У последней черты - Дмитрий Ромов

молодец, — улыбается она в ответ и пожимает мою руку. — Думаю, ты бы и без меня справился. Просто дольше бы возился.

В гостинице я сразу иду к Тайманову. Времени уже пять, пора вставать. Стучу. Он долго не реагирует, и я уже начинаю волноваться, что с ним тоже не всё хорошо, но, наконец, дверь открывается и он смотрит на меня ничего не понимающими оловянными глазами. Взлохмаченный, в трусах и сбившейся майке-алкоголичке. Ну, как бы… кесарю — кесарево…

— Брагин, ты чего в такую рань? Не спится?

— Посмотрите на меня внимательно, Олег Довлатович.

Я включаю свет и подхожу ближе к нему.

— Чувствуете запах пороха? Видите вот эти пятнышки? Это капельки крови, не моей. Вы готовы меня выслушать? Хотите, умойтесь, я подожду.

Он забегает в ванную, запихивает голову под кран с водой и через минуту выходит в тренировочных штанах и значительно более собранный. И я вываливаю на него всё, что со мной случилось этой ночью.

Он за голову хватается. От остатков хмеля и следа не остаётся.

— Надо Юрию Михайловичу звонить! — говорит он вскакивая со стула.

— Не надо, Олег Довлатович! Во-первых, он уже наделил вас всей полнотой власти, во-вторых, сейчас он нам никак не поможет, а в-третьих, возможно, потребуется, чтобы он поговорил с генпрокурором СССР, а потом и с Рашидовым, но это не сейчас, а когда мы уже нанесём удар и покажем силу. Все переговоры будут только после этого. Сейчас мы с вами поедем и схватим этих мудаков за яйца железными, да ещё и ежовыми рукавицами. А вот когда они забегают и начнут молить о пощаде, тогда мы посмотрим, что можно будет сделать и как лучше договориться. Будите Мхитаряна пораньше и пусть он будет злой как собака, как долбаный дракон, змей, мать его, Горыныч! Мы идём не с миром и оливковыми ветвями. Мы идём с огненным мечом. Мы идём карать и истреблять! И меня разрывает от гнева! На мне кровь отступников, и все, кто встанет у нас на пути, пойдут вслед за ними! Жаль, что вас не было со мной этой ночью.

Кажется, я немного перегибаю, потому что Тайманов охреневает от моих слов, но зато получает нужный настрой.

… между тучами и морем

гордо реет буревестник,

чёрной молнии подобный…

Естественно о моём участии в перестрелке прокурору знать не нужно, но это я уточню позже.

Тайманов идёт будить Мхитаряна, а я — звонить Скударнову.

Мы приезжаем рано утром и врываемся прямо к прокурору Узбекской ССР. Он немного охреневает и не может взять в толк, как это гости после вчерашнего банкета не умерли от похмелья и почему ведут себя так, будто их вообще забыли покормить.

Ну и тут начинается. Мхитарян раскатывает всё катком, причём чётко, как по нотам. Тут и томящийся в застенках невинный и кристально честный милиционер, и свидетель кровавого преступления, и подозреваемый, содержащийся под стражей в тайном месте, исключающем возможность его физического устранения. А он, между прочим, не дурак, один на дно не пойдёт.

О, как же приятно видеть плоды трудов своих, особенно трудов праведных. Такой шухер мы закрутили, такие люди за жопы схватились. Ташкент гудит, как огромный растревоженный улей.

Чайки стонут перед бурей,

— стонут, мечутся над морем

и на дно его готовы спрятать

ужас свой пред бурей.

Мы сидим в кабинете, а в приёмной находится наша персональная охрана из отборных бойцов, прошедших Афган. Скударнова в этих краях помнят и ценят.

Прокурор угощает нас чаем. Мы ждём прибытие Алишера и прокурор знает, что если с ним что-то случится, он сам под суд пойдёт. Это, конечно, ничего ещё не гарантирует, но конвоирование заключённых мы на себя взять не можем.

Прокурор пытается выглядеть спокойным, но слишком многие репутации могут пострадать, если Алишер будет оправдан.

— Отличный чай у вас, — хвалит Мхитарян. — После вчерашнего ужина, то что надо, честное слово.

Он удовлетворённо кивает и вытирает салфеткой лоб. Мы ждём уже долго, и я начинаю волноваться, всё ли в порядке.

Наконец, дверь в кабинет резко открывается и все мы поворачиваем головы. Входит грузный человек и это не Алишер Абдибеков. Это генерал Мигуль.

— Здравствуйте товарищи, — сухо говорит он. — Вот, сам приехал, чтобы никаких вопросов не было. Абдибекова мы забираем. Теперь это дело КГБ.

7. Не сюрпризы, а подарки

Прокурор окидывает недоумённым взглядом всех присутствующих. Кажется, что он взвешивает, оценивает вес каждого из нас, пытаясь понять, кто же тут сильнее и массивнее — группа проверяющих или целый зам Андропова, да ещё и генерал.

— Мурад Азатович, — айсбергом из тумана наплывает на него крупный и неприветливый Мигуль, недвусмысленно демонстрируя свою тяжесть. — Предвосхищая ваши вопросы, скажу, что решение принято на союзном уровне. Я переговорил с генеральным прокурором и с первым секретарём ЦК Узбекистана. Так что всё согласовано и теперь нужно только ваше формальное решение. Расследование затрагивает государственную тайну и ведёт к иностранным агентам, поэтому вот такое дело.

Разумеется, Мураду Азатовичу проще скинуть с себя это бремя, чем вертеться ужом, отбиваясь от всех заинтересованных в расследовании справа и слева. Но и уронить честь мундира в присутствии посторонних, и не просто посторонних, а ответственных посторонних, высокопоставленных и посланных большими людьми, некрасиво. Репутация же.

— Погодите, Игорь Давыдович, — качает он головой. — Мне ни из ЦК, ни из генеральной прокуратуры ничего не сообщали. Я просто на основании ваших пожеланий такое решение выдать не могу. Мне нужно сначала разобраться в его законности, поскольку подписывать его должен буду я.

— Разумеется, — недовольно отвечает Мигуль. — Нужно разобраться. Мы можем с вами наедине поговорить?

Он бросает на нас недвусмысленный взгляд и Тайманов сразу поднимается.

— Да-да, — кивает он.

— Я, конечно, не знаю всей подоплёки происходящего, — заявляет, тоже поднимаясь, Мхитарян, — но выглядит это совершенно незаконно. Я сейчас же свяжусь со своим непосредственным начальником и постараюсь выяснить, что всё это значит.

— Связывайтесь с кем угодно! — рычит Мигуль. — Решение принято на высшем уровне.

— Прям на высшем? — не сдерживаюсь я.

Не сдерживаюсь… Да я просто взбешён. Не для того я голову под пули подставлял, чтобы какой-то хрен пришёл и одним движением руки стёр неимоверные усилия целого года напряжённой работы. Ладно бы просто напрасные труды, но люди! И Абдибеков, и Злобин, и Пашка, и Ферик, и те, кого ещё дёрнут и размолотят в пыль, оказываются просто разменной монетой в чьей-то игре.

Даже те семь вчерашних упырей-убийц, оставшихся лежать