Женатый мужчина - Пирс Рид

— Идемте, покажу остальное, — сказала Джилли. Он прошел за ней в маленькую кухню. В раковине были свалены немытые чашки и блюдца, на буфете стояла открытая банка растворимого кофе.

Джон заглянул в зеленую ванную, затем ему показали спальню Миранды с неубранной двуспальной кроватью, на которой лежали горы мятой одежды.

— А это вот моя комната, — сказала Джилли.

У нее стояла односпальная кровать, аккуратно застеленная стеганым лоскутным одеялом. На подушке лежала сложенная голубая ночная сорочка. Фотография родителей стояла в рамке на комоде, а на туалетном столике рядом с пластиковой бутылочкой дезодоранта и коробочкой туши для ресниц — стадо стеклянных зверушек: слоник с зеленым хоботом, лошадь с розовыми ногами, обезьянка с желтым хвостом. Джон взял книгу с тумбочки у кровати, это оказалось пособие по поневодству.

— У вас есть пони? — поинтересовался он. Джилли залилась краской.

— Да нет, собственно, низкорослая кобылка. Я подумала, что ей, наверное, хочется иметь жеребенка.

Она подошла к двери, как бы показывая, что больше ему делать у нее в спальне нечего. Они вернулись в гостиную.

— Ну, и как вы находите? — спросила его Джилли.

— Что?

— Квартиру.

— Мне она нравится, очень. Считайте, что с квартирой вам повезло.

Она, видимо, уловила неискренность в его тоне и поспешила сказать:

— Мы пока еще почти ничего тут не сделали. Мы ведь всего месяц как поселились. Но со временем у нас будет славно.

— У вас уже и сейчас славно, — сказал Джон, думая о том, насколько безликость квартиры соответствует не сформировавшейся еще личности этой семнадцатилетней девушки.

Они остановились у камина.

— Хотите кофе? — спросила она. Он посмотрел на нее и улыбнулся:

— Да нет, пожалуй. Нет.

— Тогда…

Он положил руку ей на плечо, и она прильнула к нему, робко обняла. Они поцеловались, но губы Джилли, вопреки его предположениям, оказались многоопытными.

Все смешалось в его впечатлениях — то ли она невинное существо, то ли вполне уже искушенная особа, и Джон отступил бы, если б его не захватило потоком страсти. Послушные рабы натуры — что там царские рабы, — его руки сжали ее в объятиях, он почувствовал под кофточкой из кашемира маленькую, неразвитую грудь. Ее волосы щекотали ему лицо, она тяжело дышала, а пальцы с обкусанными ногтями крепко вцепились в его пиджак. Сделав шаг к тахте, они вдруг услышали, как повернулся ключ во входной двери.

Они отпрянули друг от друга.

— Должно быть, Миранда, — сказала Джилли. Она чуть раскраснелась, но выражение лица было невозмутимое.

— Ты ожидала ее? — не без раздражения спросил Джон.

Джилли пожала плечами, и в ту же минуту в комнату вошла полная блондинка, с любопытством глядя на них.

— Миранда, — произнесла Джилли, и на лице ее появилось победоносное выражение. — Это Джон Стрик-ленд.

Они обменялись рукопожатием.

— Вы ведь знаете моих родителей? — спросила та.

— Да, — сказал Джон.

Они сели на тахту и принялись беседовать об общих знакомых, а Джилли пошла на кухню варить кофе. Когда она вернулась с чашками на подносе, Джон перехватил ее взгляд, который она бросила на свою подругу, — в нем было что-то ему непонятное. Без двадцати четыре он поднялся. Джилли проводила его до двери.

— Спасибо за кофе, — сказал он, — и за то, что вы показали мне квартиру. На мой взгляд, вам очень повезло, что вы ее нашли.

— Мы скоро собираемся устроить торжественный ужин, — сказала Джилли. — Вы должны прийти. И Клэр, конечно, тоже.

Они поцеловались в губы, и снова это был не просто дружеский поцелуй.

— До скорой встречи, — прошептал Джон.

— Да, — шепнула она. — И спасибо за обед.

Глава восьмая

Чуть позже в тот день Джон заглянул к себе в контору пробежать материалы, приготовленные ему на завтра. На столе лежала записка: звонил Гордон Пратт по партийным делам. Рассеянно побеседовав с поверенным — мысли то и дело ускользали к Джилли Масколл, — Джон позвонил Гордону, и они условились после работы зайти куда-нибудь выпить.

В бар на Ноттинг-Хилл-Гейт, когда они снимали там квартиру, они частенько заглядывали, но бар, как и все с тех пор, изменился до неузнаваемости. Вместо простой удобной мебели конца пятидесятых здесь был сплошной плюш, как на колесных пароходах, ходивших когда-то по Миссисипи, а вместо кружки пива, которую брали в добрые старые времена, они заказали по двойной порции шотландского виски: Гордон — чистого, Джон — с содовой.

— Я тебя не задержу, — сказал Гордон. — Обоих жены ждут. Я только хотел узнать, не передумал ли ты баллотироваться в парламент?

— Нет, не передумал, — сказал Джон. — И даже кое-что уже предпринял.

— Знаю, — сказал Гордон. — Я справлялся. Прямо в Главном комитете у вас. Весьма впечатляет.

— Это не сложно, было бы время.

— Как у вас отнесутся к твоей кандидатуре, если ты заявишься не на будущие выборы, а сейчас?

— У нас есть кандидат.

— Знаю. Я имею в виду не ваш округ. Мы надумали, чтобы Транспорт-хаус[22] провел тебя по списку «В».

Джон поскреб щеку:

— Пожалуй, это неплохо.

— Джека Вона, знаешь такого?

— Маленький, темноволосый, из Главного административного комитета? Да.

— Он говорит, что выдвинет тебя и обеспечит поддержку.

— А что дальше?

— Если Главный комитет и Транспорт-хаус одобрят твою кандидатуру, а они одобрят, то ты пройдешь по списку «В». И тогда можешь баллотироваться в другом округе.

— Катать по предвыборным собраниям и предлагать себя?

— Обычно так и делают, но для тебя мы кое-что наметили.

Джон слушал не без волнения.

— Округ Хакни-и-Харингей, там есть место главного казначея.

— Ну и что?

— Прелестное, спокойное местечко, принадлежит лейбористам. По крайней мере так до сих пор было. Билл О'Грэйди черт-те сколько лет сидел там. На следующих выборах он не баллотируется.

— Понятно.

— У них в Главном комитете все перегрызлись из-за новой кандидатуры. Там полно иммигрантов, и сторонники «Трибюн»[23] хотят видеть кандидатом иммигранта. Говорят, самое время нам иметь черного парламентария, ну и откопали какого-то пакистанца, да еще троцкиста.

— А он не подходит?

— Нет, конечно. Во-первых, троцкист — впрочем, теперь этим никого не удивишь. Но главное — цветной. Мы, лейбористы, конечно, против расовой дискриминации, и черный или коричневый смотрелся бы сейчас в парламенте что надо. Да только наши благословенные пролетарии смотрят на это иначе. Ну и получается, что они не только все проголосуют за кандидата тори, но даже эти… — он выругался, — иммигранты не станут голосовать за него, потому что они там все киприоты. А пакистанцы — в Бренте.

— Так как же я туда вклинюсь?

— В Транспорт-хаус полагают, что в Главном комитете создастся тупиковое положение: одни будут решительно стоять за цветного, остальные — за дружка О'Грэйди, какого-то громилу из ирландцев. Словом, на Смит-сквер[24] хотят кого-то третьего.

— Но наши левые не станут за меня голосовать.

— Уж во всяком случае, скорее за тебя, чем за ирландца. Он будет поправей Иноха Пауэлла[25].

Джон сходил к стойке и принес еще два виски.

— Весьма польщен, что твой выбор пал на меня, — сказал он, сев за стол.

— С какой стороны ни посмотри, оно к лучшему, — отозвался Гордон. — Лейбористам нужно удержать место, а там распрекрасно понимают, что с этим пакистанцем они сядут на мель. Иметь порядочных людей твоего возраста в палате общин им тоже не помешает. Я вчера говорил кое с кем из «теневого кабинета». Там полагают, что в ближайшие годы нам действительно придется туго. Рост цен на нефть означает, что всем предстоит подтянуть пояса, а это мало кому придется по душе, и уж меньше всего нашим пролетариям. Тред-юнионы в тарифной политике уже окапываются на второй линии обороны. В будущем месяце соберутся горняки и, по слухам, проголосуют за запрет сверхурочных, вплоть до забастовки.

— Когда в Хакни-и-Харингее выдвигают кандидатов?

— После рождества, не раньше. Но все равно времени на то, чтобы ты там примелькался, в обрез. Придется пошевеливаться. — Гордон допил виски.

— Ты чертовски постарался для меня, спасибо, — сказал Джон.

Гордон пристально посмотрел на него:

— Я старался не для тебя, Джон, хоть мы и друзья. Просто я считаю, что ты далеко пойдешь, а если так, то и я продвинусь с тобой, черт подери, куда дальше, чем сумел бы без тебя.

Глава девятая

В тот вечер Джон вернулся домой в отличном настроении, вдохновленный явным расположением к нему Джил-ли Масколл и верой Гордона Пратта в его будущее как политика. Он подошел сзади к Клэр, которая писала что-то за своим столом, и поцеловал ее в шею, как добронравный сын, получивший в школе «отлично».