Кэш - Артур Батразович Таболов

– Фрол Романович, звони самому, – обратился Микоян к Козлову.

– Почему я?

– Тебе поверит.

По спецсвязи Козлов связался с Хрущевым:

– Никита Сергеевич, в городе антисоветский мятеж.

– Антисоветский? – мгновенно разъярился Хрущев. – Подавить беспощадно!

Через пятнадцать минут командующий Северо-Кавказским военным округом генерал армии Плиев получил директиву министра обороны СССР маршала Малиновского с разрешением использовать армию для подавления антисоветского мятежа.

Они не могли не врать.

Многотысячная толпа с портретами Ленина и лозунгами «Слава освобожденному труду!» до отказа заполнила сквер перед Атаманским дворцом и прилегающие улицы. В толпе скандировали: «Мяса! Масла! Повышения зарплаты!» Председатель Новочеркасского горисполкома Замула и заведующий отделом ЦК КПСС Степаков попытались с балкона обратиться к собравшимся и призвать их к благоразумию. Их заглушили возмущенные крики и свист. Разъяренные рабочие смяли солдат охраны и ворвались в горком. Все, кто еще оставался в Атаманской дворце, повыпрыгивали со второго этажа во двор. Деликатесы, обнаруженные в банкетном зале, были показаны с балкона и выброшены в толпу. «Они жрут икру, а мы голодаем!» Возмущение достигло предела. Послали делегатов в Кадетский корпус, где под усиленной вооруженной охраной скрывался Микоян и другие члены Президиума ЦК КПСС. Микояна знали, потребовали встречи с ним. Анастас Иванович к делегатам не вышел. Одновременно группа рабочих направилась к горотделу милиции, чтобы освободить тридцать забастовщиков, арестованных на газораспределительной станции.

Директива маршала Малиновского, разрешающая применить военную силу для усмирения бунтовщиков, одновременно обязывала её применить. Начальник Новочеркасского гарнизона генерал-майор Олешко с пятьюдесятью вооруженными автоматчиками направился к Атаманскому дворцу и сделал попытку оттеснить толпу от здания. Толпа не поддавалась, уговоры и приказы не действовали. Солдаты дали предупредительный залп поверх голов. С окружавших сквер деревьев посыпалась пацанва, залезшая на деревья, чтобы всё лучше видеть. Толпа отхлынула. Но кто-то крикнул: «Стреляют холостыми, по своим не будут стрелять!» Задние напирали. Солдаты дали еще один предупредительный залп в воздух. Толпа не остановилась. Кто-то попытался отнять у солдата оружие. И тогда последовал залп по людям…

Трагические события всегда обрастают легендами. Говорили, что на площади остались сотни трупов. Нет, было убито 17 человек и 89 ранено. Еще четыре человека погибли и несколько были ранены при попытке восставших освободить арестованных товарищей. Один из них сумел вырвать автомат у часового. Его напарник открыл огонь на поражение. Случайной пулей был убит проходивший мимо 15-летний подросток.

Говорили, что погибли дети, срезанные автоматными очередями с деревьев. Нет, в захоронениях жертв новочеркасской трагедии, вскрытых спустя три десятилетия, детских трупов не было обнаружено.

Говорили, что какой-то майор при виде кровавого побоища застрелился прямо на площади, перед толпой. Не было такого майора. Он тоже был рожден народным воображением.

Говорили, что русские солдаты отказались стрелять в русских людей и их спешно заменили на нерусских. И это неправда. Правда в том, что в русских рабочих стреляли русские солдаты. Правда в том, что советская власть ни нашла другого языка для разговора с советским народом, кроме оружия.

Площадь опустела. Трупы сволокли в морг инфекционной больницы, раненых рассовали кого куда. Пригнали пожарные машины, убрали обломки портретов Ленина и лозунгов «Слава освобожденному труду!», бранспойтами смыли с асфальта кровь. И всего через час на площади с еще мокрым асфальтом и пятнами крови состоялся концерт артистов Ростовской филармонии и самодеятельных коллективов, срочно доставленных в Новочеркасск. Это был очень странный концерт, на нем не было зрителей.

Два последующих месяца город жил, как в осаде. По ночам милицейские «воронки» разъезжали по темным улицам, из домов выволакивали людей и утрамбовывали ими камеры Новочеркасской тюрьмы. Брали тех, кто попал в объективы фотоаппаратов и кинокамер сотрудников КГБ в штатском, усердно снимавших все события.

14 августа в здании бывшего Кадетского корпуса под усиленной охраной милиции и войск МВД начался процесс над участниками событий 2 июня. Вёл заседания председатель Верховного суда РСФСР Смирнов, государственное обвинение поддерживал прокурор РСФСР Круглов. Процесс длился до 20 августа. Семь обвиняемых в организации антисоветского мятежа были приговорены к расстрелу, больше ста – к лагерям строгого режима сроком от 10 до 12 лет. Приговор был приведен в исполнение. Обжалованию приговор не подлежал.

27 июля 1962 года в местной прессе было опубликовано решение городского Совета депутатов трудящихся «Об охране общественного порядка в городе Новочеркасске". В нем указывалось на недопустимость недостойного поведения на улицах, порчи деревьев, скамеек, замусоривания тротуаров шелухой и распития спиртных напитков в общественных местах.

Можно замолчать правду о трагедии. Можно сажать за разговоры о ней. Но вытравить её из памяти народа нельзя. Она жива и проявляется самым неожиданным образом.

19 августа 1991 года заместитель командующего ВДВ отказался выполнить преступный приказ министра обороны маршала Язова и во главе батальона тульских десантников взял под охрану здание Верховного Совета РСФСР – Белого дома.

В 1962 году ему было 12 лет. Он был одним из тех пацанов, что сидели на деревьях в сквере у Атаманского дворца.

Звали его Александр Лебедь…»

II

Эту главу из документальной книги неизвестного ему автора Ларионова «Огонь на поражение» Панкратов читал в Ленинской библиотеке на другой день после возвращения из Твери особенно внимательно. Книгу показал ему бывший директор детского дома №24, глубокий пенсионер, живущий в пристройке при доме – маленький, словно бы усохший, с седым хохолком на голове, почему-то делающим его похожим на воробья. Директором детского дома была его дочь, лет сорока, с виду типичная бизнес-вумен, но без блядской московской лощености и с певучим тверским говорком. Узнав, что Панкратова интересует Георгий Гольцов, сразу сказала:

– Я знаю, с кем вам нужно поговорить.

Провела Панкратова по светлому гулкому коридору, спустилась по лестнице в пристройку, постучала в какую-то комнату:

– Отец, можно к тебе? Вот господин из Москвы интересуется Георгием. Поговори с ним. – Объяснила: – Папа у нас живая история детдома. Знает всё и обо всех. Его зовут Николаем Алексеевичем. Если что-нибудь будет нужно, я у себя.

Комната была небольшая, опрятная, со школьным письменным столом и кроватью, покрытой серым солдатским одеялом. Она была похожа на келью.

– Вы здесь и живете? – поинтересовался Панкратов.

– Ну да, здесь. У дочери квартира в городе, но там дети, зять, буду только мешаться под ногами. А здесь я сам себе хозяин. Вы писатель? – спросил Николай Алексеевич.

– Разве я похож на писателя? – удивился Панкратов.

– Нет, вы похожи на милиционера.

– Когда-то был кем-то в этом роде. Но очень давно.

– А кто сейчас?

– Даже не знаю. Посредник. Помогаю людям мирно