Дезертир флота - Юрий Валин

– Ты их видел? – тихо спросила Теа.

– Да. На улице тополя растут, я на них еще в детстве забирался. Знаете, я, наверное, не могу так сестру оставить. Она еще глупая. И брать ее с собой нельзя.

Посидели в тишине.

Ныр растянул в руках ремень, и Великий Дракон с удовольствием раскачивался в петле, задумчиво окидывая фиолетовым взглядом бесперспективный, лишенный мух потолок. Фуа ухмыльнулся:

– Что это вы с таким горестным видом сидите, как будто нам жрать нечего? Ты, Ква, что, ничего умного придумать не можешь? У тебя всегда сто вариантов в запасе. Пойдемте пива выпьем, а утром у тебя план будет готов. А если что нужно будет сделать, то мы мигом поможем.

Квазимодо засмеялся:

– Знаешь, очень может быть, ты и прав.

Пиво пить фуа отправился в одиночестве.

Кровать почти не скрипела. Геккон, путешествующий по потолку, снисходительно поглядывая лиловым глазом. Ни мух, ни тараканов не попадалось, внизу тяжело дышали, приглушенно стонали и вообще занимались бесконечными глупостями.

Квазимодо, подрагивая, вылизывал обжигающе горячую тонкую шею. Теа едва слышно урчала, ласкала коготками бока любовника. Требовался хотя бы маленький перерыв.

– Ква, может быть, твоего отца…

– Ты о чем думаешь? – возмутился вор. – Об этих проблемах Лягушка наказал мне самому думать.

– Я не думаю. И перестань на меня шипеть. У меня сидит в голове нехорошая мысль, и я ничего не могу с этим поделать. Прости за прямоту, но, может быть, этого старого глупца просто убить? Или это не поможет?

– Мысль естественная, только не снимающая все проблемы. Теа, мы не можем отложить решение до утра?

– Вполне, Полумордый. Особенно если ты пустишь меня наверх и позволишь заняться настоящим делом. Обленился, торговая морда.

– Вот как?! Ах ты, грубиянка пушистая…

Какая же лиска горячая, нежная, ненасытная… Так бы и сдохнуть на этой постели…

Решение пришло ближе к полудню. Как всегда, практичное, лишенное романтики и сулящее пусть небольшую, но прибыль. Квазимодо подошел к низкому окну торговой конторы. В неярком солнечном свете возвращались с рынка припозднившиеся хозяйки, промчался мальчишка в грязном матросском колпаке и с подпорченной дыней под мышкой. Вздрагивал осенний воздух. Тянулся старый сложенный из ракушечника забор. Осел протащил тележку с дровами. Жизнь славного города Глора не спешила меняться. Ну и пусть не меняется. Квазимодо вернулся к столу, заваленному копиями векселей и счетов на тонкой и дешевой новомодной бумаге, которую категорически не следовало брать влажными руками. Да, дела торговые. Времени мало, но придется задержаться. Хм… традиции семьи требуют.

Вот так и живут торговцы дорогими лампами. Улица плавно свернула и закончилась тупиком. Здесь растут высокие тополя, трепещут на осеннем ветерке еще почти зеленые листья, между тополями-великанами торчат кажущиеся такими приземистыми фруктовые деревья. Обычная ограда из ракушечника, разве что здесь чуть повыше, и камень сложен ровно. Ворота с коваными украшениями наверху – это уже признак роскоши. За забором угадываются крыши дворовых строений и просторного дома. И снова деревья. Вот к этому Теа трудно привыкнуть – каждое второе дерево в городе фруктовое. Даже на улицах растут без надзора, словно крупные и вкусные фрукты – мусор, а не пища. Многие деревья еще отягощены плодами: поздние медовые яблоки, круглые, терпко-сочные груши, желтые, похожие на сгустки меда сливы. Но сейчас не до фруктов.

Ква подходит к воротам, оглядывается. В единственном глазу мелькнула нерешительность и – кто бы поверил – страх. Теа не отворачивается – каждому есть чего бояться, стыда в этом нет. Могла бы – вошла за него. Но Полумордому нужно войти в старый дом самому. А помочь можно – лиска берет бронзовое кольцо на воротах, стучит им в старые крепкие доски. Должно быть, мальчишка, не похожий ни на кого, потому что симпатичный и с обоими глазами, слышал этот стук тысячу раз. Такой гулкий в чистом осеннем воздухе звук.

За спиной посапывает фуа, на диво молчаливый сегодня.

Квазимодо кашляет и наконец выдавливает из себя:

– Эй, хозяева, есть кто дома? Господин Рудна? Выгодное предложение не примете?

Теа знает, что старшего Рудна нет дома. Купец еще с весны живет в своей лавке, на втором этаже. Стыдно удачливому купцу заходить в родной дом, который скоро перейдет в чужие загребущие руки. Дома сейчас младший господин Рудна с сестрой, их мачеха да еще старая служанка, которая все еще готовит еду. Пора бы и самим учиться стряпать. Теа не испытывает жалости ни к кому из живущих в этом доме. Тот, на кого силой надели ошейник или засунули в клетку, никогда не поймет существ, что добровольно дожидаются хозяев.

Нет дома мудрейшего купца, члена гильдии купцов по праву рождения, господина Рудна, а Полумордому страшно. Сглатывает слюну. Теа помогает единственно возможным способом – ощутимо сует кулаком под ребра. С другой стороны друга тычком колена подбадривает Ныр. Ква сердито отмахивается – видимо, полегчало.

Слышны шаги. Распахивается калитка – во дворе стоит парень на голову выше Квазимодо. Бородка действительно противная – похоже, пытался, чучело, бороденку колечками какими-то модными уложить. Козлик.

– Прекрасно выглядишь, – бурчит Квазимодо и, слегка подпихнув брата в грудь, ступает за каменный порог. Столько лет прошло, а ноги это движение не забыли. Правда, ступня чуть ли не вдвое больше стала – растопталась лапа по диким путям-дорожкам.

– Вы это что… сейчас стражу… отца нет… – бормочет парень-козлик.

– Не суетись, умник-раззява, – морщится Квазимодо.

Парень отступает еще на шаг – лицо его начинает изумленно разъезжаться сразу во все стороны. Непонимание, догадка, опять непонимание, страх – брови, нос и глаза живут отдельно друг от друга. Теа видела в Кануте уличное представление лицедеев – очень похоже. Только здесь все гримасы закончились на одной – остается страх.

Парень-козлик ахает, кажется, хочет присесть на корточки, нет, устоял, снова ахает, приседает. Ну, как можно так бояться? Теа пытается понять и не понимает. Ква сейчас совсем не страшен – в глупом купеческом наряде, невысокий, с аккуратно подстриженными волосами. От обычного глорца его отличает только кожаная повязка, закрывающая пустой глаз, да подпорченная щека. Разве он пугает? И он ведь брат. Теа не понимает. Если бы к ней явились погибшие давным-давно братья, пусть и мертвые, порубленные, как их порубили там, у Двух ручьев, разве она стала бы ахать да руками всплескивать, как девка-лицедейка?

На шум явились остальные. Старуха тут же юркнула обратно в глубины дома. Хозяйка – дородная женщина, еще красивая и даже в украшениях, глянула, поджала губы, встала в дверях. Эта посильнее будет: узнала пришельца, не узнала – не понять. Не удирает.