Всегда настороже. Партизанская хроника - Олдржих Шулерж

Ему было жаль коней.

— А вот уж поднять на спину повозку — слабо, братец! — подначивал Лома Трличик.

— Что ставишь? — спросил Лом, входя в азарт.

— Пиво, — пообещал Трличик.

Ломигнат подошел к повозке. Танечек, его лучший приятель, схватил его за рукав.

— Не сходи с ума, Лом. Это же такая тяжесть! Надорвешься!

И Фанушка испугалась:

— Лом, не надо!

Но они только подлили масла в огонь. Ломигнату еще больше захотелось показать, что он может.

Он влез под повозку, обхватил ее обеими руками, напряг могучие плечи и приподнял ее. Вдруг повозка покачнулась, и бедной Фанушке показалось, что у Лома подкосились ноги, но он только расставил их пошире и приподнял повозку повыше; колеса ее медленно вертелись в воздухе.

Лом вылез из-под повозки обессиленный, но торжествующий — он выстоял! Правда, у него кружилась голова.

Никто не похвалил его. Лишь Фанушка подбежала к нему и, как ребенка, схватила за руку. Да Танечек, вздохнув с облегчением, хлопнул его по плечу и сказал:

— Ну и шалый же ты мужик…

Тихо и мирно догорал теплый день позднего лета. Поля уже убраны. По косогору тут и там, словно капли крови, алеют ягоды рябины, лес острыми клиньями спускается вниз. Гибкая, извивающаяся тропинка, которая целый день грелась под солнцем среди травы, укрылась сейчас в тени валунов, как золотая змейка.

Янек Горнянчин возвращался из лесу. Под мышкой он нес обрубок мягкого дерева — из него можно будет что-нибудь вырезать. Он еще не дошел до Вартовны, как на землю опустился сумрак. Где-то вдали залаяла собака, лай далеко разносился в вечерней тишине; со стороны Сыракова донеслось ворчание мотора, — видно, автомобиль одолевал крутой подъем; на темнеющем небе засверкала вечерняя звезда.

Горнянчин направился прямо к своей мастерской, чтобы оставить там принесенный из леса обрубок дерева. Он поднялся на крылечко, отворил дверь — и застыл на пороге. Прямо напротив него верхом на стуле сидел оборванный, заросший детина, автомат опирался о спинку стула, а дуло было направлено на Янека.

— Руки вверх! — сказал он по-русски.

Горнянчин выронил полено и послушно поднял руки. Ждал, что будет дальше. Но человек продолжал спокойно сидеть, а у Янека занемели руки.

— Здравствуй… брат, — сказал Янек, пытаясь объясниться с ним.

Никакого ответа.

— Я говорю, здравствуй, — повторил Янек еще раз, помедленнее, чтобы русский понял его. — Ты меня понимаешь?

Он хотел было опустить руки, но русский угрожающе щелкнул затвором автомата.

Горнянчину показалось нелепым, стоять в собственном доме с поднятыми вверх руками перед непрошеным гостем, который целится в него из автомата.

Тут на крылечке раздались шаги, дверь открылась, и Горнянчин услышал за спиной знакомый голос:

— Янек! Наконец-то ты пришел! Мы уж думали, что не дождемся тебя.

Это был молодой Уймискар. Он схватил Горнянчина за поднятую руку и опустил ее, словно и не заметил человека с автоматом.

Горнянчин с облегчением вздохнул. Он увидел, что у русского тоже отлегло от сердца.

— Старший лейтенант Советской Армии Тимофей, — представил его Уймискар. — Мы его зовем Тимка или Матей. Кто его знает, как правильно называть его по-чешски.

— Ну и Матей, — засмеялся уважительно Горнянчин.

Русский между тем снял автомат со спинки стула, уселся поудобнее и положил оружие на колени.

Лишь теперь Янек разглядел, какой у него утомленный вид.

— Пойду принесу чего-нибудь поесть.

— Я уже сказал Светлане насчет еды, — удержал его Уймискар. — Правда, больше ничего не стал ей объяснять.

— От нее можно и не скрывать…

— Ну что ж, хорошо. Дело в том, Янек…

Они уселись у токарного станка. Матей, положив автомат на колени, с тоской поглядел на станок, ласково его погладил — это понравилось Горнянчину.

— Ну как вы тут, Янек? — спросил Уймискар. — Я имею в виду людей.

Горнянчин усмехнулся, а Матей жадно ждал его ответа.

— Знаешь, как бывает: стоит поджечь пучок сухой травы — и займется лес, — сказал Горнянчин.

Переводить не потребовалось. Заросшее лицо Матея расплылось в улыбке.

— У нас, правда, нет опыта, — признался Горнянчин.

— Вот именно, — согласился Уймискар. — Для того я и привел тебе подкрепление.

Горняпчин вопросительно взглянул на русского. Матей кивнул в знак согласия.

— Хорошо! Вот теперь-то мы немцам покажем! — возбужденно воскликнул Горнянчин и встал.

Уймискар рассмеялся.

— Выйдем-ка на минутку! Увидишь кое-что.

Они вышли. Было уже темно. На опушке леса Матей свистнул и приглушенным голосом позвал:

— Трофим!

— Да! — послышалось из чащи.

Из лесу вышли несколько человек, все такие же обросшие, как и их командир. Это были друзья Матея, все они бежали из лагеря военнопленных — украинец Трофим, таджик Миша и два украинца — оба Алексея. Они были вконец изможденные, а Миша к тому же еще и ранен. Опасное путешествие научило их осторожности; они целый день наблюдали из лесу за домом Уймискаров, прежде чем отважились постучать. Зато не ошиблись — им не отказали в помощи, как не отказывали в этом доме никому, кто в ней нуждался. Им хотелось пробраться в Словакию, но Уймискары понимали, что с Мишей им границу не перейти, поэтому уговорили их на некоторое время остаться в Валахии, здесь тоже можно партизанить, люди найдутся.

Следом за Горнянчиным и Уймискаром они осторожно подошли к дому. Мишу несли на носилках из березовых веток, Янек прикидывал, где укрыть русских. Сначала он подумал о мастерской, но потом вспомнил обергруппенфюрера, приезжавшего недавно. Кто может поручиться, что не появится опять Мезуланик или Ягода?

Уймискар словно прочел его мысли.

— Слушай, Янек. Положи их сегодня где-нибудь, хоть на чердаке. А завтра постарайся найти настоящее укрытие. У тебя им не стоит оставаться. К тому же ведь твой дом у самого шоссе. Ненадежно. Лучше всего соорудить хорошую землянку. Думаю, на Вартовне это нетрудно будет сделать. Как думаешь?

Янек кивнул в знак согласия.

— А как быть с раненым? Может, оставить его пока у нас? Пусть поправится сперва.

— Пожалуй, верно, — согласился Уймискар. — Одного на несколько дней спрятать можно.

Они потихоньку проскользнули в темные сени. Но тут открылась дверь, и на пороге перед ними появилась Светлана с караваем хлеба в руках. Рядом с ней стояла дочка с деревянной солонкой; в ее глазках сверкало любопытство.

— Здравствуйте, люди дорогие! — сказала Светлана, отрезая от каравая толстые ломти.

— Спасибо, хозяюшка, — поблагодарил Матей, снял шапку и низко поклонился. — Но ведь нас тут много.

— Ничего! — засмеялась Светлана и протянула ему первый ломоть. — Мы добрым гостям всегда рады.

Матей принял хлеб, взял щепотку соли из солонки, улыбнулся девочке и быстро вошел в горницу.

Выше всех остальных стоит на Вартовне домик Юращаков. Люди они невеселые, немногословные, задавленные тяжелым трудом. Сам Юращак и вовсе нелюдим. Ничего удивительного в том нет — жизнь у этой семьи просто каторжная.

И все же Горнянчин направился именно сюда, решил поговорить с Юращаком. Тот поразмыслил и согласился, чтоб у него выкопали землянку. Он ощутил какую-то радость оттого, что хоть чем-то отомстит власть имущим за свою нищую, трудную жизнь.

К домику Юращака был пристроен сарай, вход в него прямо из сеней. В сарае хранились наколотые на зиму дрова, разный хозяйственный инвентарь, инструменты и всякий ненужный хлам. Под этим сараем партизаны и оборудовали себе землянку, глубокую и просторную. Деревянную крышку люка снизу подперли толстыми балками — если даже простучать люк прикладом, ничего подозрительного не заметишь. Мужики из деревни, которые ездят на работу в Злин, раздобыли в типографии Зигеля лампу с аккумулятором, другую такую же притащил со склада пожарной команды Ломигнат. Горнянчин принес керосинку. В общем, землянку оборудовали как следует, а благодаря тому, что вход в нее был прямо из дома, хозяева могли даже приносить партизанам горячую пищу.

Однако Матей настаивал на том, чтобы оборудовать еще одно укрытие, в котором можно было бы скрываться, если землянка у Юращаков будет обнаружена. Поэтому по ночам отправлялись копать на вершине Вартовны еще две землянки.

А вскоре начались трудности с продовольствием.

Как-то в гости к Горнянчиным пришел Эстержак. Те как раз пекли хлеб.

— Ну и прожорливые же вы, я гляжу, — заметил он. — На этой неделе второй раз хлеб печете, а едоков у вас всего четверо!..

— Что верно, то верно, — начал было Горнянчин, но так ничего и не смог придумать в объяснение и рассказал о Матее и его товарищах. Одному ему все равно не прокормить русских парней, а Эстержак человек хороший, на него можно положиться. Да Матей и сам хотел, чтобы они привлекли побольше надежных людей.