Очи черные. Легенда преступного мира - Виктория Руссо

неплохо заработала, доченька, — ласково произнесла она, кружа вокруг сидящей на стуле девушки. — Мне сказали, ты ничего себе не покупаешь! Девочки балуют себя: шьют наряды или приобретают украшения. Пышка Люсинда обогатила кондитера — ты видела, сколько она ест пирожного?

Лье отрицательно покачала головой. Она предпочитала держаться особняком и не общалась с остальными девицами.

— У тебя — неплохой доход, — продолжила Нинель. — Что ты делаешь с деньгами? Уносишь в банк? Ты же не планируешь покинуть свою Нинель, птичка моя?

— Я их отдаю одним людям. Они очень нуждаются в деньгах, — робко отозвалась Лье.

— Каким людям? Так нельзя, мое солнышко! Ты столько трудишься, чтобы кто-то чужой пожинал плоды?

— Это мои родители, — виновато призналась она, желая снискать сочувствие и расположение женщины, пригревшей ее в своем распутном царстве. — Они стары и больны и я наняла женщину — медсестру из госпиталя, чтобы она ухаживала за ними.

Нинель вздохнула. Она не любила печальные истории.

— Я тебе так скажу: нынче такое время — каждый за себя. Родители — это хорошо! Но что они тебе дали, кроме той жизни, которая есть у тебя в данный момент? — произнесла Нинель, бережно погладив Лье по голове. — Моя мать научила меня этому ремеслу. Уже в двенадцать лет у меня появились первые клиенты. В пору ее осуждать, но именно она оставила мне всю эту империю!

Лье нахмурилась. «Этот гадюшник — империя?! — возмутилась мысленно девушка. — То, что делаю я, — мой выбор! Я сбилась с истинного пути и мои родители тут не причем! Я виновата и буду нести свой крест, помогая им столько, сколько смогу!». Стрижка была окончена и Нинель любезно пригласила девушку попить с ней чай, предварительно вручив сверток.

— Что это? — удивленно спросила Лье. — Если это в долг, то я не могу принять…

— Перестань! Неужели ты меня считаешь жутким и алчным человечишкой, который не может позволить себе сделать подарок своей лучшей подопечной? — всплеснула руками круглолицая женщина, поправив темные завитушки парика. Она любила менять образы и всегда представала в разных ролях. По цвету ее волос девушки определяли настроение Нинель: рыжий — агрессия, черный — печаль, белый — романтика. Каштановые завитушки означали спокойствие и добродушие, все было хорошо, и девушки, пользуясь моментом, обращались с просьбами, потому что была большая вероятность, что Нинель пойдет им на встречу. В свертке лежал длинный шелковый халат алого цвета.

— Это подарок, Оленька! — мягко произнесла женщина, сверкнув глазами.

Девушка вздрогнула. Никто не называл ее по имени, разве что отец, когда она вручала ему немного денег. Ей не нравилось, как ее имя звучит из пошлых уст хозяйки дома терпимости, и она предложила называть ее Лье.

— Лье? Интересно звучит… Вроде не женское, но и не мужское имя… Что ж, моя конфетка, пей чай! У меня к тебе есть очень серьезный разговор.

Нинель заставила девушку примерить подарок и облачиться в новенький халат. На ней было монашеское платье, которое она взяла у матери. Пожилая дама в прошлом пела в церковном хоре, и кое-что из облачений сохранилось. Ткань была плотная и приятная телу, в нем тело отдыхало, а вместе с ним, казалось, и душа. Лье легко сдернула темное одеяние, под которым была голая, и тут же накинула халат, приятная ткань ласкала тело, как крылья бабочки. Нинель заметила на ее плече ожог в виде бабочки и помрачнела. Чтобы не нагнетать обстановку, принялась вспоминать различные истории из юности, далекие времена, когда и она торговала собой. Эта женщина пользовалась спросом и была успешной — об этом Нинель повторяла неустанно.

— Я могла делать то, что не под силу другим! — прихвастнула Нинель, при этом, не раскрывая интригующие подробности. На самом деле все было просто: она шла на любые эксперименты, потому что была азартна. Первые минуты Лье слушала ее настороженно, но после истории про любовника, который заставлял ее сгибать ногу в колене и привязывать деревянный протез и еще накладывать черную повязку на правый глаз, рассмешила ее до слез.

— Однажды я перепутала и завязала не правый, а левый глаз. Он меня чуть не прирезал, потому что уличил во лжи. «Ты лгала мне, притворялась! Еще скажи мне, что у тебя нога здорова!» — кричал он. А моя нога была здорова — ведь все было частью игры. Оказалось, он — сумасшедший, от меня его и увезли в больницу для психов. Этот дурень так забылся, что действительно верил, что я — пиратка, — рассмеялась рассказчица, но тут же сделалась очень серьезной и добавила: — Мне было жаль его жену. Этот человек, как выяснилось, был отцом семи детей, и все они жили на достаточно скромную его пенсию, которую он тратил на меня. Я вернула ей эти деньги, конечно же, не представившись, кем являюсь на самом деле.

Лье отпила чай, мысленно отметив, что сидящая напротив женщина — не совсем черствый человек и кое-что человеческое в ней все же есть.

— Все мы не вечны и я подумываю о том, чтобы найти человека, которому я могла бы передать все это хозяйство, — деликатно начала Нинель, их разговор принял иное русло. На ней был халат изумрудного цвета такого же кроя, что и подаренный Лье. Нинель его поправила, после чего подняла глаза на собеседницу, и той сразу стало некомфортно от удивленного взгляда, к которому было непросто привыкнуть.

— Это, конечно, честь для меня, Нинель, и ваше доверие…

— Не торопись, ласточка моя. Утро вечера мудренее, и я не имела в виду, что именно ты станешь этим человеком! — с легкой обидой произнесла женщина. — Беги, отдыхай, сокровище мое! Завтра тебя посетят наши постоянные гости — глухой князь и старикашка-учитель.

Лье еще раз поблагодарила за подарок и покорно направилась к двери.

— Постой-ка, я ведь совсем забыла, — как бы опомнившись, произнесла Нинель. — Завтра с тобой встретится Бэдэдэ.

Лье испугано сжалась. БДД — инициалами в доме терпимости обозначали чекистов, которые славились жестокостью и были весьма извращены в плотских утехах. Они часто калечили девушек и не боялись ответственности, чувствуя себя хозяевами положения. Они могли мучить, а потом даже убить, потому как ощущали себя неприкосновенными. С тысяча девятьсот восемнадцатого года была восстановлена смертная казнь. По мнению правителей страны, социалистическое отечество было в опасности, и некоторые люди получили полномочия расстреливать без суда и следствия подозрительных лиц — контрреволюционных агитаторов, шпионов, громил и просто хулиганов. Девицы боялись их до смерти и знали, что минуты, проведенные в компании чекистов, — самые долгие.

Лье не могла уснуть и долго ворочалась, никак не