У последней черты - Дмитрий Ромов

на складе колхоза имени чего-то там Октября, не примиряют меня с таким положением вещей.

— Сомневаюсь, — усмехаюсь я и вызывающе смотрю в глаза Мигулю.

— Что?! — грозно сводит брови Мигуль, наводя оторопь на Тайманова и Мхитаряна.

— Сомневаюсь, что Леонид Ильич одобрил ваши подозрительные схемы. Или вы какой-то ещё более высший уровень имеете в виду?

— Ах ты, щенок! — тоже не сдерживается Мигуль. — Ты у меня одной ногой уже в тюрьме!

— Это вряд ли, — ухмыляюсь я и иду к двери. — Я ведь внук Брежнева.

В приёмной никого, только военные, выделенные для нашей охраны друзьями Скударнова. Я прошу секретаршу набрать номер Чурбанова.

Из кабинета выходят Тайманов и Мхитарян и тоже бросаются к телефону.

— Брагин, ну ты и шальной, — крутит головой следователь. — Страха не имеешь, мальчишка ещё, терять нечего.

— Нет, Агасси Робертович, — усмехаюсь я. — Терять всегда есть чего, уж поверьте.

Соединяют с Москвой мигом, и Тайманов просит всех, включая секретаршу, выйти в коридор.

— Сначала я, — заявляю я и беру трубку. — Юрий Михайлович, здрасьте. Егор.

— Привет. Ну что у…

— Ситуация требует немедленного решения, — перебиваю я и чешу без остановки. — Пожалуйста, немедленно позвоните Андропову. Прямо сейчас у прокурора УзССР находится Мигуль и принуждает его передать дело Абдибекова в КГБ. Мы здесь же, в приёмной. Несомненно, Андропов не в курсе и для него это именно то, о чём мы с вами уже говорили. Необходимо немедленно принять меры. Пожалуйста. А потом нужно надавить на генпрокурора, потому что он якобы дал согласие на это безобразие.

— Тайманов там?

— Да, рядом стоит. Олег Довлатович, подтвердите, что мне Мигуль не привиделся.

— Да, так точно, — громко и недовольно подтверждает Тайманов.

— Он позже доложит всё в расширенном виде, — добавляю я.

— Ладно, — бросает Чурбанов. — Я перезвоню.

— Э-э-э… — удивляется Мхитарян. — Егор-джан, ты правда что ли внук, а-а-а?

— Все мы чьи-то внуки, Агасси Робертович, — усмехаюсь я.

— А ты чей сын, сына или дочери…

— Агасси, ты-то хоть не клюй на его россказни, — качает головой Тайманов.

Раздаётся звонок и Мхитарян докладывает обстановку своему руководству. В приёмную возвращается сердитая секретарша и наши охранники. Несомненно, Андропов не в курсе… Ну, вообще-то это только предположение, и от того, насколько оно верное, будет зависеть очень и очень многое.

Если я ошибаюсь, то моим партнёрам и друзьям, попавшим в лапы Мигуля, я не помогу и сам буду бежать на край света, бросив всё и всех… Тик-так, тик-так… Щёлкают часы на стене. Все молчат. В эту самую минуту решается судьба многих людей. Тик-так, тик-так… Время растягивается, тогда как должно было бы ускориться.

Он может не дозвониться, Андропова может не быть на месте, его могут отвлечь… И всё это более, чем вероятно. Как раз то, что Чурбанов с первого раза выйдет на Андропова и быстро и чётко всё объяснит выглядит не слишком достоверно…

Я встаю, запихиваю руки в карманы и начинаю ходить по приёмной.

— Не маячь, — бросает Тайманов. — Не играй на нервах.

Тебе-то какие нервы? У тебя ничего не изменится хоть так маятник качнётся, хоть эдак. Вообще ничего. Безвинно осуждённого Абдибекова жалко будет? Не будет, их столько, безвинно осуждённых, одним больше, одним меньше. Сердце-то оно не железное, если за всех переживать на сколько его хватит? Уже бы разорвалось давно. Вот и черствеют сердца в рамках инстинкта самосохранения.

Тик-так, тик-так…

Ничего не происходит, не влетают в окно клубы радиоактивного пепла и тверди земные не разверзаются под зданием прокуратуры республики. Никто не звонит. Все молчат.

Через несколько минут этой пытки из кабинета прокурора выходит хмурый Мигуль и вкладывает на ходу в кожаную папку лист бумаги. Лицо его выражает превосходство и удовлетворение. Мол на кого пасть открыли, пигмеи?

Скользнув по мне взглядом, он останавливается.

— Знаю, — усмехается Мигуль, — зачем тебе это надо. Хочешь шкуру свою спасти под шумок. Не выйдет.

В этот момент звонит телефон и секретарша снимает трубку.

— Коготок увяз, всей птичке пропасть, — продолжает генерал.

— Алло, — отвечает она.

— Ты, Брагин, пыль, — усмехается кагэбэшник. — Перхоть, возомнившая себя разумом.

— Одну минуточку, — говорит секретарша.

— И очень скоро, — заканчивает он, — тебе придётся пожалеть о своих необоснованных фантазиях.

— Товарищ Мигуль, вас к телефону. Юрий Владимирович Андропов…

Лицо Мигуля застывает, словно оказывается помещённым в жидкий азот. Делается твёрдым и неподвижным. Как мраморная маска. Даже глаза. Ни одного движения…

— Товарищ Мигуль… — удивлённо повторяет секретарша. — Здесь товарищ Андропов.

Перхоть, говоришь? Как там, тварь я дрожащая или право имею? Ась? Я подношу к щеке кулак, изображая, как снимаю телефонную трубку, и киваю на секретаршу.

— Аллё, — шепчу я одними губами.

— Паяц, — выдаёт Мигуль и подходит к телефону. — Слушаю, Юрий Владимирович… Да… Так точно… Да, мы с товарища… Так точно… Нет, это совсем не то… Нет-нет, просто не думали, что такой мелкий вопрос… Так точно… Есть, рапорт… Так точно…

У меня нет ни чувства триумфа, ни превосходства, ни какой-то сумасшедшей радости и удовольствия от победы. Единственное, что я сейчас испытываю — это облегчение. Будто невероятно тяжёлый груз, который я долго нёс на плечах, вдруг исчез. Свалился.

Я сажусь на стул, откидываюсь на спинку и делаю глубокий-глубокий выдох. Мигуль… даже и не знаю, может, он был бы гораздо лучшим главой КГБ, чем Андропов. А Медунов бы мог стать, например, выдающимся генсеком, а я взял да вмешался только потому, что они решили выбросить меня из игры и растоптать моих людей. Даже не целенаправленно меня. Это же так, походя, как побочный эффект…

Хотя нет, вряд ли, Медунов вряд ли стал бы хорошим лидером. Не верю. Так что…

— Всё что ни делается, — говорю я, — всё к лучшему, Игорь Давыдович.

— Думаю, я с тобой ещё не закончил, — говорит он и, кивнув, выходит из кабинета быстрыми шагами.

Щенок, много на себя берёшь, я с тобой не закончил — фразы, которые слишком уж часто встречались за прошедший год. Даже и смысл начали утрачивать. Ну что же, смело товарищи в ногу.

— Смело, товарищи, в ногу,

— тихонько запеваю я.

— Духом окрепнем в борьбе.

В царство свободы дорогу

Грудью проложим себе…

Пара дней проходит в чехарде следственных действий. То, сё, пятое, десятое. Хочу уехать, но пока не могу. В свой день рождения звоню Наташке.

— Я уже думала, ты исчез, как Женя Лукашин, — смеётся она. — Фу-у-у… Ну, слава Богу. Я волновалась, Егор. Звонила в гостиницу, говорят, такой не проживает. Домой не приезжал, никто ничего не знает. Трыня не знает. Кое-как дозвонилась до дяди Юры. Он сказал,