, которыми лечили наиболее распространенные заболевания и расстройства. Для изготовления специальных порошков использовались растения, травы и коренья. Для одного испытанного лекарства, с помощью которого лечили лихорадку, требовалось ровно семьдесят семь бобов, которые помещали в специальную банку с крышкой. Владельцу банки нужно было помочиться на бобы и обложить крышку влажной грязью, чтобы она прилипла накрепко, а после этого – закопать ее в землю там, где сверху никто не будет ходить[112]. Это и многие другие подобные средства попадали в народные лечебники, содержащие множество отсылок к каббале, алхимических и астрологических символов, сложных схем. Случалось, что рецепты самопальных лекарств сохранялись для потомства в богатой народной устной культуре, причем вклад в нее вносили как христиане, так и евреи.

«Витебские губернские ведомости» вели разнообразные колонки, где печатались рецепты домашних средств от всех болезней, от сибирской язвы и поноса до обычных головных болей и глазных недугов[113]. С точки зрения веривших в народное целительство, в нем наличествовала внутренняя логика. Славяне пользовались многочисленными формульными молитвами, заклинаниями, оберегами, которые защищали их и их близких от скрытых внешних опасностей. И мужчины, и женщины прибегали к гаданиям, касавшимся всех аспектов жизненного цикла, в том числе были популярны предсказания длительности жизни, определение пола будущего ребенка, упреждение о скрытых опасностях, связанных со смертью и загробной жизнью. Иконы обладали способностью к чудотворному исцелению, защищали дома от пожаров, исцеляли слепоту, помогали при тяжелых родах. Ища чудотворных средств для исцеления паралича или артрита, славяне вступали в сложные отношения со своими святыми. Например, прикосновение к мощам святого могло излечить особенно мучительную зубную боль или тяжелую невралгию. Втирание освященного масла считалось верным способом исцеления множества недугов. Гадалки предсказывали будущее на воде, пламени