Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Кто-то должен это остановить, предупредить остальных, кто еще не сошел с ума. Даже ценою собственной жизни.

Князь Голицын перестроился в четвертый ряд, обогнал несколько машин, снова вернулся в свой, третий. Потом сделал это еще раз пытаясь выяснить, не следят ли за ним. Ничего не произошло — никто не вышел из своего ряда, не попытался ускориться или перекрыть ему путь. Значит, за ним никто не следит.

Висящий над дорогой в двухкилометровой выси разведывательный беспилотник он конечно же не заметил. И не мог заметить.

В Басру он въехал по западной дороге через район Назрат-Али, по «Корниловскому мосту», который если бы он был признан мостом — был бы самым длинным мостом в мире. Все дело было в том, что северо-западнее города река Ефрат шла не сплошным руслом — она растекалась, образовывая крайне соленое, болотистое место, грязь из которого весьма ценилась косметологами во всем мире (только поэтому не осушили до сих пор). Вот поэтому — дорога здесь шла как бы над местностью на протяжении десяти с лишком верст, дорожное полотно опиралось на огромные бетонные быки, поддерживающие пролеты дороги, она была построена точно так же, как строились мосты — только возвышалась над местностью она метров на пять, не более. В районе пересечения с каналом, ведущим в Аль-Зубаир он проехал западную заставу — блок-пост на дороге, с которого и начинался город. Чрезвычайного положения объявлено не было — поэтому казаки просто маялись на посту бездельем, отдыхая в неизвестно откуда притащенных шезлонгов в тени пляжных зонтиков и своих бронированных машин.

Хороша служба, нечего сказать. Впрочем, упрекать казаков в отсутствии служебного рвения мог лишь тот, кто сам не тянул пропитанной соленым потом и не менее соленой кровью казачьей лямки.

Проехав немного дальше — эта роскошная десятиполосная дорога доходила прямо до центра города, до международного аэропорта, где разворачивалась к югу, к порту Ум-Каср — князь свернул в сторону жилого района Субхайя, где должна была ждать его Руфь.

Руфь…

Его отношения с Руфью были скандальные — верней, могли бы быть таковыми, если бы он афишировал их. Князь по крови, представитель древнейшего рода, офицер — и еврейка, мало того — еще и террористка. Этого набора было бы достаточно для того, чтобы его сослали в какую-нибудь глушь, в самый заштатный пехотный полк, а три четверти его друзей и знакомых при встрече не подали бы ему руки. Несмотря на то что на дворе был уже двадцать первый век — сообщество офицеров-гвардейцев было крайне консервативно, и скандальные мезальянсы не приветствовало. А то, что Руфь была еще и членом Хаганы — вообще ставило ее вне закона.

Что же касается Хаганы, то Руфь в нее вступила вполне осознанно, правда Голицын считал, что это произошло по юношеской глупости, а сама Руфь — считала это чувством патриотизма. Из всех террористических организаций мира Хагана была самой нетипичной, неправильной — создававшаяся как орудие для борьбы за восстановление исчезнувшего де тысячи лет назад еврейского государства, она постепенно переключилась на более насущные нужды — на защиту евреев от посягательств черносотенцев и арабских экстремистов. При этом само движение было расколото на несколько яростно враждовавших друг с другом частей — одни придерживались коммунистических взглядов, другие анархистских, третьи националистических, четвертые антигосударственных. Государство в свою очередь жестоко боролось с Хаганой, хотя она и не представляла такой опасности как исламское террористическое подполье, и даже могла оказать какую-то помощь в борьбе с ним. Просто все хорошо помнили, как в начале века евреи-коммунисты, снюхавшись с международным еврейским капиталом (Шифф, Кун, Лееб) едва не погубили Россию.

Им просто было хорошо вместе, в минуты их редких встреч, и то что у их связи не было никакого будущего делало эти чувства еще острее. Когда они встречались — они не говорили о политике, потому что знали что к общему не придут и закончится все скандалом. Во время этих редких встреч им достаточно было любви.

Он зазевался и даже не заметил, как все произошло. Он уже искал место, где бы припарковать свою громоздкую бронированную машину, когда впереди с визгом затормозили два неприметных белых седана и сразу несколько человек бросились в толпу как гончие, почуявшие запах крови. Еще одна машина перекрыла одну из полос движения, кто-то резко затормозил, послышался гулкий стук и хруст сминаемого металла… он сразу все понял, и за кем пришли, и что будет дальше. Сделать он ничего не мог, только навредил бы — в душе еще теплилась надежда, что это какая-то ошибка, что ее просто проверят и отпустят, что все можно будет повторить в другом месте и в другое время. Но он знал, что никакая это не ошибка, что они пришли за ней, пришли именно сюда, в маленькую подвальную чайхану, где они бывали уже дважды, и теперь они попытаются взять его. А сдаваться им нельзя — он знал, что современные методы дознания не оставляют места мужественному молчанию.

Крякнув сиреной, еще один внедорожник, уже полицейский, выкатился перед ним, пытаясь остановить его, но он нажал на газ, запас под педалью еще был — и Тур вырвался вперед, гулко стукнув бортом полицейскую машину.

Теперь — точно все. Маски сброшены.

Газанув, он попытался прорваться — но поток впереди уже густел, перемигивался стоп-сигналами — перекрывали движение. Отчаянно вывернув руль и своротив капот какой-то не к меру шустрой легковушке, он вывернул влево, на тротуар, люди разбегались от огромного, обезумевшего, ревущего мотором монстра, он свернул в сторону и выкатился в какой-то проулок. Тупик? Нет, сквозной — и то дело…

Материалы. Надо избавиться от материалов, пока не поздно, если тому суждено произойти — пусть лучше они гадают, что у него было, и что он успел передать, и кому. С этой мыслью он достал небольшую, в стальном корпусе флэш-карту, зажал ее в руке и, выворачивая на улицу, параллельную реке Шатт аль-Араб, на набережную — он размахнулся и бросил ее под колеса идущим сплошным потоком машинам.

Всё?

Нет. Не всё…

Из бардачка он достал телефон — его он купил только вчера, на толкучке, явно краденный и до сих пор ни разу не включал его и не пользовался. Нажал на «отбой», моля Бога, чтобы загрузилось, и чтобы жуликоватый торговец не продал ему телефон с неснятым паролем. Есть! Загрузилось! Номер… какой же номер… Номер… а если номер посольства, они все однотипные. Номер… можно зайти в справочную службу, но нет времени… придется так.

Пальцы скользили, срывались с клавиш — новомодные телефоны выпускали с маленькими, причудливой формы клавишами… черт быстрее…

Над мостом через Шатт-аль-Араб завис вертолет, вниз по тросам скользили десантники. Сверху сказали «фас» и началась охота. Охота на человека. Заговор верхов, офицерский заговор — самый страшный, потому как эти люди могут привлекать к делу нижних чинов просто отдавая приказы и ничего не объясняя.

Князь пользовался старым кодом, простым, как и все гениальное. На данный момент в русском языке было тридцать пять букв, то есть простая таблица шесть на шесть без одной. Каждая буква обозначается двузначной цифрой, показывающей ее положение в таблице по вертикали и по горизонтали. Только бы он прочел это… иначе он попадет в ту же ловушку.

Над идущим по набережной потоком машин завис еще один вертолет, громыхнул громкоговоритель — что-то вроде «остановиться… стреляем на поражение…». Водители, не желающие никаким образом участвовать в антитеррористической операции, жались к обочинам, выбегали из машин.

Всё! Только это, больше ничего не успеть!

Князь огляделся — и увидел впереди перемигивающуюся синими всполохами мигалок стальную стену, перекрывшую набережную.

Еще не все! Он сам — носитель информации. То, что он уничтожил носители, еще ничего не значит. Остался самый главный носитель…

Снайпер спецотряда по борьбе с терроризмом, залегший на крыше одной из машин, блокировавших набережную, уже приготовился стрелять по колесам, чтобы остановить приближающийся внедорожник — как вдруг изнутри брызнуло чем-то темным на стекла, слева, со стороны водителя. Внедорожник начал терять скорость, катясь уже с заглохшим двигателем, потом он ткнулся колесом в бордюр в нескольких десятках метров от перекрывавших движение машин и окончательно остановился.

— Господин майор — не соблюдая дисциплину связи, доложил снайпер — машина остановилась. Водитель, по-видимому, мертв.

— Первый всем! Приближаться к машине запрещаю! Перекрыть набережную с обеих сторон, удаление от цели пятьдесят метров, никого не подпускать! Выставить оцепление. Третий, снимайте все прочие посты!

Специалисты из Багдада, которые подошли к машине, прибыли только к вечеру. Потом, за отличное проведение операции, командовавшему ей майору была вручена медаль «За усердие». Счастье, что он так и не узнал, кто в действительности был ее целью — ведь он не имел злого умысла, он просто исполнял свой долг…