Апостол Павел - Ален Деко

Такие расхождения могут вызвать подозрения: да было ли это на самом деле? Но если мы будем внимательнее, то заметим, что эти слова в уста Павла вкладывает Лука, поступая как искусный автор диалогов, а он таковым и был. Плохие драматурги заставляют всех персонажей говорить на одном языке — языке автора. Другие — изменяют стиль, смысл и интонацию в зависимости от роли. В первой версии Лука говорит от себя как повествователь. В двух других говорит его герой, причем говорит так, чтобы это выглядело убедительно для разных аудиторий: для толпы в Иерусалиме и для царя Агриппы в Кесарии.

Главное — доверять самому Павлу: ему явился Иисус. Я снова процитирую здесь слова Павла, вынесенные эпиграфом к этой книге: Иисус «явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам; а после всех явился и мне, как некоему извергу» (1 Кор 15:5–8).

Один из самых компетентных комментаторов творчества Павла Юрген Беккер, занимающийся толкованием Нового Завета в Киле, полагает даже, что одно это явление Христа — пусть оно не сопровождалось словами — «дало Павлу возможность понять смысл послания и миссию», доверенную ему. Но нет ничего удивительного в том, что случившееся принималось с оговорками и даже с некоторыми сомнениями. С того момента, как встреча обрела мистический смысл, рациональное объяснение уже не нужно. Разум материалиста отвергает подобное рассуждение, но христиане вот уже две тысячи лет принимают его.

Чтобы раскрыть смысл послания и смысл миссии, необходимо обратиться к текстам. Начнем с главного: «Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати…» (1 Кор 15:3–5). Эти несколько строк, которые мы читаем без всякого удивления — настолько хорошо они нам известны, — имеют огромное значение, я бы даже сказал, безмерное. Они представляют собой не что иное, как самое раннее свидетельство о воскресении Христа. Послание к коринфянам, откуда взят приведенный выше фрагмент, написано около 57 года. Евангелие от Марка — первое из четырех Евангелий — датируется, самое раннее, 65–70 годами. И текст его точно следует схеме, намеченной Павлом. Также около 80 года поступят Матфей и Лука. Нужно ли подчеркивать значимость этого факта: слова Павла по сути первый письменный источник христианства.

В Послании к галатам Павел напомнит: «Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» (Гал 1:11–12). Двух мнений быть не может: Павел проповедует то, что пришло к нему во время той мистической встречи. Через Луку он даже уточняет слова, которые слышал: «Но встань и стань на ноги твои; ибо Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел и что Я открою тебе, избавляя тебя от народа Иудейского и от язычников, к которым Я теперь посылаю тебя открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу, и верою в Меня получили прощение грехов и жребий с освященными» (Деян 26:16–18).

Конечно, Послание к галатам написано много позже полученного откровения на дороге в Дамаск, но описание вселенской миссии Павла завораживает.

Действительно ли, как утверждает Лука, Павла довели до Дамаска «за руку»? Пораженный внезапной слепотой, он был не способен идти самостоятельно, так что, скорее всего, его усадили верхом на какое-то вьючное животное, идущее в караване.

Вот так Павел из Тарса въехал в Дамаск: трясясь верхом, слепой, с помутненным сознанием, осаждаемый воспоминаниями, снедаемый мучительной тревогой. Или даже страхом?

Встающий посреди сирийской пустыни, между последними отрогами Антиливана и массивом Джебель-Друз, Дамаск сегодня, как наверное и всегда, является одним из самых привлекательных городов Востока. Названия, которыми его удостаивали, отражают те грезы, которые вызывал город: «родинка на щеке красавицы-земли», «чаша среди цветов», «нимб луны на земле». Вплоть до окраин Запада прославились дамасские ткани, дамасские сабли и дамасские доспехи. Путники приходили в восторг, обнаружив на подступах к городу «остров зелени». У въезда в Дамаск, насколько хватало глаз, простирались абрикосовые сады и виноградники. Сразу за городской стеной — свежесть садов, орошаемых водами реки Барады, поднимавшимися вплоть до террас домов.

Люди здесь жили уже в IV тысячелетии до нашей эры. Таблички из Египта свидетельствуют о цивилизации, существовавшей в XI веке до Рождества Христова. Надписи в Карнакском храме перечисляют Дамаск в числе городов, завоеванных Тутмосом II. Став столицей могучего Арамейского царства, город был захвачен царем Давидом. При Александре Македонском он был эллинизирован, а в 65 году завоеван Помпеем, сделавшим его резиденцией римского легата в Сирии.

Я прошел через те самые восточные ворота, где проезжал Савл, сегодня они называются Баб Шарки: мощная башня, без всякой отделки, через которую идут три коридора. Я двинулся по длинной прямой дороге, которая уже двадцать веков пересекает город. О существовании ее пишет Лука: «В Дамаске был один ученик, именем Анания; и Господь в видении сказал ему: Анания! Он сказал: я, Господи. Господь же сказал ему: встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла…» (Деян 9:10–11).

Эта улица, именовавшаяся римлянами Via Recta[14], длиной два километра и шириной три метра, вела к храму. Вдоль нее тянулись портики, опиравшиеся на колонны с коринфскими капителями. Сегодня улицу не узнать: она заставлена лавками во всю длину, и это сильно сузило дорогу. Здесь продают все: ковры, ткани, драгоценности, медные подносы, холодное оружие. Здесь смешиваются звуки, запахи, цвета и оттенки, очарование старых арабских улочек.

Не стоит искать в Дамаске какие-то конкретные следы Савла. Прямая улица осталась, но жилище еврея Иуды исчезло. В трехстах метрах от дороги, однако, показывают дом Анании, а на самом деле святилище, построенное в V–VI веках византийцами. У Иуды Савл оставался три дня. Он ничего не ел, ничего не пил. И света не было в его мертвых глазах. Хватит ли у кого-нибудь смелости попытаться представить те муки, через которые прошел Савл в эти три дня?

Наверное, в истории человечества нет другого эпизода, который вызвал бы столько комментариев и столько противоречащих друг другу толкований, хотя иные довольствуются тем, что рассматривают случившееся просто как событие. Мне же в голову приходит сравнение, пожалуй, слишком рискованное: битва Иакова с ангелом.