Блокнот Бенто - Джон Бёрджер

На обороте билета я набросал заметки для речи, которую собирался прочесть на политическом митинге. Там упоминалась Симона Вайль, умершая за девять лет до Платонова, и приводилась цитата из Сесара Вальехо, умершего за тринадцать лет до того. Все трое боролись за одно и тоже дело. Мои заметки были особенно неразборчивы из-за того, что во время прогулки под дождем на следующий день билет намок и чернила потекли. Позже, взяв блокнот с портретом Платонова, я вспомнил этот билет. И – была не была – поместил его внизу страницы, под рисунком. Он как будто привносил то беспокойство, которое здесь требовалось.

Беспокойство дали, Беспокойство, которое можно унять, лишь бросив взгляд с высоты – той, что превращает километры в миллиметры, но все же не уменьшает размера наших человеческих сердец.

Платонов знал цену подобным дальним расстояниям. В 1946 году он напечатал рассказ о том, как боец Красной армии возвращается домой после долгого отсутствия. В этом рассказе Даль и Близость почти неотделимы друг от друга.

«Иванов приблизился к жене, обнял ее и так стоял с нею не разлучаясь, чувствуя забытое и знакомое тепло любимого человека. […]

Пока он сидел, вся его семья хлопотала в горнице и на кухне, готовя праздничное угощение. Иванов рассматривал все предметы дома по порядку – стенные часы, шкаф для посуды, термометр на стене, стулья, цветы на подоконниках, русскую кухонную печь… Долго они жили здесь без него и скучали по нем, Теперь он вернулся и смотрел на них, вновь знакомясь с каждым, как с родственником, жившим без него в тоске и бедности. Он дышал устоявшимся родным запахом дома – тлением дерева, теплом от тела своих детей, гарью на печной загнетке, Этот запах был таким же и прежде, четыре года тому назад, и он не рассеялся и не изменился без него. Нигде более Иванов не ощущал этого запаха, хотя он бывал за войну по разным странам в сотнях жилищ; там пахло иным духом, в котором, однако, не было свойства родного дома. Иванов вспомнил еще запах Маши, как пахли ее волосы; но они пахли лесною листвой, незнакомой заросшей дорогой, не домом, а снова тревожной жизнью».[8]

Я приклеил железнодорожный билет к нарисованному портрету. Теперь присутствие Андрея Платонова чувствовалось.

Волна воображения, которая вызывает импульс к рисованию, – какую бы тему ты ни избрал, – неявно повторяет ту же закономерность, которую портрет Платонова иллюстрирует явно.

Существует символическое желание подбираться все ближе и ближе, войти в собственное «я» того, что рисуешь, а одновременно с этим существует предвидение внутренней дали. Такие рисунки жаждут быть и тайным свиданием (rendezvous), и прощанием (au revoirl), Попеременно и до бесконечности.

Все то, что душа познает под видом вечности, она познает не вследствие того обстоятельства, что она постигает реальное присутствие данного тела в настоящем, но вследствие того, что она постигает сущность этого тела как разновидности вечности.

Теперь можно проще. Существуют фотографии американского фолк-певца Буди Гатри, на которых его взгляд, выражение глаз напоминают платоновские. Общим у них было не только это. Оба отдавали свой голос тем, кто лишен голоса, оба выступали против ужасающей бедности деревни, Основной темой Гатри были те невзгоды, которые принесли мелким фермерам Техаса, Оклахомы, Северной и Южной Дакоты Великая депрессия и засухи 1930-х в местности, которую стали называть «Миска пыли», Как они потеряли свои заложенные дома, вынуждены были отправиться в путь со своими узлами, вскакивать на товарные поезда или брести пешком, чтобы как-то добраться до Калифорнии, где ожидали найти работу.

Гатри – певец, гитарист и прирожденный импровизатор – умел завладеть вниманием аудитории. Он пел старые песни, пел много новых песен, которые сам написал на старые мелодии, Одна из них называется «Пока! Я рад, что мы познакомились». Эти слова он вложил в уста тысяч людей, которым пришлось отправиться куда глаза глядят из Пампы, города на западе техасской равнины, во время Великой депрессии.

Недавно по радио я слышал запись, где он поет эту песню, припев которой он изменил на «Погоди, погоди! Я рад, что мы познакомились». По крайней мере так мне показалось. Возможно, я ослышался. Неважно. С таким же припевом можно обратиться к предмету любого рисунка, настойчиво требовавшего, чтобы его перенесли на бумагу.

«Погоди, погоди! Я рад, что мы познакомились».

Мелина, моя внучка, спросила, можно ли ей порисовать в блокноте. Я протягиваю его ей, и она садится за стол, сосредоточенно над ним склонившись. Я оставляю ее в этом положении. Позже она показывает мне законченный рисунок.

– Видишь?

– Рассказывай, – говорю я.

– Ты что, не видишь? Два глаза.

– Я думал, это ожерелья.

– Тогда почему их два? Два глаза. Сперва я один нарисовала, а потом пришлось и другой.

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Барух, или Бенедикт, Спиноза родился в Амстердаме 24 ноября 1623 года, Его родители, еврейские иммигранты из Португалии, были зажиточными купцами, В нескольких улицах от их дома жил Рембрандт. В Еврейской высшей школе Бенедикт изучал Талмуд, Тору и Ветхий Завет, Он был не по годам развитым, талантливым учеником, но при всем своем таланте не выказывал почтения некоторым из раввинов и подавал дурной пример остальным. Власти пытались заткнуть ему рот, пойти навстречу, предлагали ему стипендию, Он отказался от нее, как отказывался от любых покровительственных предложений всю жизнь. Как-то раз перед зданием синагоги его попытались укокошить – не получилось, Наконец, когда ему исполнилось двадцать четыре года, его вышвырнули вон, отлучили от еврейской общины. Текст херема, наложенного на него синагогой, гласил: «Господь уничтожит его имя под солнцем, за то, что он пал, отсечет его от всех племен Израиля, осыпав всеми небесными проклятиями, какие записаны в книге законов». Следующие двадцать лет, остававшиеся до его ранней смерти в сорокачетырехлетнем возрасте, он читал и думал, давал объяснения и спорил с Декартом, делал записи, осмысливал, писал, вкладывая в это совершенно неиссякаемую энергию, и все-таки его имя, по сути, оставалось неизвестным, Он писал о свободе так, как мало кому удавалось, Он переписывался с учеными, встречался и дискутировал с друзьями. Книги же писал на латыни – языке, который давался ему нелегко. И пока был жив, отказывался их печатать, Он обращался к потомкам, В какой бы город он ни попадал, жилищем ему служили скромные две или три комнаты. Единственным фамильным достоянием, которое он потребовал себе по наследству, была родительская кровать под балдахином. Его живо интересовала оптика. Он рисовал, По слухам, он нарисовал автопортрет, где замаскировал себя в образе неаполитанского рыбака-революционера Мазаньелло, прославившегося, когда Спинозе было пятнадцать, Он курил трубку, Полировал оптические стекла, чтобы заработать на жизнь. И жил среди друзей, которым поддержкой были его спокойствие, его умеренность, его веселый нрав, умение быть нужным и привычка не терять здравого смысла.

В одном письме он сказал; «Не предполагаю, что я открыл наилучшую философию, но знаю, что истинная мне понятна».

БЛАГОДАРНОСТИ

Эта вещь ни за что не появилась бы на свет, если бы не помощь, обнадеживающие слова и поддержка нескольких человек, которых я хотел бы упомянуть.

Во-первых, Беверли – ей посвящен наш блокнот.

А также: Алекс, Арундати, Бернар, Боб, Гарет, Джон, Джоши, Жан-Мишель, Ив, Изабель, Катя, Клод, Колин, Колум, сестра Лючия, Майкл, Мария, Мелина, Мишель, Нелла, Нурия, Пилар, Пьер, Рамон, Рема, Роберт, Ростия, Саймон, Сандра, Сара, Тильда, Том, Фатия, Ханс, Эллен, Эммануэль и Энн.

Спасибо вам.

Страницы с 13-й по 19-ю были впервые опубликованы в февральском выпуске журнала Harper's за 2010 год, а страницы со 120-й по 128-ю – в сентябрьском выпуске Harper's за тот же год. Хочу поблагодарить за это редакторов Harper's Эллен Розенбуши Роджера О, Ходжа.

Цитаты из Спинозы взяты из трудов «Этика» и «Трактат об усовершенствовании разума» (J. М. Dent, London, 1910), переизданных в 1993-м в переводе и под редакцией Эндрю Бойла и Дж. Г. P. Паркинсона.

ПОДПИСИ К ИЛЛЮСТРАЦИЯМ

Читающая Беверли

Диаграмма, сделанная Спинозой: телескопные линзы и глаз

Началось это вот как

С портрета женщины работы Виллема Дроста

Гравюра Кэте Кольвиц

Магнолия

Магнолии

Антонелло да Мессина. Распятие. Лондон, Национальная галерея

«Только свободные люди испытывают друг к другу глубокую благодарность». (Этика. Часть IV, теорема LXXI)

Замосць, на востоке Польши

Руки Марин Магдалины с «Распятия» Перуджино

Французская деревянная статуя Мадонны (XV век)