Полет бабочек - Рейчел Кинг

Он потянул руки над головой. Это был просто скульптурный портрет — размером больше чем в натуральную величину, с чертами, высеченными грубым резцом. Джон вздохнул.

— Когда я влюблюсь однажды, может, и женюсь. Но кто будет кормить голодные рты, если меня убьют где-нибудь в джунглях?

Томас даже вздрогнул.

— Так вот что у тебя в голове!

Сам он как-то не задумывался о том, что его жизни что-то угрожает, — охота на бабочек так возбуждала, что мысли о собственной безопасности его совсем не занимали.

— Естественно.

Джон встал и на мгновение, прежде чем отодвинуться в сторону, загородил свет лампы; тень его затрепетала в воздухе, как мотылек.

— Но от этого жизнь не кончается. Я просто считаю, что смерть неизбежна, и когда настанет мой час — умру. По мне, так лучше отправиться в пасть тигра, чем сидеть в каком-нибудь укромном уголке Англии.

При слове «Англия» его губы скривились, изо рта вылетела капелька слюны и исчезла, не успев упасть на пол.

Томас понимал, что пора заканчивать разговор, но любопытство возобладало.

— А как же твоя семья? Родители?

— Я не виделся с ними с тех пор, как стал подростком. Судьба мне сулила лишь одно — всю жизнь работать под землей, в шахтах, как мой отец. А я хотел учиться, но разве это было возможно в моем положении?

— Но ты, по-моему, так много всего знаешь, Джон.

Томас имел в виду его прекрасное знание тропического леса, умение говорить по-португальски.

— Ну да, — согласился Джон. — Только ничему такому не научишься, работая в угольных шахтах, вот что я тебе скажу. И я сбежал, как только смог. Попросил людей подвезти меня до Ливерпуля и прыгнул на борт первого попавшегося корабля. Там встретил одного человека, он был собирателем растений, ученым-ботаником. Пожалел он меня — а то в ближайшем порту выкинули бы с корабля — и взял к себе учеником. И возил повсюду.

— Как чудесно, — сказал Томас, растроганный.

Джон лишь посмотрел на него. Выступающий лоб отбрасывал глубокие тени на глаза, но все равно было видно, как они вспыхнули. Он покачал головой.

— Чудесно, ужасно — какая разница? Все было в моей жизни. И я бы не сидел здесь и не болтал с тобой, если бы не тот человек.

— А где он сейчас?

— Умер.

Джон снова поднялся на ноги, поджимая губы, словно рот его наполнился слюной. Он пересек комнату, подошел к кувшину с водой и налил воды в миску. Стал умывать лицо, стоя спиной к Томасу, который решил не мешать больше товарищу и вышел за дверь.

Снаружи голоса природы были не столь громки, как в Белеме. Легкий ветерок освежал потные лицо и руки. Запах какого-то цветка — Джон точно сказал бы, какого именно — заполнил двор и, попав в легкие, вызвал у Томаса тошноту. Он достал табак из кармана, быстро скрутил сигарету и зажег ее.

Он стал вспоминать события последних нескольких дней — какие из них описал в письме Софи и о каких не рассказал. На пароходе было немало женщин, направлявшихся в Манаус, и большинство из них плыли без сопровождения. Казалось, они путешествовали сплоченной группой — по вечерам собирались вместе и шумно играли в вист. Их голоса, пронзительные как у попугаев ара, наполняли кают-компанию, смешиваясь с клубами дыма от их сигарет.

Было очевидно, что эти женщины, пусть и со вкусом одетые, обладали сомнительными добродетелями. Одна из них даже пыталась к нему приставать. Это была весьма привлекательная особа, вне всякого сомнения, и что-то в ее внешности напомнило ему Софи — высокий рост, наверное, или сильные плечи. Но волосы у нее были рыжие, а не светлые — она носила их зачесанными наверх, тщательно уложенными. Софи никогда бы не стала столько возиться с прической, чтобы выглядеть лучше. Он сидел в одиночестве и читал, когда шуршание юбок возвестило о приближении женщины. Его вежливая улыбка стала натянутой, когда она села рядом и положила перчатку ему на открытое запястье.

— Я — Лили, — сказала она с сильным французским акцентом. — Как Лангтри[5]. То есть моя фамилия не есть Лангтри, но у меня такое же имя, как у знаменитой красавицы-англичанки. Ты англичанин?

Томас высвободил руку из-под перчатки и повернулся вполоборота к женщине, чтобы не выглядеть слишком грубым.

— Да, англичанин. Меня зовут Эдгар, мисс. Томас Эдгар.

— Ну, месье Эдгар. — Она растянула последний слог его фамилии, грассируя звук «р». — Что вы думаете об Амазонке в настоящий момент?

Она наклонилась к нему, упираясь локтями в стол, выставив напоказ свои прелести больше, чем того требовали приличия. В такой позе пышная грудь приподнялась еще сильнее — удивительно, как эта женщина вообще могла дышать в тесном корсете. Ее тело в открытом декольте было усеяно редкими веснушками. Краем глаза Томас увидел выглядывающую часть кружка около соска — нежно-розовую кожицу — и уже не смог оторвать от нее взгляда. На мгновение у него даже приоткрылся рот — физиологическая реакция, насколько ему известно, на то, что вот так, в непосредственной близи он видит прекрасную обнаженную женскую плоть, обычно скрытую от посторонних глаз. Грудь женщины внезапно поднялась, будто все это время она сдерживала дыхание, а теперь ей стало трудно дышать, и Томас отвел глаза и уставился в стол. Он почувствовал, как краска заливает лицо. Она ведь задала какой-то вопрос. Боже, лишь бы у него хватило сил ответить.

— Да. Да, очень интересно, благодарю вас, мисс…

— Лили.

— Мисс Лили, да. Жаль только, моей жены нет рядом, ей бы тоже здесь понравилось.

Он специально так сказал. Дал понять этой молодой особе, что женат. Но она лишь негромко засмеялась.

— Да. Уверена, ваша жена хорошо провела бы здесь время, месье Эдгар. Мне говорили, в Манаусе девушкам есть на что посмотреть и чем заняться.

С этими словами она выпрямилась и, изогнув белую шею в изящном кивке, плавной походкой отошла в другую часть зала к своим подругам. Когда Лили села, все с жадностью потянулись к ней. Она сказала несколько слов, не больше, — и весь стол взорвался еще более визгливым смехом, женщины стали оглядываться, стреляя в него глазками.

Оскорбленный, Томас повернулся спиной к этому неприятному зрелищу и постарался сосредоточиться на книге.

Спустя несколько минут смех и хихиканье смолкли, и Томас, решивший, что женщины ушли, обернулся, чтобы проверить. У стола стоял Эрни Харрис и усердно размахивал руками. Некоторые дамы слушали его, раскрыв рот, другие — прижав руки к груди. Затем Эрни раскланялся и выставил локоть. Лили встала с места и взяла его под руку.

С замиранием сердца Томас понял, что они идут прямо к нему, и снова уставился в книгу, но слова ползали по странице друг за дружкой мохнатыми гусеницами.

— Эй, Томас, — сказал Эрни, — мы с Лили собираемся прогуляться по палубе. А после я приду, и мы с тобой выпьем.

Он подмигнул. Лили встретилась взглядом с Томасом и тотчас отвернулась, надув губки, — безусловно, ей казалось, что это делает ее соблазнительной.

Парочка удалилась из кают-компании, и Томас не сводил глаз с иллюминатора, ожидая, что они вот-вот пройдут мимо него. Снаружи горели фонари, вокруг которых летали тучи насекомых. Крупный мотылек неистово бился о стекло иллюминатора. Как эти двое уцепились друг за друга! Он некоторое время смотрел наружу, но Лили и Эрни так и не пошли в эту сторону, и он продолжил свое чтение.

Спустя минут двадцать Эрни снова вошел в кают-компанию. Он вышагивал, поправляя воротник, засунув под него палец и вытянув вперед шею, как скворец. Тяжело опустился в кресло рядом с Томасом, вздыхая. Кровь прилила к его щекам, мокрые губы блестели. Несмотря на это, он продолжал облизывать их языком, чтобы они оставались влажными. Издав звук — нечто вроде «у-ух», — он погладил себя по груди.

— А где мисс Лили? — поинтересовался Томас.

— О, ей стало нехорошо, и я проводил даму в каюту, чтобы она смогла прилечь. На палубе на нее налетели москиты, они просто обезумели, обнаружив перед собой юную, нежную плоть и при этом совершенно незащищенную! Я рассказал ей о теории, появившейся недавно, — о том, что укусы москитов вызывают малярию, и она чуть было не упала в обморок. Впрочем, полагаю, сейчас она чувствует себя гораздо лучше.

— Понятно, — сказал Томас.

Его словно кольнуло что-то внутри, и он с ужасом обнаружил, что это зависть. Ведь Эрии может вот так запросто делать все, что ему заблагорассудится, и совершенно не заботиться о последствиях — в этом мире или в мире ином.

— Что до меня… — Эрни потер ладони. — Я просто без сил, старина. Завалюсь-ка я спать.

И вот теперь, находясь уже на твердой почве Сантарема, Томас втоптал окурок сигареты в землю каблуком и достал лист мяты из кармана. Он наслаждался тем, как пары прохлады поднимаются по пазухам носа, щекоча их изнутри, отчего хочется чихать. Это желание все нарастало и нарастало, пока он не чихнул с огромной силой — так, что тело его буквально согнулось пополам. Это было одним из тех побочных действий мяты, которые не вызывали у него возражений.