Гладиаторы «Спартака» - Георгий Миронов

— Что же, реальной стоимости у вещи нет? — удивился простоватый Колычев.

— Да, когда речь идет об уникальных антикварных вещах, цена превращается из понятия объективного в субъективное. Думаю, вещь была заказана, — подтвердил Патрикеев. — Конечно же, включенная в каталоги, она привлечет внимание и вызовет ненужный интерес к продавцу. Так что если бы ее украли, она оказалась бы в личной коллекции некоего богатого собирателя, и любовался бы этой вещицей он один.

— А сколько он мог заплатить вору? — продолжал допытываться пермяк.

— В том случае, если бы он, не наследив, доставил ее к нему, в Мюнхен, Рим, Стокгольм или Париж, то до 250 долларов. Половину ее рыночной первоначальной стоимости. Дальше идут «навороты».

Патрикеев, отвечая, рассеянно перебирал между тем конверты. На всех были одни и те же слова: адрес получателя, адрес отправителя. Но один запечатанный конверт имел всего несколько слов, написанных карандашом корявым почерком: «Слайды».

Патрикеев переглянулся с Аверьяновым и вскрыл конверт.

В нем действительно были два слайда.

— Отдерните штору, пожалуйста, — попросил Аверьянов.

Вилков быстро отдернул в сторону тяжелую зеленую портьеру.

Патрикеев просмотрел слайды на свет.

— Один сделан с этого «букета». А второй, — он сделал паузу, внимательно рассматривая изображение, — а второй еще интереснее. Крупный аметист, очень крупный и очень красивый, грушевидный, венчающий «букет». Аметист очень чистой воды — сиреневато-розовый, крайне редкий по цвету и форме. Ну, и еще — сапфиры, бриллианты, алмазы, изумруды, сердолики, бериллы, тигровый глаз, агат. Как и первый «букет», — работа неизвестного автора середины ХVIII века.

— Может, он вам неизвестный, а так-то известный? — ревниво спросил Вилков.

— Молодец, уел старика, — рассмеялся Патрикеев. — Я профессионально занимаюсь историей русского ювелирного искусства уже не одно десятилетие. Мастер неизвестен. Но работы его известны. Оба «букета»-броши вышли из его мастерской.

— А где же вторая брошь-"букет"? — спросил Аверьянов.

— Вот этой загадкой, думаю, нам всем и придется заняться. Полагаю, что, судя по слайдам, оба «букета» были в коллекции хозяина квартиры. Хранил он их, руководствуясь философией мудрых людей «не держать все яйца в одной корзине», в разных местах, если не найдем в квартире второй «букет», будем считать, что он все же похищен. Какие следки есть? — обратился Патрикеев к Аверьянову.

Тот рассказал про свои сомнения, связанные с «загадкой Хогарта», — был ли украден рисунок, изображавший обнаженную девушку, или хозяин сам заменил один подлинник другой репродукцией?

— Это интересно, — оживился Патрикеев. — Ты даже не представляешь, насколько это облегчает поиск заказчика. Я знаю в Европе только одного крупного коллекционера, который одновременно собирает редкие драгоценности и «ню».

— Не понял, чего собирает? — переспросил полковник.

— Произведения изобразительного искусства, главная тема которых — обнаженная женская натура.

— А-а, понятно.

— Нет, дружище, тут еще очень-очень много непонятного, — развел руками Юрий Федорович, — но разберемся.

Уходя, Патрикеев обратил внимание Аверьянова на кассету возле видеомагнитофона: «Спартак». Мифы и легенды футбола".

— А старичок-то был из «наших» — спартаковский болельщик.

— Тем больше оснований найти его убийцу и заказчика... — мрачно отозвался полковник.

ГЛАВА 8

ТАЙНУ СМЕРТИ СПРОСИ У САЙТА. ПРОДОЛЖЕНИЕ

"Оскорбительные выкрики центуриона вызвали гнев Спартака; он отбил бешеную атаку римлянина и, сам перейдя в нападение, одним ударом разбил щит Мессалы в щепки, другим, пробив его кольчугу, серьезно ранил в бок, а затем, как раз тогда, когда Мессала произносил последние из своих оскорблений, Спартак с такой неистовой силой нанес ему удар по гребню шлема, что несчастный центурион был совершенно оглушен, зашатался и рухнул наземь.

Мессала не был бахвалом, способным только на вызов, он был действительно силен и храбр; но как ни велики были его силы, умение владеть оружием и львиное мужество, он не мог устоять против Спартака, бесспорно заслуживавшего наименования самой сильной руки и самого мощного меча тех времен..."

Анна Петровна Зазулина по кличке Зазу Париж знала как свои пять пальцев. На каждый палец по году изучения. Пять лет прошло с того дня, как она приехала в Париж с высшим образованием, свободным знанием французского, двадцатью двумя прожитыми годами и без франка в кармане. Да и зачем ей, приехавшей из России, франки, если она за тем и ехала во французскую столицу, чтобы этих франков заработать видимо-невидимо. Надо было бы быть полной дурой, чтобы после окончания факультета иностранных языков (французское отделение) гуманитарного педагогического университета в Петрозаводске отказаться от такого классного предложения: поехать в Париж преподавать русский язык во французском колледже. Причем квартиру ей предоставляли бесплатно, зато за работу платить обещали столько, что был серьезный шанс, если она вообще не захочет после окончания контракта остаться в Париже навсегда, по возвращении в столицу Карелии купить себе квартиру и открыть частную школу французского языка, что-то вроде пансиона для детей новых русских. Очень дорогого. Если учесть, что ей по окончании срока контракта обещали специальный международный диплом преподавателя языков, а у нас, как известно, под зарубежные гарантии заплатят сколько хочешь, то и выходило, что радужные мечты Анны Петровны вполне были, как говорится, гарантированы.

На деле же вышло несколько иначе, даже совсем не так, как мечталось. Ее действительно встретили в аэропорту имени Шарля де Голля два воспитанных и обаятельных француза (один потом оказался ингушем, второй осетином, причем при всех исторических противоречиях между их народами эта парочка была очень дружна), отвезли Аннушку в предназначенную ей квартиру, где заклеили рот скотчем, отобрали все деньги и документы и долго насиловали, делая короткие перерывы, чтобы выпить стаканчик холодного белого вина: жара и в прошлом году в июне стояла в Париже неимоверная.

Так что с девичьей честью Аннушке, под многолетние насмешки подруг и друзей сохраняемой ею упрямо и настойчиво для будущего мужа, пришлось расстаться в совсем неромантичной ситуации.

После этого Анна Петровна была поставлена, как говорится, перед фактом.

Она становится проституткой. Нет, не дешевой шлюхой в борделе или на панели. С ее внешностью и свободным французским ей в крупном концерне по торговле живым товаром, который среди тысячи других осуществил и акцию по вывозу Аннушки в Париж, ей была уготована другая роль. Очень дорогой девушки по вызову.

Месяц ее учили. Это было на редкость противно, больно и унизительно. Потом стали вывозить на «рандеву». Каждый раз в сопровождении охраны, так что сбежать (к тому же без документов и денег) просто не было возможности.

В ней словно бы все окаменело. Одна мечта была: каким-то образом вырваться из этой бесконечной кошмарной череды свиданий, вернуться в Петрозаводск, устроиться в самую занюханную школу, где-нибудь в поселке Соломенное, в селе Пряжа — они были ближе всех к Петрозаводску, но уже не город, и места в школах там бывали, — и снова зажить нормальной человеческой жизнью. О будущем муже она уже не думала. Остаток жизни (она так про себя в 23 и говорила — «остаток жизни») она доживет вдвоем с мамой в их тесной однокомнатной квартирке на Нойбранденбургской улице, откуда в набитом битком автобусе до института надо было ехать больше часа...

Однако на все мольбы к охранникам (других сотрудников обманувшей ее фирмы она так и не встретила за прошедший год) отпустить ее на родину она слышала лишь глумливый смех и шутливую испанскую отговорку — «маньяна пор ла маньяна», что можно перевести как «После дождичка в четверг».

Конца кошмару не было видно. Заработанные деньги у нее отбирались целиком. После выполнения «работы» ее привозили в ту же квартирку, в которой начался этот кошмар, и оставляли в закрытой квартире с железными решетками на окнах, без телефона, но с набитым продуктами холодильником.

Когда она уже окончательно решила уйти в мир иной (сделала бы это раньше, но сдерживала мысль о матери), жизнь вдруг обернулась «ликом надежды».

Один из ее мучителей-охранников передал ей предложение босса. Сменить профессию.

Предыстория у этого решения была такова: все проститутки, работавшие на концерн, еженедельно проходили медицинский осмотр. И, хотя все применяли презервативы, время от времени осмотры выявляли венерические заболевания. Иногда это был результат добровольной сделки — клиент платил «напрямую» приличную сумму, лишь бы обойтись без опротивевшей «резинки», чаще — результат изнасилования на «субботнике», когда собирались отморозки из «русской мафии» и заказывали «своих» девочек. Однажды менеджеру доложили, что у медиков есть неожиданный анализ. У одной из «ночных бабочек» в течение года развилась аневризма сердца. Смерть может наступить в любую минуту. И привычная профессия была исключена. Однако концерн, отличавшийся холодной жестокостью по отношению к используемой ими «рабочей силе», вовсе не собирался отпускать на родину отработанный материал. Было решено использовать ее как «шестерку-чистильщика».