Санкт-Петербург. Автобиография - Марина Федотова

Да, в блокадном городе искусство не умирало. Мы знали, что здесь, в Ленинграде, при свете коптилки композитор Дмитрий Шостакович работает над своей Седьмой, Ленинградской симфонией. Когда большая ее часть уже была написана, больного композитора вывезли на «Большую землю», где она и была окончена. Но музыка, написанная в Ленинграде, вернулась обратно в наш израненный город. Партитуру доставил летчик, прилетевший в Ленинград на военном самолете.

По решению комитета партии, политуправления Ленинградского фронта к нам в Радиокомитет с передовых позиций, из окопов и блиндажей прибыли военные музыканты. Им был представлен новый «командир» – дирижер Карл Ильич Элиасберг. Ему и был вручен пакет с партитурой Седьмой симфонии.

Но война есть война. Музыканты, прибывшие с фронта, играть не могли: огрубевшие от огня и мороза руки не слушались. Они нуждались в отдыхе, в восстановлении сил, в продолжительных репетициях.

9 августа 1942 года по трансляции из филармонии на весь мир прозвучало: «Говорит Ленинград. Передаем Седьмую, Ленинградскую симфонию композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича». Это было похоже на чудо. Ведь фашисты называли Ленинград мертвым городом, а в нем, оказывается, жило самое святое – в нем жило искусство.

Все 90 минут, пока лились над Ленинградом величественные звуки симфонии, были минутами полного затишья вражеских батарей, и ни один воздушный стервятник не прорвался в небо над городом. Артиллеристы, летчики, танкисты Красной Армии перед началом трансляции буквально подавили гитлеровцев огнем. Это была победа музыки и, можно смело сказать, победа техники. Это был подлинный союз искусства и техники, мужества и творческой воли. Ведь этот концерт могли слушать на коротких волнах во многих странах мира – в Лондоне, например, или даже в странах Латинской Америки. Это стало возможным после того, как была восстановлена станция «РВ-70», оснащенная коротковолновыми передатчиками. Она обеспечила выход в эфир коротковолновых передач, получивших название «Говорит Ленинград». Именно во время одной из таких передач и прозвучала через нашу станцию трансляция из филармонии Седьмой симфонии Шостаковича.

Вот одно короткое, но волнующее воспоминание участника проведения этой трансляции, техника-лейтенанта радиовещательного узла Леонида Ивановича Бахвалова. Он пишет:

«Пожалуй, самым памятным для меня событием был день 9 августа 1942 года, когда по трансляции из филармонии прозвучала Седьмая симфония Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Еще задолго до этого дня мы с инженером Леонидом Ивановичем Коптевым тщательно проверили микрофоны, усилительную и трансляционную аппаратуру, также соединительные линии на Дом радио. Наши сердца были переполнены чувством большой гордости за то, что именно в нашем городе прозвучала эта героическая симфония. Оркестром дирижировал Карл Ильич Элиасберг, а за нашим трансляционным пультом вдохновенно работал тонмейстер Нил Николаевич Рогов».

Чтобы почувствовать всю значительность и масштабность проведенной работы, перенесемся мысленно в Большой зал Ленинградской филармонии в памятный день 9 августа 1942 года. Вспоминает об этом дне звукорежиссер, почетный радист СССР Нил Николаевич Рогов.

«Подготовку к трансляции в эфир Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича из Большого зала филармонии я начал задолго до ее начала, так как понимал, что в конечном счете именно мне придется проводить эту трансляцию.

У работающих в нашей группе молодых тонмейстеров Екатерины Протопоповой, Тамары Первовой, Валентины Кривулиной еще не было достаточного опыта в проведении таких сложных музыкальных записей и трансляций. Для того чтобы такая подготовка прошла хорошо, необходима была полная микрофонная репетиция этого произведения, чтобы, сидя за пультом, найти правильные соотношения звучания отдельных групп инструментов и всего оркестра в целом. Однако такая возможность никак не предоставлялась. Карл Ильич Элиасберг работал с оркестром в разных студиях, репетируя отдельные фрагменты симфонии, поэтому было очень трудно составить общее впечатление обо всем произведении.

Для трансляции из филармонии поначалу был выделен один пульт на два микрофона. Этого было явно недостаточно. И тогда по моей настоятельной просьбе начальник РВУ Петр Александрович Палладин дал разрешение на установку второго пульта. Помнится, как четко дежурный техник Валентина Журавлева соединила их в один комплект и подключила к ним четыре микрофона “МЛ-5”. Я постарался расставить их так, чтобы они равномерно охватывали все группы оркестра. У меня была еще последняя надежда, что полная микрофонная репетиция все же состоится 9 августа утром, в день премьеры, и я смогу наконец установить все необходимые звуковые балансы. Но и этой надежде не суждено было сбыться. В 11 часов утра, когда собрался весь оркестр, приехали кинематографисты, отсняли часть репетиции, и на этом до вечера все кончилось. Карл Ильич сберегал силы оркестрантов для концерта.

Случилось так, что трансляционный пульт был установлен в коридоре, прямо за занавесом сцены. Сквозь его просветы мне были видны в зале знакомые лица артистов Театра музыкальной комедии, Радиокомитета и других артистов, оставшихся в Ленинграде. Среди слушателей в зале было много военных.

Я очень волновался, понимая, что передача пойдет в эфир через коротковолновую радиостанцию и ее смогут услышать не только в Советском Союзе, но и во многих странах мира.

Звукорежиссерский пульт находился в непосредственной близости от большого оркестра, который заглушал, естественно, звучание наушников – ими я пользовался для контроля. Пришлось призвать на помощь весь свой опыт и музыкальную интуицию. Передача началась раньше обычного, что-то около 19 часов. Руки привычно легли на регуляторы звука, волнение постепенно улеглось. Наш оркестр играл с большим подъемом, вдохновенно, и всех нас охватило чувство причастности к огромному событию. Такого воздействия музыки мне больше в жизни ощущать не приходилось. Это была подлинная гармония музыки и жизни, борьбы и победы. Победы добра над злом».

Исполнение симфонии слышали и на немецких позициях. Много лет спустя туристы из ГДР разыскали дирижера К. И. Элиасберга и сказали ему, что именно 9 августа 1942 года они поняли: война проиграна.

А. Н. Толстой, в годы войны корреспондент газеты «Правда», побывал на одной из репетиций симфонии в феврале 1942 года и с восторгом писал:

Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебания смертный бой с черными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний. Симфония прозрачна в своей огромной сложности, она и сурова, и по-мужски лирична, и вся летит в будущее, раскрывающееся за рубежом победы человека над зверем... Красная Армия создала грозную симфонию мировой победы, Шостакович прильнул ухом к сердцу родины и сыграл песнь торжества.

О. Ф. Берггольц после трансляции симфонии по ленинградскому радио заключила:

Первые звуки Седьмой симфонии чисты и образны. Их слушаешь жадно и удивленно – так вот как мы когда-то жили, до войны, как мы счастливы-то были, как свободны, сколько простора и тишины было вокруг. Эту музыку хочется слушать без конца. Но внезапно и очень тихо раздается сухое потрескивание, сухая дробь барабанов. Начинают перекликаться инструменты оркестра. Война. Барабаны уже гремят так неистово, что трудно дышать. От них никуда не деться. Это враг на подступах к Ленинграду. Он грозит гибелью. Товарищи, это о нас, это о сентябрьских днях Ленинграда. Это наша великая бесслезная скорбь о наших родных и близких – защитниках Ленинграда... В 4-й части тема войны переходит в тему грядущей победы, и немыслимой силы достигает торжественное, грозное ликование музыки. Товарищи, мы обязательно победим. Мы готовы на все испытания, которые еще нас ожидают, готовы во имя торжества жизни. Об этом свидетельствует Ленинградская симфония, созданная в нашем осажденном, голодающем, лишенном света и тепла, сражающемся городе.

К пятнадцатилетию победы в Великой Отечественной войне в Ленинграде появился и «материальный» памятник жертвам блокады – мемориальный комплекс на Пискаревском кладбище, где в годы войны хоронили в братских могилах погибших (всего около 470 000 человек). На постаменте скульптуры «Родина-мать» высечены строки Ольги Берггольц. Сама поэтесса вспоминала:

Когда Ленинградский Совет депутатов трудящихся предложил мне сделать надпись на Пискаревском кладбище, надпись, которая должна быть высечена на гранитной стене, не скрою, что вначале это предложение испугало меня. Но архитектор Левинсон сказал мне как-то: «Поедемте на кладбище». Был ненастный, осенний ленинградский день, когда мы пробрались на окраину Ленинграда. Мы шли среди еще абсолютно неоформленных курганов, а не могил. Но уже за ними была огромная гранитная стена, и там стояла женщина с дубовым венком в руках. Невыносимое чувство печали, скорби, полного отчуждения настигли меня в ту минуту, когда я шла по этим мосткам, по этой страшной земле, мимо этих огромных холмов-могил, к этой еще слепой и безгласной стене. Нет, я вовсе не думала, что именно я должна дать этой стене голос.