Беспокойное путешествие - Татьяна Кузнецова

Но только они повернулись и шагнули к двери, как снаружи раздались знакомые звуки, перекрывающие шум ливня - топот копыт, брань, треск веток и, наконец, жалобный скрип разбитых ступеней крыльца. Затем дверь распахнулась и в комнату ступил колобок.

* * *

Мокрый, весь облепленный разноцветными клочками листьев, чихающий и кашляющий Гуччо, тем не менее, счастливо улыбался. Быстрым цепким взглядом окинув статную фигуру хозяина и убедившись в том, что с ним все в порядке, он таинственно подмигнул Шону, запустил короткую ручку в свою заплечную сумку и вынул оттуда тушку жирного зайца.

- Вот! - торжествующе сказал он. - Моя добыча!

Комната сразу же наполнилась непередаваемым ароматом.

- О, - Тротби сморщил нос, двумя пальцами взял зайца за ухо и отдал его Одинокому Путнику. - Где ты его нашел, Ги?

- Мы на него упали, - пояснил колобок. - Мы с караковой. Она, бедняжка, подвернула ногу и рухнула как подкошенная прямо в лужу. Я, конечно, рухнул вместе с ней, громко стеная и бранясь. Каким-то чудом под нами оказался этот заяц. Придавленный нашими мощными телами, он скончался на месте. Отличная будет трапеза у месьора наследника.

И довольный собой колобок, потирая ладошки, просеменил к костру.

- Что? - Тротби посмотрел на него так, словно впервые видел. - Ты хочешь, чтоб я съел его ОДИН? Ты расстраиваешь меня, Ги. Ведь ты сам всегда говорил мне, что благородный человек должен делиться с друзьями.

Сияние в крохотных глазках колобка погасло.

- Ладно, - кисло сказал он. - Если ты решил поделиться со всеми делись. Каждому достанется маленький кусочек. Очень маленький кусочек. Правда, им не утолишь голода, зато некоторые благородные господа будут удовлетворены.

- Не ворчи, - отмахнулся Тротби. - Жарь скорее зайца и накрывай на стол.

Однако Гуччо не суждено было нынче стать кухаркой. Шон, с большим интересом слушая милую перебранку слуги и хозяина, времени зря не терял. Он освежевал и разделал тушку, кинжалом расковырял в земляном полу ямку, сложил туда останки зайца и засыпал их горящими углями.

- О, господин Одинокий Путник... - смущенно пробормотал колобок. - Ты расторопен и несуетлив. Пожалуй, ты имеешь право разделить трапезу с месьором наследником...

- Ах, Гуччо, - с досадою молвил Тротби.

Более он не сказал ни слова, зная прекрасно, что в ответ получит все двадцать, а в душе ещё раз подивился спокойному и незлобивому нраву Одинокого Путника. Наглое заявление Гуччо ничуть не рассердило его. Он лишь кивнул ему и снова улыбнулся.

Задумавшись о превратностях судьбы, что столкнула его на пустынной лесной дороге с двумя странниками, Тротби уселся в углу и прикрыл глаза. В этом огромном мире кроме своих дорогих родителей он знал только двух человек, которым доверял всем сердцем - дядю и Гуччо. Год назад появилась Соломия - ей он тоже верил, ибо любил. Однако никогда прежде не случалось ему так искренне открыться перед чужими, совершенно посторонними людьми. Даже друзья - благородный Сим и баронет Ааза Шаб-Бин - не ведали всех треволнений последнего года. Собственно, их сие и вовсе не интересовало. Они любили одни лишь светские радости: к примеру, красное багесское вино, белый тимитский хлеб да розовощеких толстомясых девиц... Тротби тоже не был таким уж затворником и аскетом, но, успев к своим годам многое испытать, знал и обратную сторону жизни...

Мысль его рассеялась; воспоминания стали призрачными, полупустыми. Уже погрузившись в глубокий сон, он увидел ту же лесную дорогу и мертвые тела железных воинов на ней. Вокруг было тихо. Стервятники улетели. Белый туман опускался к земле, почему-то издавая резкий запах жаркого. Командор Лобл, залитый кровью, то ли стонал, то ли пел...

- Месьор наследник, - знакомый голос позвал его издалека. - Заяц готов.

На окровавленной голове командора выросли заячьи уши. Они трепетали на ветру как флаг. Тротби засмеялся и проснулся.

С отстраненной улыбкой взглянул он сквозь огонь на Одинокого Путника, на Гуччо и Энну, что сидела меж ними и улыбалась ему в ответ. Девушка уже не казалась столь нежной и невинной, как в благостные мгновения дремы, но теперь Тротби точнее ощущал её и понимал. Сейчас она пребывала в состоянии полного покоя; ничто не тревожило ее; взор красивых серых глаз не таил угрозы или подозрения...

Энна, заметив внимание Тротби, снова улыбнулась ему. Впервые за долгие луны в её душе воцарился мир: рядом был Шон, надежный товарищ и добрый попутчик, вокруг дырявые стены заброшенного дома, за ними дождливая беспросветная ночь, в середине комнаты костер, на тряпице аппетитные куски жаркого, перед глазами прекрасное лицо Тротби...

Жизнь. Порою можно почувствовать себя на вершине счастья. Все-таки можно... Хотя бывает, вершина счастья складывается из совсем простых вещей, таких как нынешний мирный уют и плечо друга рядом...

Если б Энна всегда думала иначе, её жизнь могла бы уже закончиться, и сие было бы только истиной и необходимостью. Но она знала, что есть такие мгновения, ради которых приходится проживать длинную череду утомительных, мрачных, тяжелых дней. И пусть плата непомерно велика, она согласна платить, если только... Нет, никаких условий судьбе Энна не ставила. Находясь на вершине счастья в полуразрушенном доме, она желала лишь продлить время, растянуть эту черную ночь хотя бы за счет светлого тихого утра...

- Заяц готов! - повторил колобок, протягивая хозяину самый лучший, самый толстый кусочек.

Тротби взял его машинально, сунул в рот и начал медленно жевать, почти не ощущая вкуса.

Меланхолическое настроение словно зараза передалось Шону от Тротби и Энны. И он, кусая заячью лапку, задумчиво смотрел в огонь; и ему эта ночь казалась особенной, нисколько не похожей на предыдущие, что, в общем, было довольно странно для такого бывалого бродяги. Ведь Шон в своих странствиях встречал великое множество самых разных людей и пережил ещё большее множество самых разных ночей. А впрочем, душа его всегда была открыта для чувств...

Колобок же, несмотря на добродушнейший вид, остался непоколебим. Его в данный момент интересовал только заяц, коего он и уплетал с видимым удовольствием. А когда Энна, отвлекшись от мыслительного процесса, спросила у Тротби о близкой, но незнакомой ей стране под названием Хос, Гуччо вызвался описать все красоты родного ему края.

- Позволь, я расскажу, месьор? - он умильно заглянул в глаза хозяину. - Я не буду многословен, поверь.

Тротби ничего не имел против.

- С великодушного позволения месьора наследника я начну свой рассказ, - важно молвил польщенный всеобщим вниманием колобок (а Шон тоже приготовился внимать его речам). - Первые годы жизни моего хозяина (все, что было со мной до его появления на свет - сущая несообразность, скучная и дурная) мы провели в чудесной стране, что называется скромно и мило - Хос. Хос, как вам известно, находится между некрасивым Эганом и уродливым Тимом точно как сияющий бриллиант между осколком гранита и замшелым булыжником.