Гладиаторы «Спартака» - Георгий Миронов

Его рука потянулась к бокалу с водой, но не смогла удержать, бокал упал, покатился по гладкой столешнице и со звоном разбился о мраморный пол.

Однако ни звона бокала, ни криков испуганной Жанны, его помощницы, Жюль уже не слышал.

Он был мертв.

Яд из перстня «араба» так быстро проник в кровь, что поделиться своими странными соображениями относительно сегодняшних посетителей хозяин кафе с ней уже не успел.

На авеню Ретир Аннушку терпеливо ждали, как было приказано менеджером, два «валета».

За нею вприпрыжку бежал старый «араб», на ходу раскручивая в сухой темной руке нож-"бабочку".

Анна сделала еще несколько шагов, резко обернулась, увидела, что на круто спускавшейся вниз Де ла Монтань Сент-Женевьев их всего двое — она и старый «араб», собирающийся с холодной готовностью в глазах пустить в ход уже знакомый ей по собственной экипировке нож-"бабочку".

Тогда Анна достала из сумочки «беретту» с таким же как у киллера глушителем и сделала два выстрела — оба точно пришлись в левую часть груди, и уж какая пуля попала в сердце, не имело теперь никакого значения.

«Араб» удивленно посмотрел на нее, выронил нож, двумя руками схватился за грудь и стал оседать, словно прося у хладнокровно расстрелявшей его дамочки помощи.

Но на это у Анны не было времени. Она знала расторопность своих «сторожей».

Выбежав на улицу Ритийон, пряча на бегу в сумочку пистолет с уже скрученным глушителем, она махнула таксисту, не дожидаясь, когда водитель остановит машину, на ходу рванула дверцу, плюхнулась на заднее сиденье и резко приказала хрипловатым голосом:

— На Пляс д'Этуаль.

Она не собиралась сразу же называть адрес человека, который делает поддельные документы. Его адрес Анна один раз услышала от русского бандита, которого пришлось обслуживать по вызову. Она тогда выдала себя за француженку (таков был заказ клиента), что-то щебетала весь вечер по-французски и внимательно слушала, словно знала, что эта информация ей когда-нибудь пригодится. Она знала имя этого человека (поначалу Анна решила, что его имя Чернушкин, но потом оказалось, что «чернушкин» — это профессия человека, который делает «ксивы»), его адрес и сумму, которую должна была выложить за новый паспорт. Сумма у нее теперь была.

Анна со слезами на глазах смотрела в окно машины, но видела перед собой не прекрасные улицы, площади, музеи, дворцы, памятники Парижа, в котором когда-то так мечтала оказаться хоть на день, пожить хотя бы неделю...

Она видела короткую улочку-проспект имени Ленина — от вокзала до губы Онежского озера. Проспект, а можно за двадцать-тридцать минут пешком пройти...

Она видела то ровную, то покрытую барашками волн воду Онежской губы и дурацкий памятник финскому коммунисту Куусинену, который повернулся медным задом к своему карельскому народу и внимательно всматривается в Онежское озеро (его так и прозвали — «Рыбнадзор»).

Она мысленно видела здание, в недавнем прошлом — просто пединститута, а ныне Педагогического университета. Название сменилось, а старое здание осталось. На нем табличка, сообщавшая, что на каком-то смотре архитектурных достижений чуть ли не сталинских лет этот уродец занял первое место. Страшненькое, а такое в эти минуты родное здание...

Она мысленно спускалась от вокзала к озеру, — направо Куусинен высматривает рыбаков на озере, налево — здание пединститута, а между ними когда-то стоял двухэтажный особнячок, в котором родилась и она, Анна Петровна, по блядской кликухе Зазу.

Ну все, кончилась ее биография девочки по вызову, кончилась и короткая карьера киллера-чистильщика. Хватит с нее Парижу.

«А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму...».

Закончить фразу Анна не успела. Не смогла. В сердце образовалась вдруг такая боль, что терпеть ее не было никакой возможности.

И она умерла.

На Пляс д'Этуаль из машины такси два «валета», поджидавшие ее, вынули уже мертвое тело Аннушки по кличке Зазу.

...А в это время из костела на самой вершине крутой улочки Де ла Монтань Сент-Женевьев вышел юноша лет двадцати пяти в сине-желтой форме ремонтника парижской телефонной сети, нахлобучил на кудрявую рыжую голову кепи-бейсболку с аббревиатурой фирмы, повернулся лицом к костелу, перекрестился, коснувшись по католическому образцу сложенным указательным пальцем губ, и стал спускаться по широким ступеням вниз, ведя рядом велосипед, как ишак нагруженный сумками с инструментами, катушками телефонного кабеля, аппаратурой для определения места разрыва линии.

Он прошел мимо кафе «Дё Маго», словно бы и не удивившись суматохе, возникшей на террасе кафе вокруг сползшего на мраморный пол тела владельца, продолжавшего судорожно раздирать белую рубаху на груди, но уже мертвого...

С авеню Ретир слышались завывания полицейской сирены и машины «скорой помощи», — там уже собралась толпа вокруг тела убитого Аннушкой «араба». Но сюда и завывания машин, и возбужденные возгласы случайных свидетелей почти не доносились.

На Де ла Монтань Сент-Женевьев просто умер от сердечного приступа старый Жюль Лепелетье, владелец маленького, но очень известного в Париже кафе «Дё Маго». Это еще не основание, чтобы устраивать сбор всех частей.

Так что юноша, не вызывая любопытства у случайно выглянувших из окон старых домов обывателей, дошел до нужного строения, открыл дверь, как показалось бы случайному зеваке, своим ключом и вошел в подъезд. Консьержка и ее муж, старый футбольный болельщик, этого не заметили. Она была поглощена своими кухонными делами, громко работали одновременно посудомоечная машина, стиральная машина и кофемолка (посудомоечную машину ей подарила старая графиня, за что ей, как считала консьержка, на небе воздастся; если бы она знала, что графиня уже на небе...). Что же касается ее мужа, то по другому каналу уже начинался матч по регби между командами Марселя и Лиона. Он не был большим поклонником регби, не сравнишь ведь с футболом, но все лучше, чем ругаться с женой или смотреть с ней вместе по единственному «ящику» дурацкий криминальный сериал, в котором смазливая бабенка (он сразу узнал в ней известную актрису Мишель Ревизи) делает вид, что расследует серьезные преступления. Разве в криминальных делах бабы что-нибудь соображают? Хех-хе, в молодости он тоже был крутым «апашем»... Но всему свое время... Да... А криминальными делами должны заниматься мужики. И совершать преступления, и расследовать их.

Юноша в форме телефонного мастера поднялся на второй этаж, легко вскрыл дверь, вошел в квартиру. По закрытому от подслушивания сотовому телефону связался со своим «абонентом», шепотом доложил обстановку.

— В квартире уже побывал киллер, старуха, хозяйка квартиры и ее прислуга убиты. Киллер тоже убит.

— Был чистильщик?

— Похоже, был. Но киллера убила карлица...

— Какая к чертям собачьим карлица?

— Да прислуга у графини — карлица. Она убила киллера, он успел ее пристрелить. Для чистильщика хороший расклад.

— Почему считаешь, что чистильщик был?

— Явное инсценирование ограбления.

— Так, может, в самом деле ограбление?

— Слишком много ценных вещей осталось — картины, антиквариат, столовое серебро...

Парень наклонился над ворохом разбросанных писем, раскрывшихся коробочек с давно засохшими цветами, какими-то реликвиями детства... Среди них были даже два стоптанных башмачка на ребенка до года с дырками на месте больших пальцев и проржавевшими кончиками черных шнурков. Между желтоватыми страницами старых писем что-то блеснуло.

— Ты где там потерялся? — послышался недовольный голос в трубке сотового, судя по интонациям, человек привык командовать. Причем среди его подчиненных наверняка большинство были военные.

— Момент, полковник, — бросил в трубку юноша, подтвердив наши предположения о прежней профессии его «абонента». — Тут нештатная ситуация.

— Что еще? — полковник явно нервничал.

— Не мое, конечно, дело. Я исполнитель. Ничего более. Но я случайно узнал об одном из увлечений Хозяина. Это когда он давал вам поручение об изъятии броши с большим сапфиром у некоего коллекционера в Москве. Моя задача была конкретная — снять электронную защиту с квартиры и, если брошь занесена в российский музейный реестр, стереть из памяти компьютера Министерства культуры России эту информацию.

— Ну и?

— С той задачей мы справились с вами, полковник.

— Я знаю. Но если ты не поторопишься, с этой задачей успех не повторится.

— Я спешу как никогда. Но я ведь не простой исполнитель. Я художник. И значит — не могу без излишней инициативы. Уж простите меня.

— О Господи, Жорж! Поторопись!

— Здесь, среди разбросанных в художественном беспорядке вещей я вижу роскошную золотую табакерку, усыпанную драгоценными камнями. Похоже, объективно — это самое ценное, что есть в квартире графини. И было бы странно, если, поддерживая версию ограбления, я бы оставил вещицу в разбабаханной киллером и чистильщиком конкурентов квартирке старой гадалки...