Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

надоесть. Но никто не хотел опять воевать. А возвращение Наполеона, понимал каждый, в любом случае означало войну…

И тогда власти идут на беспрецедентный шаг: навстречу мятежной наполеоновской армии выдвигается «храбрейший из храбрых» – маршал Ней. Но Ней уже не тот Ней, который вел свой корпус по скрипучему льду Днепра. Ней обещал Бурбонам доставить беглеца в Париж… в железной клетке.

Однако мало кто знал, что Ней колебался. Этот маршал был отчаянным и храбрым, но не подлым и забывчивым. Ней по-прежнему оставался маршалом Императора. И об этом знал не только он сам, но и Бонапарт. Ничего удивительного, что уже на марше Нею доставили коротенькую записку «от Самого»: «Ней! Идите мне навстречу в Шалон. Я Вас приму так же, как на другой день после битвы под Москвой».

И Ней все понял. Вскочив на коня, он выхватил из ножен саблю и воскликнул:

– Мои офицеры и солдаты! Дело Бурбонов дохлое! Оно погибло навсегда!..

Армия Нея в полном составе перешла на сторону Наполеона. Теперь можно было идти на Париж…

20 марта, в девять вечера Император вернулся в Тюильрийский дворец.

Как рассказывал графу Лас Казу сам Наполеон, Париж встретил изгнанника овациями: «…отбоя не было от тысяч офицеров и граждан столицы, пытавшихся заключить его в объятия; толпы восторженных людей понесли его на плечах во дворец среди сильнейшего хаоса, похожего на тот, что охватывает неуправляемую толпу, готовую разорвать человека на части».

А в Тюильри стояла непривычная суета: это лакеи спешно заменяли напольные ковры с королевскими лилиями на другие – старые, на которых красовались императорские золотые пчелы. Пчелы, пчелы, пчелы…

Была ранняя весна. Париж гудел, как растревоженный после зимней спячки пчелиный улей…

* * *

О Фуше вспомнили тогда, когда Паук этого вовсе не хотел. Он желал этого вчера, и будет желать потом, но вспомнили о нем в тот самый момент, когда больше всего хотелось затаиться, – во время марша Бонапарта на Париж. Крысы побежали с тонущего корабля с надменным названием «Королевство Луи XVIII». Судно разваливалось, а плавать никто не умел: все взывали о помощи.

Плавать умел только Фуше. Поэтому о нем и вспомнили. Лишь этот виртуоз дипломатии мог спасти, если ему передать… свой портфель. Став министром, он вытащит всех! Так, по-видимому, рассуждали сами министры, выстроившиеся к нему с предложением поделиться желанным портфелем. Но Фуше не дурак. На носу смена власти: вот придет Хозяин – он рассудит. Так что извините, сами влипли – сами выкручивайтесь!

Те озлобились. Министерский портфель, видите ли, ему ни к чему. Да он бонапартист!

Король, конечно, все понимает, но правила игры еще никто не отменял. Негодника и скрытого бонапартиста – в темницу!

Людовик вызывает префекта парижской полиции г-на Бурьенна (к слову, бывшего друга и личного секретаря Наполеона) и буквально с порога набрасывается на него:

– Я хочу… Нет, я – требую! Требую, чтобы вы задержали Фуше и Даву! Особенно этого негодника Фуше!

– Сир, это… это бесполезно, – вздыхая, лепечет Бурьенн. (Умный Бурьенн тоже все понимает. Взять герцога Отрантского под белы рученьки да в Консьержери – дело, конечно, нехитрое; впрочем, можно и под пытку! Только делать этого, пожалуй, не стоит; кто знает, завтра-послезавтра за содеянное призовут к ответу.)

– Хочу! – взвизгивает король. – Хочу, чтобы вы непременно задержали Фуше!

– Будет исполнено, Ваше Величество, – кивает головой префект полиции.

– Уж постарайтесь, Бурьенн. Впрочем, вы уже вряд ли успеете, – дает отступного король. – Ведь и ваш предшественник Андре не мог его захватить…

И все же желание короля – закон! Секретные агенты окружают дом (если помните, особнячок на улице Черутти, переименованной при Бурбонах в Артуа). Но Фуше – Паук, а не Заяц. А потому загонять себя не позволит. Пришли – пусть входят. Старший из агентов протягивает приказ на арест.

– Этот приказ ничтожен! – выносит вердикт Фуше. (Ему ли, бывшему министру полиции, не знать тонкостей судебно-правовой системы!)

– Как это?! – удивляется агент.

– Подпись не та…

– Как это – не та?!

– Подпись префекта полиции…

– Ну и?..

– Но такой должности нет, господа…

Фуше абсолютно прав, и агенты это знают. Бурьенн был назначен префектом полиции накануне ночью, поэтому его назначение еще не было оформлено должным образом. Тем не менее хитреца следовало брать немедленно, таков был приказ шефа.

Что ж, развел руками Фуше, разрешите тогда единственное – хотя бы привести себя в порядок, что ли, сухарики собрать и прочее. А потом – к вашим услугам, господа… И он вышел в соседнюю комнату.

Потом случилось непонятное. Арестованный не вернулся ни через пять минут, ни через десять. Фуше исчез. И лишь распахнутая дверь потайного хода свидетельствовала о том, что никуда он не исчез, а просто… сбежал!

Когда об этом рассказали Бонапарту, тот долго хохотал:

– Ну и хлыщ! Этот Фуше – пройдоха из пройдох…

* * *

Власть не прощает халатности. Она как мелкий бисер, нанизанный на тонкую нить: одно неловкое движение – и бисер рассыплется…

Невозможно в один и тот же ручей войти дважды. Хотя Бонапарт всегда считал, что и в этом вопросе судьба сделает для него исключение. Но он ошибся. Все изменилось – даже дворец Тюильри. Его стены стали ýже, а потолки – ниже; иногда казалось, что этот самый потолок рухнет на голову… И от всего этого хотелось кричать!

К нему раз за разом приходили не те. Тех, кого он хотел видеть, рядом не было. А потому приходилось довольствоваться объедками со старого императорского стола. Его маршалы, как тараканы, разбежались по щелям; в невидимку превратился Талейран; самые умные предпочли затаиться. И эта (почти звенящая!) тишина не предвещала ничего хорошего. Объедки не могут быть вкуснее свежего блюда уже потому, что они объедки. Правда, если ты не сильно голоден.

Но Бонапарт изголодался. Он жаждал власти, а с ней – реванша! Поэтому был вынужден принимать все как есть. На смену умным приходили посредственные, смелым – трусливые, отчаянным – хитрые. Но он успокаивал себя, что при сильном стремянном в качестве пристяжной сгодится даже кляча… Хотя клячами его министров можно было назвать с большой натяжкой. Так, министром иностранных дел был назначен Арман де Коленкур; армию возглавил маршал Даву, а министерство внутренних дел Наполеон доверил Лазару Карно[246]. Лавалетт, Декре…

Но самым сногсшибательным стало назначение на пост министра полиции… Жозефа Фуше.

И вот с этими людьми Бонапарт должен был… воевать. Да-да, именно воевать! Ибо уже 13 (25) марта 1815 года была оформлена седьмая коалиция вражеских государств. Французский император Наполеон Бонапарт был объявлен вне