Неверная - Аля Алая

Оседаю на пол душевой и тупо смотрю в одну точку. Истерика закончилась и принесла с собой пустоту, полное отсутствие эмоций. Спасибо и на этом.

В дверь раздается настойчивый стук, и я слышу встревоженного Рената:

– Соня, или ты выходишь, или я войду. Малышка, я беспокоюсь.

– Иду, – нехотя выбираюсь из-под льющейся воды и закручиваю кран. Комната наполнилась плотным паром и влагой, от чего тяжело дышать. Сколько я тут?

Заворачиваюсь в пушистый банный халат и выхожу в спальню. Ренат сидит на кровати в домашних брюках и майке. Он уже освежился.

Меня все раздражает сейчас. Его присутствие. Эта спальня, кровать в которую нам нужно лечь сейчас спать, чтобы, наконец, отдохнуть. Вместе мы спали всего один раз, когда я напилась в клубе, а Ренат доставил меня домой. Если бы не тот пьяным секс, смогла бы я удержать себя в рамках?

Жалеть о прошлом можно сколько угодно, только это не изменит настоящего.

– Давай поговорим.

– Не хочу, – рассеянно смотрю по сторонам. Нужно что-то надеть, а вещей совсем нет. Сбрасываю с себя влажный халат и забираюсь под одеяло, – погаси свет.

– Свет, – Ренат произносит слово, и мы погружаемся в темноту, шторы автоматически закрывают огромное окно. Отлично, система умный дом. Даже делать ничего не нужно. Все для нашего удобства. Раздражает.

Сворачиваюсь калачиком на своей половине кровати у самого края и замираю. Болезненные мысли подступают со всех сторон, бомбардируют мою голову. Сколько времени сейчас по московскому времени? Где сейчас может быть Тимофей? Он спит? Может ли он сейчас спать или так же, как и я не смыкает глаз?

– Соня, – слышу, как Ренат забирается под одеяло рядом со мной, – я сделаю тебя счастливой, – его ласковый голос пробирается под кожу, – только дай нам шанс. Все плохое уже случилось и ничего не вернуть.

Закрываю уши ладонями, не хочу слышать Рената. Я хочу исчезнуть, провалиться сквозь землю, раствориться в темноте, только бы не находиться больше здесь.

Глава 11

– Тим, жарко, – упираюсь ладонями в горячую мужскую грудь и отталкиваю от себя. Воспоминания наваливаются на меня вместе с Ренатом, который прижимает меня сверху и вжимает в матрас.

Я начинаю дышать все быстрее и закрываю глаза, только бы не видеть его так близко. Чувствую на своих губах его губы, на ребрах пальцы, которые ползут вниз, жаля бедра. Ренат хочет меня, член скользит между ног, а горячее дыхание обжигает шею. Он сдавливает меня так сильно, что становится больно и отпускает. Мгновение и я чувствую облегчение, Ренат отпустил и хлопнул дверью ванной.

Хочется забраться с головой под одеяло и там и остаться. Может на день, а может на неделю или на целый месяц. Ренат отобрал у меня самое безопасное место в мире – мою мастерскую. Там я всегда пряталась от любых проблем. Родные стены, стол, на котором была сделана не одна тысяча скульптур, полки с заготовками и готовыми изделиями. Я ходила по помещению, прикасалась ко всему подушечками пальцев, думала, разговаривала с отцом. Поднималась в маленькую комнатку наверху, где стояла небольшая кровать и засыпала, окруженная вещами родителей. Смотрела на свет старенькой лампы, которую мама подарила отцу, чтобы он, работая по ночам, вспоминал о ней, и засыпала, чувствуя их тепло в душе.

А здесь все чужое, бездушное, далекое.

Выбираюсь из-под одеяла и набрасываю на себя вчерашний халат, переодеться пока не во что. Квартира огромная, так что я не с первого раза нахожу кухню. Она такая же, как и вся квартира, дорогая и холодная. Ставлю на подставку кофемашины кружку и пытаюсь разобраться в кнопках.

– Доброе утро, – раздается за спиной осторожный женский голос, – я Рания. Работаю у Рената Семеновича, – она спохватывается и добавляет, – и вас.

Ее русский настолько ужасен и тяжел для восприятия, что хочется только одного, чтобы Рания замолчала.

– Можете говорить по-английски, если умеете, – я перехожу на другой язык.

– Спасибо, – слышу облегченный вздох за спиной.

Оборачиваюсь и вижу женщину в длинном черном платье. Она уже в годах, морщины выдают длинный прожитый путь. Ей пятьдесят, может больше. Рания поправляет платок на голове и пытается улыбаться. Волнуется.

– Я могу приготовить завтрак. Но если вы хотите сами, – она замолкает.

Да уж, видимо, раз я молодая жена, значит, должна закармливать теперь Рената собственноручно приготовленными омлетами и блинчиками. Или что он там на завтрак любит?

– Я не готовлю, – поясняю ей сразу, – никогда и ничего, вообще. Мне два жареных яйца и тосты, что ест Ренат, не знаю, – возвращаюсь к кофеварке и нажимаю на эспрессо.

– Хорошо, – она тихо проскальзывает мимо меня к плите и принимается за готовку.

Присаживаюсь за стол и нависаю над чашкой кофе, пытаясь, наконец, проснуться.

– Не знал, что ты хорошо говоришь по-английски, – Ренат уже оделся в деловой костюм и вошел в кухню, – доброе утро, Рания, мне как всегда.

– Доброе утро, Ренат, – она тепло улыбнулась ему в ответ, – поздравляю вас с женитьбой. Большого вам счастья и много детей.

– У меня пропал аппетит, – отталкиваю от себя кружку с кофе, которая расплескивается по белой глянцевой поверхности стола, и быстро поднимаюсь на ноги. Ренату тридцать пять, конечно, он хочет детей. По нему видно, что слова Рании ему приятны. А меня колотит. Не хочу я никаких детей. Мне только двадцать один, впереди была вся жизнь. Столько планов, работы, проектов и теперь всему конец. Иду в спальню и захлопываю за собой дверь.

– Соня, – Ренат входит следом, – давай нормально поговорим.

– Я хочу в душ и мне нужна одежда, – не обращаю на него внимания и убегаю в ванную. Не хочу разговаривать, вообще ничего с Ренатом не хочу. Никакие слова не исправят то, что он сделал. Закрываю за собой дверь и присаживаюсь на край ванной. Прячу лицо в руках. Я замужем. Замужем. К этому невозможно привыкнуть. Жена Рената, как это могло со мной произойти? Тут, в этой чужой стране, с этими чужими людьми. Как я буду жить?

– Нам все равно придется поговорить, – раздается