Гвардейцы стояли насмерть - Александр Родимцев

Кстати, передовой отряд снова стал тем, чем и был раньше, первым стрелковым батальоном 42-го стрелкового полка, разве только по-прежнему усиленным ротами миномётчиков лейтенанта Деркача и бронебойщиков капитана Бурлакова. И хотя батальон, как бывший передовой отряд дивизии, вышел из моего прямого подчинения и "вернулся" к Елину, тревога за его судьбу у меня ничуть не уменьшилась.

Теперь ночью я не стою у оперативной карты фронта, как это делал в Камышине, и не рассматриваю новые значки Бакая. Сейчас все, что интересует, у меня перед глазами.

Я выхожу из душного подземелья... Чуть не сказал на свежий воздух. Какой тут, к черту, в горящем городе свежий воздух? Пахнет тут даже не дымом, не гарью, а каким-то смрадом. Наверное, в аду такой же запах.

Хотя небо должно быть безоблачно, но звезд из-за оранжевого от пожарищ дыма не видно. Кое-где по этому дымному пологу шарят наши и вражеские прожекторы, разыскивают урчащие самолеты. Взлетают ввысь очереди трассирующих пуль, вырисовывают в небе разноцветные дуги ракеты, вспыхивают разрывы зенитных снарядов. Таково небо Сталинграда.

На земле же преобладают слуховые впечатления. Справа, за оврагом Долгий, там, где Мамаев курган, слышится редкая пулеметная перестрелка. Это наши и немецкие пулеметчики обмениваются очередями, доказывают один другому, что не дремлют.

Перед полком Панихина относительно спокойно. Иногда враг пускает осветительные ракеты, слышатся редкие и короткие автоматные очереди, одиночные винтовочные выстрелы.

У Елина более оживленно. В районе площади 9 Января - частая автоматная стрельба, пулеметная перестрелка, разрывы гранат. Вероятно, мой заместитель полковник Борисов опять пытается разведать огневую систему противника. А вот левее и дальше елинского фланга, там, где вокзал, не прекращается шум боя. В редкие минуты затишья на переднем крае со стороны вокзала доносятся хлопки противотанковых ружей, редкие выстрелы "сорокапяток", разрывы мин и гранат, а иногда и надрывное гудение двигателей танков, утюжащих, видимо, огрызающиеся огнем привокзальные развалины.

"Как им помочь?" - двое суток тревожила меня мысль.

На третий день я увидел с наблюдательного пункта, как над вокзалом закружилась карусель из нескольких вражеских бомбардировщиков. Послышались глухие разрывы тяжелых бомб. Потом повалил густой дым, - где-то что-то горело.

- Как дела у Федосеева? - позвонил я Елину по телефону.

- С утра вокзал переходил из рук в руки. Гитлеровцы бросили на подразделения Федосеева два десятка танков, среди них несколько огнеметных. Сейчас бомбят. В здании пожар. Федосеев из-за этого покинул вокзал, но окопался в сквере и на путях. Говорит, что контролирует подходы к центру города, что трудно с эвакуацией раненых и есть опасность окружения.

Услышав это, я приказал эвакуировать раненых с наступлением темноты, а в помощь батальону Федосеева вплотную подтянуть второй батальон.

Докладывая ночью об обстановке Чуйкову, я рассказал о положении батальона Федосеева.

- Что-нибудь придумаем, - пообещал командующий. - Вот только б закрепиться на Мамаевом кургане.

На другой день у переправы, куда я зашел посмотреть на эвакуацию раненых, я увидел спускавшуюся по песчаному склону к парому медсестру в гимнастерке, туго перетянутой ремнем, поддерживавшую двух высоченных раненых бойцов. Плечо одного из них было забинтовано, другой с трудом опирался на левую, перебинтованную ступню-култышку и вырванную из забора штакетину.

- Откуда? - спросил я.

- Из первого батальона, - тяжело дыша, ответила медсестра.

- Значит, с вокзала? Как там? - скрывая волнение, продолжал я интересоваться.

- Пока держимся, товарищ генерал, - устало и отрывисто произнесла девушка.

- Прут и прут фашисты, - заговорил раненный в ногу.  - И автоматчики, и просто пехота на бронетранспортерах и на танках. Подъедут к нам, попрыгают с машин и бросаются прямо врукопашную. А как отобьемся, их самолеты одолевают...

- Да ты что, вроде генералу жаловаться на фрицев начал? - перебил его другой, с перебинтованным плечом. - Действительно, товарищ генерал, много их нынче лезло, но и наколотили мы тоже немало. Вся привокзальная площадь в их трупах. И пока меня не ранило, я насчитал двенадцать подбитых танков. Сам два поджег... Мы с ним бронебойщики, - слегка кивнул он головой в сторону приятеля. - Если так будем и дальше бить, то немного фрицев в городе останется.

- А как раненые? Все эвакуированы? - снова обратился я к медсестре.

- Из тяжелых и средних эти вот, - указала она на раненых, - последние. Остальных раньше отправили. А легко раненые не хотят уходить. Перевязались и не слушаются, - смущенно улыбнулась девушка.

Я распрощался с бойцами и медсестрой. Когда вернулся в штольню, мне сообщили:

- - Товарищ генерал, вас просил позвонить командующий.

Связавшись с Чуйковым, я услышал в трубку:

- Родимцев, завтра с утра тебе поможем. Особенно Федосееву.

- Спасибо, Василий Иванович...

Всю ночь над вокзалом полыхало зарево, не прекращались винтовочно-пулеметный треск, выхлопы минометов, грохот орудий и удары противотанковых ружей.

Вспомнив разговор с теми двумя ранеными и с Чуйковым, я подумал: "Скорее бы утро!".

* * *

Удар из района Мамаева кургана на юг в направлении вокзала Сталинград-1 был предпринят двумя батальонами полка Долгова для того, чтобы ослабить нажим врага на полки Панихина и Елина, сражавшиеся в центре города.

При успешном продвижении по тылам измотанных за эти дни немецких 76-й и 71-й пехотных дивизий полк Долгова должен был выйти в район вокзала и соединиться с батальоном Федосеева.

К сожалению, этого не случилось. Над батальонами Долгова, лишь только рассвело, повисли бомбардировщики, и наступавшие вернулись к вечеру на исходное положение.

- Что-то надо сделать для Федосеева, - сказал я ночью Елину, узнав о неудачном наступлении полка Долгова.

- Я повернул фронт второго батальона на северо-запад, его пятой ротой закрыл стык с Федосеевым. Больше помочь ничем не могу, - услышал я в ответ. - Резервов, как вы знаете, у меня нет.

Да, у Елина не было резервов, и положение создавалось отчаянное: его первый и второй батальоны находились под угрозой окружения. Резервов, чтобы им помочь, не было и у меня. Вернее, был один саперный батальон, но бросить его в бой я мог только тогда, когда судьба дивизии повисла бы на волоске.

- Федосеев знает, что больше ничем ему не. поможете? - спрашиваю я Елина.

- Да, я сказал ему об этом.

- И что он ответил?

- Говорит, что бы ни случилось, ни он сам, ни один его боец с привокзальной площади не уйдет. Коль, говорит, пошли на запад, так теперь назад не повернем.