Гвардейцы стояли насмерть - Александр Родимцев

Перепрыгнув через заваленную телами погибших траншею, мы с Тимошенко подошли к большой группе бойцов и командиров, стоявших с обнаженными головами. Они молча расступились перед нами. Поняв в чем дело, мы также сняли свои пилотки. В центре группы возвышался невысокий холмик земли, увенчанный каской. Рядом стоял Кирин. Он мельком взглянул на нас, поднял правую руку и резко опустил ее. Раздался троекратный залп.

- С лейтенантом Чуприной попрощались, - сказал, подойдя к нам, Кирин. Навечно, - добавил он и надел каску.

Тут же у могилы он рассказал нам, как погиб Чуприна.

...Как только наши бойцы залегли перед траншеей, командир шестой роты, бывшей в резерве, лейтенант Чуприна поднялся на НП батальона.

- Позвольте нам атаковать! - обратился он к Кирину. - Ведь люди погибают.

Кирин понимал, что предложение Чуприны разумное, но рискованное.

- А твои не залягут? - Кирин попытался было предостеречь лейтенанта.

- Не залягут, ручаюсь, - заверил его Чуприна. - Мои бойцы как услышали про Тимофеева с его ребятами, да о Суркове и Дрогине, так сразу стали, как наэлектризованные. Сами предложили: иди, говорят, лейтенант, к комбату, проси разрешения на атаку.

- Далековато до траншеи, - усомнился Кирин. - Хватит ли духу добежать?

- Хватит! - убеждал его Чуприна. - Рубеж атаки намечаю там, где залегли роты, до него - перебежками. На рубеже немного отдохнем, приготовимся и броском.

- А успеете? - взвешивал время и расстояние Кирин. - Не выдохнутся люди, прежде чем достигнут траншеи?

- Нет, они у меня натренированные. Под Камышином я им не один раз устраивал кросс по бегу.

- Тогда давай! - согласился, наконец, комбат Кирин. Рота Чуприны снялась с места.

По словам Кирина, рота, несмотря на плотный огонь противника, то по-пластунски, то короткими перебежками за несколько минут без потерь сосредоточилась на рубеже атаки.

- Это было проведено классически, - подчеркивал Кирин. - Взводы наступали, поддерживая друг друга. Взаимодействие было в каждом отделении. Чуприна сумел организовать такую систему огня, что на участке своего наступления ни одному фашисту не позволил высунуть головы из траншеи. Конечно, и мы помогли ему. В это время пулеметная рота вела огонь по траншее через голову шестой роты. Работали на них минометы и подоспевший танк.

Но на рубеже атаки было горячо. Это поистине огненная черта, заставить перешагнуть которую могло только высокое чувство воинского долга. Буквально перед лицами, как змеи, шипели осколки мин. Пули, взрыхляя землю, поднимали облачка пыли. То тут, то там вскрикивали раненые или, вздрогнув в мгновенной судороге, затихали убитые.

Земля еще как-то спасала людей, и казалось, что стоит лишь оторваться от нее, как твой рывок будет последним в жизни.

Это был момент, когда поднять людей и бросить их навстречу свистящим пулям мог только личный пример командира.

Последний раз Кирин увидел Чуприну, когда тот встал во весь рост над залегшей цепью, что-то крикнул и, подняв автомат, бросился на скат кургана. За ним рванулись все бойцы его роты.

- Говорят, во время схватки в траншее он один уничтожил чуть ли не десяток гитлеровцев... - продолжал рассказывать Кирин. - Он, как вихрь, первым ворвался в траншею.

- А вторым ты! - не вытерпев, заметил я комбату. Кирин заметно смутился, покраснел.

По Дороге сюда Тимошенко мне рассказал, что, как только Чуприна со своими людьми ворвался в первую траншею, залегшие ранее четвертую и пятую роты повел в атаку лично сам Кирин.

Он так же, как и Чуприна, поднялся под градом свинца во весь рост перед бойцами, крикнул: "За мной!" - и бросился вперед.

В первой траншее кипела рукопашная схватка, и успех решали уже не выстрелы и разрывы гранат - в тесноте, легко задеть и своих, - а удар финкой, прикладом, штыком и даже саперной лопаткой.

Перемахнув эту траншею, пятая и шестая роты растеклись по всей вершине кургана, громя гитлеровцев в отдельных окопах, на огневых позициях пулеметов, минометов и артиллерийских орудий, в водоотстойных баках, превращенных в доты.

В горячке боя Кирин и сам швырнул гранату в стрелковый окоп, где находилось примерно отделение фашистов, из пистолета уложил еще четырех солдат, очумевших от взрыва. С остальными расправился его связной.

- Зачем ты полез? - пытал я Кирина. - Если так каждый командир роты или батальона лично сам будет ходить врукопашную, то скоро командовать будет некому.

- Надо было, - категорически возразил мне Кирин. - Батальон шел на штурм такой высоты без приданных огневых средств, без артиллерийской и авиационной поддержки, с двумя подбитыми танками, с ограниченным боекомплектом снарядов и мин. В таких случаях, по-моему, командиру батальона или роты надо заслужить право бросать людей под шквальный огонь...

Немного помолчав, Кирин добавил:

- Вот только жалко Чуприну! Не верится, что его уже нет в живых. Но и многих гитлеровцев тоже нет. Вон уже Кентя догадался фашистский флаг на портянки приспособить!

Мы взглянули на один из водоотстойных баков. Взобравшись на его крышу, молодой боец под дружные крики и свист сорвал с древка фашистский флаг с черной свастикой. Потом, не торопясь, укрепил наш, советский.

- Эх, дожить бы до дня, когда в Берлине, на рейхстаге, придется также сдирать фашистский флаг! - вздохнул Кирин.

* * *

...Лучшего места для артиллерийского наблюдательного пункта, чем на Мамаевом кургане, не подберешь. Выбор пал на вражеский блиндаж, сооруженный в месте, где почти плоская вершина переходит в западный скат. Обзор отсюда во все стороны.

Трое саперов под наблюдением командира дивизиона артиллерийского полка капитана И. М. Быкова переоборудовали блиндаж, двое пожилых усатых связистов устанавливали связь с левым берегом, а я смотрел, как внизу, у подошвы кургана, Долгов, Кирин, Исаков и Мощенко отводили батальонам и ротам участки земли для обороны.

Артиллерийский полк находился на левом берегу Волги и был на эти дни подивизионно придан стрелковым полкам. Полку Долгова достался дивизион капитана Быкова.

Весь день Быков провел в полку, передвигаясь вместе с наступавшими батальонами, и тяготился тем, что не мог, как хотел, помочь пехоте. Наступавшие подразделения так близко соприкасались с противником, а крутизна ската была такая большая, что можно было ударить по своим. И Быков довольствовался тем, что не допустил подхода резервов к вражеским частям, оборонявшим курган. Да и это было крайне трудно сделать, так как сам курган не позволял вести наблюдение за всем тем, что происходило в тылу врага.

Сейчас Быков рад, что перед ним с кургана распахнулись просторные дали, где виднеются пригородные поселки, сады, огороды, поля. Он то подходил к буссоли, то брал в руки планшет с картой, то подносил к глазам бинокль, то что-то записывал в книжке. Его интересовали дороги, мосты, овраги, места возможной концентрации сил противника, пути подхода танков и мотопехоты, отдельные предметы, ориентиры.