Фантастические тетради - Ирина Ванка

Старший Гренс не обратил на сына внимания, поскольку с раннего утра самозабвенно орудовал рубанком в сарае, создавая гладкие доски для ремонта прогнившего пола баньки. А Альберт столь же самозабвенно выгребал стружку из-под верстака и утаптывал ее в мешок для растопки печи. Старший Гренс на сына даже не взглянул, а лишь только больше насупился и еще яростнее принялся шуровать рубанком.

— Тебе помочь, папа?

— Обойдемся.

— Тогда я приготовлю обед?..

— Не перетрудись, — огрызнулся Гренс, а Альба украдкой подмигнул Голли.

— Пойдем вечером за водопад, на дальний спуск? Пока снег еще не растаял. — Предложил он.

— Этот снег никогда не растает, — проворчал старший Гренс, — здесь наступила вечная мерзлота. У вас в ЦИФе что, теплотрассу разорвало?

— Мы больше никуда не пойдем… — ответил Голл, — пока не отремонтируем теплотрассу. — И ушел в дом, плотно закрыв за собою дверь. Но Альба тотчас же направился за ним, волоча полный мешок стружек.

— Можете покрасить табурет, — прокричал им вслед Гренс, — только не в доме, а на террасе!

— Потом возьмем «миксер» и полетаем по заповеднику? — приставал Альберт к Голлу Гренсу, неподвижно стоящему у замерзшего окна. — Найдем место, где не будет свидетелей. — Он бросил мешок и встал рядом, пытаясь угадать направление задумчивого фиолетового взгляда: то ли на черную тучу, висящую над самой крышей, то ли сквозь нее далеко-далеко… — Ты ведь точно знаешь, где можно…

— Что можно? — перебил его Голл. — Тебе можно только писать стихи, свежий воздух на тебя дурно действует. А я уже ничего не знаю… Что можно? Где можно? Нигде нельзя! Я могу не заметить… — он неожиданно замолчал, будто опасаясь сболтнуть лишнее.

— …Разорванный круг, — продолжил Альба, -

 Все зима да зима. Просто вырастут дети моих подруг, И постареют дома. Но когда меня спросят: А где ж ты был? Не пора ли начать?.. Это очень коварный зигзаг судьбы — Можно не отвечать…

Лицо Голли по-прежнему оставалось невозмутимым и безучастным. Альба с сочувствием поглядел на него и продолжил:

 Я готов был догнать Свой последний вагон И не дать вам уйти. Только кто мог подумать, что поезд в пути Над землей полетит? Только кто мог поверить, Что вещие сны — не сплошное вранье? Если знать наперед все изломы судьбы, Куда бежать от нее?

Значит, говоришь, Феликсу нравится мое творчество?

— Он стал слишком сентиментальным, — ответил Голли.

— Скучает по Земле?

— Возможно.

— Он хотел бы вернуться?

— Мне кажется, да.

— И забыть все, что было здесь?

— Но ведь ты не знаешь, что ждало его там!

— Знаю.

— Замолчи, Альберт! Я не намерен обсуждать с тобой эти темы.

— Я думал о твоей вчерашней просьбе… Пытался представить себе, что чувствуешь ты. Так что ори, сколько хочешь, я на акрусиан больше не обижаюсь. Представляю, как это ужасно чувствовать себя беспомощным в моем шизофреническом мире. Чувствовать, что ты в нем никто…

— Перестань.

— Если только взять и представить себе серьезно, что с тобой происходит… Кто ты, что делаешь здесь, что творится вокруг… Да от этого же рехнуться можно!

— Либо ты заткнешься, — прошипел Голл, — либо я уйду.

— Ты слышишь, Феликс! — громко произнес Альба. — Мы по разные стороны веры. Ты знаешь, как карается вероотступничество… с другой стороны?

Гренс в ужасе обернулся к нему.

— А тебе, акрусианин, уже надоело играть со мной в «золотую рыбку»? О чем ты попросишь меня на этот раз?

— Я пошел красить табурет, а ты можешь перекрасить небо, если делать нечего.

— В какой цвет?

— В какой хочешь. Я пошел помогать отцу. — Голли оторвал взгляд от тучи и направился к дверям.

— Ступай… помогай. Слышал лязг да грохот? Это он не рубанок, это он зуб на тебя точил.

Глава 28

С того дня Голли уже ни на что не был способен. Ни на ремонт бани, ни на покраску табурета, ни на разъяснительные беседы с кем бы то ни было, даже с самим собой. Он снял с корабля Суфа поисковое оборудование, установил его на Перру и, как одержимый, от восхода до заката прочесывал все 23 яруса заповедника с намерением выявить хотя бы один работающий ЦИФовский «наблюдатель». Но ничего, кроме дежурных трансляторов, не обнаружил, несмотря на то, что местное оборудование изучил еще в детстве. Он был уверен, что Феликс заподозрил в его поведении неладное.

На случай абсолютно безрезультатных поисков у него было три более-менее подходящих объяснения. Первое: Феликс на пару с Альбой зачем-то решили меня разыграть; второе: Феликс совершенно самостоятельно затеял со мной играть втемную с применением неизвестных в ЦИФе технических средств наблюдения. И, наконец, третья — не вымерли ли они там все в своих лабораторных норах? Подозрительно резко Матлин потерял интерес к персоне Альберта, слишком скоропостижно отошел от дел. Причин столь резкого поворота не понимал даже Баю. Но «наблюдателей» на ярусе Гренса не оказалось вообще. Один-единственный готовый к работе «глаз» дежурил лишь над нижним павильоном, который служил разве что местом экзотического досуга не столько землян, сколько бонтуанцев и ботришей.

Голли не верил ни приборам, ни глазам своим. Исчез даже персональный Гренсов транслятор, болтающийся над коньком крыши как аварийный огнетушитель «на всякий пожарный случай», о котором не знали разве что только Гренсовы куры и то потому, что гуляли с другой стороны сарая. Даже отец, который принципиально не терпел всю местную «инопланетятину», и тот моментально пронюхал… А пронюхав, подозрительно быстро смирился. А смирившись, немедленно применил его к делу и каждый раз, как только назревала необходимость в химическом конструкторе, имитирующем металл, пластмассу, резину, воплощался в само смирение. Он оказался не в состоянии отыскать запасы руды, поэтому, наплевав на предрассудки эмансипации, выходил во двор тогда еще ветхого шалаша, весьма театрально вздымал руки к небу и вопил: «Господи! Милости твоей взываю — ящик гвоздей подай мне сюда, пожалуйста; еще кинжал побольше раз в пять, чем ты подал в прошлый раз; кусочек резины для новой рогатины; вообще-то, мне еще не помешает клей, но с клеем как-нибудь без тебя разберусь». На следующий день в ЦИФе кто-нибудь невзначай намекал Голли, что в лаборатории можно получить отличную сталь и наклепать гвоздей сколько угодно. Но если отцу еще раз понадобится проволока, пусть сразу говорит, какая и для чего, чтобы потом не обижался.