Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.) - Арутюн Улунян

На проходившей в Белграде 1-6 сентября 1961 г. первой конференции Движения неприсоединения позиция Югославии в отношении Западного блока проявилась достаточно отчётливо. В речи И. Броз Тито при открытии работы конференции югославский руководитель достаточно мягко охарактеризовал возобновление ядерных испытаний со стороны СССР, выразив лишь «озабоченность». В то же время испытания ядерного оружия Францией со стороны Белграда подверглись жёсткой критике. Тито фактически поддержал советскую версию причин и последствий развития

Берлинского кризиса. В жёсткой критической форме он охарактеризовал общественно-политические процессы в Западной Германии, которые он назвал свидетельством усиления фашистских и реваншистских тенденций[213], в то время как ситуация в ГДР была представлена главой Югославии как «дальнейшее строительство социализма». Такой подход к происходившим событиям вызвал недоумение посла США в Югославии Дж. Кеннана, являвшегося в своё время одним из авторов так называемой «Доктрины сдерживания». По его мнению, руководство Югославии почувствовало, что обозначенный Белградом подход к этим двум важным для США проблемам был способен серьезно осложнить отношения с Вашингтоном. Именно поэтому на официальном уровне югославская сторона попыталась представить произошедшее как «недопонимание со стороны» посольства США и лично посла[214]. Во время встречи с Тито накануне конференции Кеннан получил от него информацию о том, что последний собирается коснуться в своей речи при открытии заседания как Берлинского кризиса, так и советских ядерных испытаний в критическом для Москвы тоне[215]. Таким образом, глава Югославии решил «уравновесить» подход Белграда к политике двух сверхдержав. Позиция югославского руководства представляла особый интерес для Вашингтона, где считали, что «первостепенное значение Югославии остаётся в том, что она является независимым коммунистическим государством, которое успешно сопротивляется советскому империализму. Значительный экономический рост, достигнутый этим режимом, а также эволюция его системы обеспечили ему роль разрушительного элемента в международном коммунистическом движении и источника, способствующего усилению национальных антисоветских тенденций в (Восточном – Ар. У.) блоке»[216]. Ситуация в нём в начале 60-х гг. свидетельствовала о наличии противоречий между его отдельными членами.

Реализация оборонной политики в рамках Варшавского договора была тесно связана с проблемой экономического развития стран-участниц союза. Одно из первых решений, подготовленное советской стороной по данному вопросу, было принято Политическим Консультативным Комитетом ОВД 29 марта 1961 г. В нём заявлялось о том, что «одной из важнейших задач по укреплению обороноспособности Организации Варшавского Договора является улучшение работы по мобилизационной подготовке народного хозяйства в странах и особенно по созданию мобилизационных мощностей для производства изделий военной техники в военный период»[217]. Представленный Н. С. Хрущевым на заседании глав государств-членов СЭВ, проходившем в Москве 3-5 августа 1961 г., план создания наднационального органа планирования был крайне негативно воспринят румынским партийно-государственным руководством. Наиболее активно ещё в начале 1961 г. против него возражал Г. Гастон-Марин – зам. председателя Совета Министров, отвечавший в правительстве за планирование[218]. На проходившем 6-7 июня 1962 г. совещании представителей СЭВ Москва выступила с предложением о разделении специализации государств Восточного блока в области тяжелой индустрии и сельского хозяйства. Это было крайне негативно воспринято румынской стороной, так как Бухарест делал ставку на развитие не только аграрного сектора, на чём настаивал Кремль, но и промышленности. Такие противоречия, во многом повторявшие аналогичный спор между Тираной и Москвой в 50-е гг., достаточно серьезно влияли и на характер дальнейших отношений СССР и Румынии. На февральском (1962 г.) заседании руководящих органов СЭВ румынская сторона в достаточно жёсткой форме отвергла попытки Москвы усилить региональную интеграцию за счёт изменений планов индустриального развития Румынии, а на заседании СЭВ 6-7 июня вице-премьер А. Бырлэдяну вообще заявил о том, что идея предложенной Москвой региональной интеграции и специализации каждой из стран-участниц Совета серьезно затрагивает национальную безопасность Румынии. Вошедший в историю советско-румынской полемики по вопросам интеграции и специализации под названием «план Валева»[219] проект создания Придунайской экономической зоны включал 150 тыс. км2 с населением в 12 млн человек и значительную часть Румынии, практически 1/3 Болгарии, а также советские республики Украину и Молдавию. План рассматривался Г. Георгиу-Дежем как попытка «найти научные аргументы для оправдания политических интересов» Москвы[220], направленных на хозяйственно-экономическое «привязывание» Румынии к СССР. Ставка румынского партийно-государственного руководства на скорейшее развитие промышленности была отмечена в начале 1963 г. в соседней Югославии, которая занимала особое место как в региональной, так и международной системе отношений, являясь, по заявлениям её руководства, социалистической страной[221]. К 1964 г. контакты между Белградом и Бухарестом интенсифицировались, что было во многом связано с проявлявшимся желанием руководства Румынии использовать Югославию как своего рода «ворота на Запад»[222]. Со своей стороны, Москва продолжала настаивать на усилении региональной интеграции и особенно хозяйственно-экономической специализации в рамках СЭВ. В июне 1964 г. советская газета «Известия» опубликовала серию статей, содержавших критику экономических планов Бухареста. Эта, на первый взгляд, имевшая экономическое содержание полемика свидетельствовала о расширении раскола внутри Восточного блока. Стремясь утвердить свою самостоятельность в отношениях с Москвой, Бухарест пошёл в августе 1964 г. на демонстрацию независимости в рамках «социалистического содружества», пригласив партийно-правительственную делегацию из Албании на празднование 20-летия августовского переворота, носившего в румынской коммунистической традиции название «августовское восстание 1944 г.»

В то же время в самом Варшавском Договоре и СЭВе идея региональной интеграции имела определённую популярность среди руководителей отдельных, помимо СССР, государств. Так, в частности, глава Польши В. Гомулка в конце 1958-1959 гг. рассматривал как весьма перспективный план регионального объединения Польши, Чехословакии и ГДР[223]. Симптоматичным фактом с точки зрения обнаруживавшейся последовательности действий Г. Георгиу-Дежа, направленных на усиление автономии Румынии в рамках Восточного блока, стала его речь 29 декабря 1962 г. перед Национальным Собранием, посвященная 15-летию образования Румынской Народной Республики. В ней, что было отмечено зарубежными журналистами и внешнеполитическими экспертами[224], особое место заняли утверждения не только о ведущей роли румынской компартии, но и о положительном вкладе некоммунистических партий в государственный переворот 23 августа 1944 г., который ранее, с учётом «советского фактора», трактовался как сочетание действий РКП и Советской Армии, при ведущей роли последней. Весной 1963 г. новая интерпретация недавней румынской истории в части, касавшейся роли и места страны во Второй мировой войне, приобретала всё более чётко выраженную форму. Румынское партийно-государственное руководство уже открыто заявило о неправомерности и ошибочности тезисов об изначальности союза Бухареста и Берлина как членов Оси[225]. Основой внешнеполитического курса Бухареста становилась его автономия по внешне- и внутриполитическим вопросам.

Охлаждение взаимоотношений с Румынией советское руководство стремилось компенсировать усилением связей с Болгарией. Визит Н. С. Хрущева в Софию 14-19 мая 1962 г. проходил на фоне его жёстких заявлений о размещении американских ракет в Турции, что было достаточно симптоматичным, если иметь в виду распределение зон ответственности членов Варшавского пакта на Балканах. В то же время, как отмечали пристально следившие за визитом эксперты из аналитического отдела «Радио “Свободная Европа”/Радио “Свобода”», глава СССР делал особый акцент на расширении сотрудничества СССР с Грецией и Турцией и позитивно оценивал аналогичные действия Болгарии[226]. В конце лета 1962 г. болгарское партийно-государственное руководство сформулировало собственную версию «снижения региональной напряженности», но не ограничиваясь Балканским полуостровом. Для согласования в Москву через посольство СССР в Софии министром иностранных дел НРБ К. Лукановым был отправлен «Проект плана проведения мероприятий в отношениях Болгарии с Балканскими странами в районе Черного моря и Адриатики». Суть этого плана сводилась к улучшению взаимоотношений Болгарии с соседними государствами и «превращения Балкан и района Адриатики и Черного моря в зону, свободную от ракетного и ядерного оружия». Примечательной особенностью болгарской инициативы была ориентация её авторов как на многосторонние мероприятия «с участием и других стран и международных организаций», так и двусторонние, но в формате Болгария «с одной стороны, и Греция, Турция и Югославия – с другой». Выдвигая свою программу действий, София знала об исключительной подозрительности Москвы к любым попыткам общего межбалканского сотрудничества и стремлении СССР не допустить исключения собственного участия в подобных мероприятиях. Поэтому обращение болгарских союзников не только к Балканскому региону, но и Черноморскому, а также Адриатике было призвано успокоить Кремль, не допустив создания «закрытого Балканского клуба»[227].