Ордынский период. Первоисточники - Коллектив авторов

По сюжету и содержанию многих эпизодов «Сказание о Мамаевом побоище» близко к пространной летописной повести о Куликовской битве. Большинством исследователей это объясняется зависимостью «Сказания…» от летописной повести. Однако вопрос этот далеко не столь бесспорен. Нельзя забывать, что оба произведения посвящены одному событию, авторы их пользовались одними и теми же устными рассказами и преданиями о Куликовской победе и близость содержания обоих произведений может объясняться именно этим обстоятельством. Текстуальные же совпадения между пространной летописной повестью и «Сказанием о Мамаевом побоище» столь малочисленны и имеют такой характер, что у нас отнюдь не меньше оснований предполагать обратную зависимость, а именно – зависимость пространной летописной повести от «Сказания…».

«Сказание о Мамаевом побоище» сообщает значительно больше всевозможных подробностей как о подготовке к битве, так и о самом сражении, чем пространная летописная повесть. He приходится сомневаться, что многие из этих подробностей являются отражением действительных исторических фактов, более нигде не зафиксированных. Так, например, только в «Сказании…» обстоятельно рассказано о действиях засадного полка Владимира Андреевича, решившего исход боя в пользу великого князя московского, только в «Сказании…» перечисляются купцы-сурожане, отправившиеся на Куликово поле, только в «Сказании…» приводятся подробные данные об «уряжении» (расстаковке) полков во время подготовки к сражению и в ходе битвы и т. п.

Немало в памятнике и книжно-риторических эпизодов, явно легендарных сообщений, элементов церковно-религиозного характера. Стремясь нарисовать идеальный образ великого князя московского, автор «Сказания…», в соответствии с мировоззрением своей эпохи, трактует своего героя в ярко выраженном религиозном плане.

В соответствии с публицистической направленностью произведения автор его допускает исторические анахронизмы. В «Сказании…» поход Дмитрия благословляет не только Сергий Радонежский, но и митрополит Киприан, литовский союзник Мамая назван Ольгердом. Между тем Киприана в 1380 г. в Москве не было – он находился в это время в Киеве, литовским союзником Мамая был сын Ольгерда Ягайло – Ольгерд умер в 1377 г., за три года до Куликовской битвы. Это не ошибки, а умышленный литературно-публицистический прием. Для феодального периода объединение княжеской и духовной власти было типичным. Для того чтобы подчеркнуть силу и общерусское значение великого князя московского, автор «Сказания…» показывает его тесный союз с митрополитом, изображает дело так, будто все поступки, все действия великого князя одобрены и благословлены митрополитом всея Руси: деяния, санкционированные и одобренные митрополитом всея Руси, приобретали общерусское значение, осенялись особой значимостью и величием. Великий князь литовский Ольгерд был опасным противником московского князя, его набеги на Москву и опустошения, причиненные им Московскому княжеству, делали это имя ненавистным в Москве. Ягайло же ни до этого, ни после не воевал против московского князя. Поэтому называя литовского союзника Мамая Ольгердом, автор «Сказания…» тем самым с особой силой подчеркивал могущество московского князя. И монголо-татары, которые угнетали русский народ, и литовский князь, который дважды угрожал Москве и принес столько бедствий ее жителям, на этот раз, когда с московским князем объединились все остальные русские князья и биться вышел весь народ, потерпели поражение.

Автор «Сказания…» широко использовал в своем произведении изобразительные средства «Задонщины». Вставки из «Задонщины» были сделаны автором «Сказания…» не механически, он не просто выписывал понравившиеся ему отрывки из этого произведения, а перерабатывал их в соответствии с основным идейным и художественным замыслом. К «Задонщине» обращался не только автор первоначального текста «Сказания…», но и последующие редакторы этого произведения.

«Сказание о Мамаевом побоище» дошло до нас в очень большом количестве списков, датируемых периодом времени с XVI по XIX в. включительно. Все эти списки делятся на восемь редакций, которые в свою очередь подразделяются на многочисленные варианты. Из четырех редакций «Сказания…», которые бесспорно возникли не позже XVI в. («Основная», «Летописная», «Распространенная» и «Киприановская»), наиболее близка к первоначальному виду произведения Основная редакция.

Текст Основной редакции публикуется по списку первой половины XVI в. – РНБ, Q. IV, 22.

Начало повести о том, как даровал Бог победу государю Великому Князю Дмитрию Ивановичу за Доном над поганым Мамаем и как молитвами Пречистой Богородицы и русских чудотворцев православное христианство – русскую землю Бог возвысил, а безбожных агарян посрамил

Хочу вам, братья, поведать о новой победе в битве, как на Дону случилась брань великого князя Дмитрия Ивановича и всех православных христиан с поганым Мамаем и с безбожными язычниками. И возвысил Бог род христианский, а поганых унизил и посрамил их дикость, как и в старые времена помог Гедеону над мадиамлянами и преславному Моисею над фараоном. Надлежит нам поведать о величии и милости Божьей, как исполнил Господь пожелание верных ему, как помог великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичу над безбожными половцами и язычниками.

Попущением Божьим, за грехи наши, по наваждению дьявола поднялся князь восточной страны, по имени Мамай, язычник верой, идолопоклонник и иконоборец, злой преследователь христиан. И начал подстрекать его дьявол, и вошло в сердце его искушение против мира христианского, и подучил его враг, как разорить христианскую веру и осквернить святые церкви, потому что всех христиан захотел покорить себе, чтобы не славилось имя Господне средь верных Богу. Господь же наш, Бог, царь и творец всего сущего, что пожелает, то и вершит.

Тот же безбожный Мамай стал похваляться и, позавидовав второму Юлиану-отступнику, царю Батыю, начал расспрашивать старых татар, как царь Батый покорил Русскую землю. И стали ему сказывать старые татары, как покорил Русскую землю царь Батый, как взял Киев и Владимир, и всю Русь, славянскую землю, и великого князя Юрия Дмитриевича убил, и многих православных князей перебил, а святые церкви осквернил и многие монастыри и села пожег, а во Владимире соборную церковь златоверхую разграбил. И так как был помутнен он разумом, то того не постиг, что как Господу угодно, так и будет: так же и в давние дни Иерусалим был пленен Титом-римлянином и Навуходоносором, царем вавилонским, за прегрешения и маловерие иудеев – но не бесконечно гневается Господь и не вечно карает.

Мамай переправляется через Волгу со всеми своими силами. Миниатюра из «Повести о Куликовской битве». XVI в.

Узнав все от своих старых татар, начал Мамай поспешать, дьяволом распаляемый непрестанно, ополчаясь на христиан. И, забывшись, стал говорить своим алпаутам, и есаулам, и князьям, и воеводам, и всем татарам: «Не хочу я так поступить, как Батый, но когда приду на Русь и убью князя их, то какие из городов наилучших достаточны будут для нас – тут и осядем, и Русью завладеем, тихо и беззаботно заживем», – а не знал того, проклятый, что Господня рука высока.

И через несколько дней перешел он великую реку Волгу со всеми силами, и другие многие орды к великому воинству своему присоединил и сказал им: «Пойдем на Русскую землю и разбогатеем от русского золота!» Пошел же безбожный на Русь, будто лев ревущий ярясь, будто неутолимая гадюка злобой дыша. И дошел уже до устья реки Воронежа, и распустил всю силу свою, и наказал всем татарам своим так: «Пусть не пашет ни один из вас, будьте готовы на русские хлеба!»

Прознал же о том князь Олег Рязанский, что Мамай кочует на Воронеже и хочет идти на Русь, на великого князя Дмитрия Ивановича Московского. Скудность ума была в голове его, послал сына своего к безбожному Мамаю с великою честью и с многими дарами и писал грамоты свои к нему так: «Восточному великому и свободному, царям царю Мамаю – радоваться! Твой ставленник, тебе присягавший Олег, князь рязанский, много тебя молит. Слышал я, господин, что хочешь идти на Русскую землю, на своего слугу князя Дмитрия Ивановича Московского, устрашить его хочешь. Теперь же, господин и пресветлый царь, настало твое время: золотом, и серебром, и богатством многим переполнилась земля Московская, и всякими драгоценностями твоему владению на потребу. А князь Дмитрий Московский – человек христианский – как услышит слово ярости твоей, то отбежит в дальние пределы свои: либо в Новгород Великий, или на Белоозеро, или на Двину, а великое богатство московское и золото – все в твоих руках будет и твоему войску на потребу. Меня же, раба твоего, Олега Рязанского, власть твоя пощадит, о царь: ведь ради тебя я крепко устрашаю Русь и князя Дмитрия. И еще просим тебя, о царь, оба раба твои, Олег Рязанский и Ольгерд Литовский: обиду приняли мы великую от этого великого князя Дмитрия Ивановича, и как бы мы в своей обиде твоим именем царским ни грозили ему, а он о том не тревожится. И еще, господин наш царь, город мой Коломну он себе захватил – и о все том, о царь, жалобу воссылаем тебе».