Нет Адама в раю - Грейс Металиус

- С тех пор как доктор обучил тебя водить этот драндулет, у меня нет ни минуты покоя, - ворчала Моника. - Я не хочу, чтобы Анжелика каталась с тобой. Это опасно, и в машине грязно.

Кончилось тем, что Арман и Анжелика перестали разговаривать об автомобиле при Монике. Но иногда после ужина Арман брал дочь за руку и спрашивал:

- Не хочешь немного прогуляться перед сном?

И они с Анжеликой спешили к дому доктора Саутуорта, где их ждала замечательная машина. Они долго катались по мощеным улочкам Эймити, и Анжелике казалось, что она птичка, которая порхает в поднебесье. Она только мечтала, чтобы это никогда не кончилось.

- Не беспокойся, малышка, - говорил ей Арман, когда прогулка подходила к концу. - Потом будет еще лучше, обещаю тебе.

Лучше становилось, когда Арман выходил из глубокого запоя - именно тогда он возвещал, что чувствует себя могущественнее, чем президент Соединенных Штатов и король Англии, вместе взятые.

Тогда они с Анжеликой отправлялись в поход или даже куда-нибудь уезжали. Чаще всего на несколько часов, иногда на целый день, а несколько раз - о, как это было чудесно! - на весь уик-энд. К двенадцати годам Анжелика успела уже повидать Бостон и даже побыать в Провиденсе - никто из детей, что посещали городскую школу Эймити, не мог похвастать тем же. Ночевала Анжелика в гостинице и завтракала в постели, в то время как отец читал ей вслух газету и постоянно смешил, разговаривая разными голосами.

Он купил ей бархатное пальмишко с бархатной же муфтой, и Анжелика, вышагивая рядом с отцом, чувствовала себя первой дамой в Бостоне. Обедая в гостиничном ресторане, она ела такие волшебные яства, как салат из свежих фруктов со взбитыми сливками, яблочный пирог "а ля мод" и даже кофе со сливками и двумя кусочками сахара, в то время как ее отец заказывал и поглощал невозможную гадость вроде сырых устриц.

- Устрицу нужно жевать, - назидательно говорил Арман, запихивая в рот отвратительного вида комок, - не глотать целиком. Вот. Попробуй, как я.

Но у Анжелики ничего не выходило, и Арман заботливо подносил ей ко рту салфетку, чтобы девочка могла незаметно для окружающих выплюнуть недожеванную устрицу.

О, папочка, - как-то раз сказала Анжелика, - как мне не хочется возвращаться домой. Как жаль, что мы не можем переехать в Бостон и остаться жить в этой гостинице. Только вдвоем - ты и я.

Арман Бержерон жевал, не отрывая голову от тарелки, и почувствовал неимоверное облегчение, когда к их столику подошел официант.

- Хотите еще кофе? - спросил он.

- Да, будьте любезны, - с важным видом кивнула Анжелика.

Дважды отец возил ее на Атлантическое побережье. В первый раз Анжелика испугалась, потому что никогда прежде не видела океан, который оказался вблизи куда более бескрайним, холодным и бурным, чем на картинках. Но во второй раз ей уже понравилось.

- Как здесь здорово, папочка! - воскликнула она.

Арман расхохотался.

- Знаешь, что мне больше всего нравится в океане? - спросил он. - То, что он существует сам по себе. Он может реветь или нежно накатывать на берег. Он может приласкать или убить, в зависимости от настроения, и никто на свете не в состоянии ему помешать.

Оба раза они ездили на побережье зимой, потому что Арману не нравилось, когда летом пляжи заполняли шумные людские толпы, а на золотистом песке валялись бесчисленные пакетики и недоеденные сандвичи.

Монику, похоже, не слишком интересовало, где проводили время отец с дочерью, и она почти не задавала вопросов.

- Представляешь, маман, мы обедали в ресторане, - сказала Анжелика. И я заказала настоящий салат.

- Замечательно, - отвечала Моника. - А что заказал твой папа?

Анжелика понимала, какого ответа ожидала от нее мать. Она хотела услышать, что Арман ничего не ел, а целыми днями напролет пьянствовал.

- Устрицы, - ответила она. И спросила: - А тебе нравится мое новое пальто, маман?

- Ну, разумеется, - вздохнула Моника. - Оно такое дорогое и совершенно непрактичное. Бархат моментально снашивается.

Зачем она так вздыхает? - думала Анжелика. Никто ведь не мешал ей поехать вместе с нами. Она же сама захотела остаться дома.

Арман и в самом деле ни разу не увозил из дома Анжелику, не предложив Монике составить им компанию. Но у Моники всегда был припасен подходящий ответ. Нужно было гладить белье или стирка навалилась; паркет давно не полирован или нужно закончить платье для девочки.

Правда, раз или два, Моника ездила с ними, но заканчивались такие вылазки плачевно. В Бостоне Моника упиралась и не хотела идти на площадь кормить голубей. Цены в ресторанах были непомерно высоки, а дома она готовила куда вкуснее и уж несравненно дешевле. В поезде шумно и грязно, да и эти ужасные мужчины в последнем купе пьют спиртные напитки. Она устала и ноги гудят. Когда отходит следующий поезд до Эймити? Да и вообще, что вы нашли в этом дурацком Бостоне? Грязный мерзкий город.

Когда отец сказал об очередной поездке, Анжелика затаила дыхание.

- Моника, - сказал он. - В следующую субботу я хотел бы съездить в Бостон. Ты поедешь со мной?

- Нет. У меня слишком много дел. К тому же, глупо выбрасывать на ветер столько денег.

И Анжелика тихонько задышала, стараясь, чтобы никто не заметил, как она рада.

- Ну а ты, мой ангел?

- О, да, папочка! Я очень хочу поехать!

Анжелике не казалось, что в этих поездках отец пьет больше или меньше, чем дома. Она знала, что в тех случаях. когда они уезжали с ночевкой, папа всегда клал в чемодан несколько бутылок, но никогда не придавала этому особого значения. Арман никогда не пил на людях, тем более с ней, в обществе юной леди.

А вот в гостиничном номере он частенько прикладывался к бутылке, да и по дороге, когда они ехали в поезде, наведывался в туалет куда чаще, чем следовало бы. Иногда во время прогулок он доставал из заднего кармана брюк свою любимую серебряную фляжку и отпивал из нее, но это случалось только, когда вокруг не было ни души.

Однако Моника не выдержала и спросила Анжелику прямо в лоб, пьет ли Арман, когда уезжает с дочерью из дома.

- А почему ты спрашиваешь, маман? - поинтересовалась Анжелика.

- Почему? - переспросила Моника. - Да потому, что это противозаконно, вот почему. Отвечай мне.

Анжелика не могла скрыть удивления.

- Что ты называешь противозаконным?

- То, что сказала, - ответила Моника, с трудом сдерживая нетерпение. - В этой стране пить спиртное противозаконно. На то есь так называемый сухой закон, нарушать который - большой грех.

- А когда папа пьет здесь или в доме доктора Саутуорта, это тоже грех?

- Да, но тогда по крайней мере его не видят чужие люди. Ответь же мне: выпивает ли папа, когда вы с ним уезжаете?

Анжелика посмотрела матери прямо в глаза.

- Нет, - твердо сказала она.

Насколько могла вспомнить Анжелика, в тот раз она впервые намеренно солгала одному из своих родителей.

Пить, конечно, противозаконно и грешно, думал порой Арман, когда его мучала совесть, но ведь должна же быть в жизни хоть какая-то отдушина, черт возьми. Какое-то тепло, доброта, сучувствие, женская ласка, наконец. Если потребность в этом свидетельствует о слабости натуры, значит - он слабак, поскольку не раз пытался без всего этого обойтись, но так и не сумел.

Вначале Арман надеялся, что жизнь их исправится, когда Моника забеременеет. По мере того, как будет приближаться время родов. Ведь и его собственная мать, которая, забеременев, делалась невыносима, затем преображалась; вдруг, время сотворит такое же чудо и с Моникой. Но чуда не случилось.

В глазах окружающих Моника была идеальной женой. Даже Арман признавал, что по части домашнего хозяйства равной ей не было. Дом всегда блестел чистотой, а еда, хотя и не слишком разнообразная, была достаточно вкусной и обильной. Но иногда во время трапезы Арман вспоминал застолья своей матери Берты, чудесный чесночный запах, острое пощипывание соусов и подлив. Моника не любила никаких приправ.

Она уверяла, что от них портится желудок, хотя на самом деле верила старым женским байкам о том, что острые приправы повышают сексуальные аппетиты мужчин.

Вот так и пришлось Арману привыкать к однообразной на вкус пище, и в одно утро, опрокинув второй стакан вина, он подумал: я слишком много пью, пора бы немного сбавить обороты. Тем не менее, он наполнил фляжку доверху, как обычно. В конце концов, нужно же как-то продержаться до вечера. Влить в себя хоть немного тепла, чтобы забыть о невзгодах.

- Почему ты пьешь эту гадость? - спросила Моника.

Арман примирительно поднял руку.

- Мне это доставляет определенное удовольствие, моя дорогая, ответил он.

А сам подумал: только бы избежать очередного скандала! Только бы не сегодня. Господи, только бы не сегодня.

- Удовольствие! - Моника выплюнула это слово, словно оно обожгло ей язык. - Это все, о чем ты только можешь думать, да? А на меня тебе наплевать! Да, плевать на свою жену и на ее еще неродившегося ребенка. Тебе недосуг даже подумать о нас, верно?