Путешественница - Диана Гэблдон

Он указал жестом на Лоренца.

– Sí, claro. Да, конечно, – ответило странное создание, не разлепив невидимых губ. – Он христопродавец. А кто эта puta alba?[30]

– Это сеньора Фрэзер, – как ни в чем не бывало ответил отец Фогден. – Несчастная леди стала жертвой кораблекрушения, мы должны помочь ей, чем можем.

Мамасита медленно оглядела меня с головы до ног. Она ничего не говорила, но ноздри ее раздувались от бесконечного презрения.

– Еда готова, – буркнула она наконец и отвернулась.

– Замечательно! – радостно воскликнул священник. – Мамасита приветствует вас: она принесла нам еду. Не желаете ли присесть?

На столе уже стояла большая щербатая глиняная тарелка и лежала деревянная ложка. Священник достал из буфета еще пару тарелок с ложками, плюхнул их на стол и жестом пригласил нас садиться. Стул во главе стола занимал здоровенный волосатый кокосовый орех.

Фогден бережно поднял его и поставил рядом со своей тарелкой. Волокнистая скорлупа потемнела от времени, и волоски кое-где вытерлись, открывая взгляду гладкую, чуть ли не полированную поверхность. Можно было догадаться, что орех хранится здесь давно.

– Привет, старина, – сказал священник, энергично похлопывая по скорлупе. – Как тебе этот прекрасный денек, Коко?

Я взглянула на Штерна – он, наморщив лоб, рассматривал образ Христа – и решила, что, пожалуй, мне стоит завести беседу.

– Вы здесь живете один, мистер… отец Фогден? – спросила я у хозяина усадьбы. – То есть, конечно, вы и, хм, мамасита?

– Боюсь, что да. Поэтому мне так приятно вас видеть. А то ведь вся моя компания – это Людо да Коко, понимаете, – объяснил он, снова похлопав мохнатый орех.

– Коко? – вежливо переспросила я, надеясь, что этот странный человек имеет в виду не просто орех, и снова метнула взгляд на Штерна, но тот выглядел разве что слегка удивленным, но ничуть не встревоженным.

– «Коко» – это вроде как «бука». Так испанцы называют чертенка или домового, – пояснил священник. – Этакое пугало с маленьким носом-пуговкой и огромными черными глазищами.

Внезапно Фогден ткнул двумя длинными тонкими пальцами в углубление на конце кокосового ореха и резко отдернул их, давясь от смеха.

– А-ах! – воскликнул он. – Нечего таращиться, Коко, это грубо!

От неожиданности я прикусила губу и, когда острый взгляд бледно-голубых глаз метнулся ко мне, с трудом разжала челюсти.

– Какая милая леди, – произнес он словно самому себе. – Конечно, не то что моя Эрменегильда, но все равно очень милая, не правда ли, Людо?

Пес, которому был адресован этот вопрос, меня проигнорировал, зато радостно прыгнул к хозяину, просунул голову ему под руку и тявкнул. Священник ласково почесал собаку за ушами и обратился ко мне:

– Вот все думаю, подойдет ли вам одно из платьев Эрменегильды?

Не зная, ответить или промолчать, я ограничилась вежливой улыбкой, надеясь, что мои мысли не отразились на лице. К счастью, в этот момент вернулась мамасита, неся завернутый в полотенца дымящийся глиняный горшок. Плеснув по полному черпаку в каждую тарелку, она удалилась, резво перебирая невидимыми под бесформенной юбкой ногами (если они у нее вообще были).

Я поковырялась ложкой в месиве на моей тарелке. По виду это было что-то овощное. Набравшись храбрости, я взяла немножко в рот. К моему удивлению, блюдо оказалось вкусным.

– Жареный подорожник с маниокой и красными бобами, – пояснил Лоренц при виде моего замешательства, после чего зачерпнул полную ложку дымящейся мякоти и отправил в рот, даже не подув, чтобы остудить.

Признаться, я ожидала форменного допроса относительно своего появления, личности и намерений, но отец Фогден лишь напевал что-то себе под нос и, когда не зачерпывал ложкой угощение, отбивал ею ритм по столу.

Я бросила взгляд на Лоренца, приподняв брови. Он улыбнулся и склонился над своей тарелкой.

Разговор, кроме случайного обмена словами, не шел до тех пор, пока мамасита, сказать о которой «неулыбчивая» значило бы серьезно недооценить выражение ее лица, не убрала тарелки, заменив их подносом с фруктами, тремя чашками и огромным глиняным кувшином.

– Случалось ли вам пить сангрию, миссис Фрэзер?

Я уже совсем было открыла рот, чтобы сказать «да», но, подумав, пролепетала:

– Нет, а что это такое?

На самом деле в шестидесятых годах двадцатого столетия сангрия была весьма популярным напитком, который часто подавали и на факультетских вечеринках, и на госпитальных посиделках. Но в данную эпоху, надо полагать, в Англии и Шотландии этот напиток известен не был. Миссис Фрэзер из Эдинбурга просто не могла слышать про сангрию.

– Это смесь красного вина с апельсиновым и лимонным соком, – пояснил Лоренц Штерн. – Заправляется пряностями и подается горячим или холодным в зависимости от погоды. Самый приятный и полезный для здоровья напиток, правда, Фогден?

– О да. О да. Самый приятный.

Не дожидаясь меня, священник залпом осушил чашку и потянулся за кувшином, чтобы налить себе еще, когда я успела сделать лишь один глоток.

Это был тот самый сладкий, терпкий вкус, и на миг возникла иллюзия того, что я вернулась в прошлое и снова оказалась на вечеринке, где впервые отведала этот напиток в компании покуривавшего марихуану аспиранта и профессора ботаники.

Эта иллюзия поддерживалась и разговором Штерна, вертевшимся вокруг его научных коллекций, и поведением отца Фогдена. После нескольких чашек сангрии он встал, пошарил в шкафу и извлек оттуда внушительных размеров глиняную трубку. Набив ее остро пахнувшей, мелко нарезанной травой, высыпанной из бумажного пакета, священник с наслаждением закурил.

– Конопля? – спросил Штерн. – Как вы считаете, это способствует пищеварению? Я слышал такое мнение, однако в большинстве городов Европы данное растение недоступно, и у меня не было возможности наблюдать эффект лично.

– О, травка действует на желудок наилучшим образом, – заверил его отец Фогден. Он сделал глубокую затяжку, задержал дыхание, а потом медленно, даже сонно выдохнул, выпустив облачко белого дыма, воспарившее к низкому потолку его комнаты, расползаясь туманными лоскутами. – Я непременно дам вам с собой пакет, дорогой друг. А сейчас скажите, что вы намерены делать с этой леди, жертвой кораблекрушения, которую вы спасли?

Штерн изложил свой план: после ночного отдыха мы отправимся в селение Сент-Луис-дю-Норд, откуда рыбачий баркас доставит нас в Кап-Аитьен, что в тридцати милях отсюда. Если с баркасом не получится, мы двинемся по суше к Лё-Кап, ближайшему порту.

Сдвинув растущие пучками брови, священник воззрился на выпущенный им дым.

– Хм. Полагаю, выбор не так уж велик? Правда, если вы решите добираться в Лё-Кап сушей, нужно быть очень осторожной. Мароны, понимаете ли.

– Мароны?

Я недоуменно покосилась на Штерна. Тот нахмурился и кивнул.

– Это правда. Мне довелось встретиться с двумя или тремя мелкими бандами, когда я путешествовал на север по долине Артибонит. Они меня не тронули. Склонен предположить, потому что выглядел я ненамного лучше этих бедолаг. Мароны – это беглые рабы, – пояснил он. – Они бежали от жестокости своих хозяев и скрываются в горах под защитой джунглей.

– Вас они, скорее всего, не тронут. – Отец Фогден глубоко, со свистом затянулся, надолго задержал дыхание и неохотно выпустил дым. Глаза его налились кровью. Он прикрыл один из них, а другим взглянул на меня. – Непохоже, чтобы у нее было что грабить, а?

Штерн, глядя на меня, широко улыбнулся, но улыбка тут же исчезла: видимо, он счел вызвавшие ее мысли бестактными. Он прокашлялся и снова взялся за чашку с сангрией. Священник смотрел поверх трубки красными, как у хорька, глазами.

– Думаю, мне не повредит немного свежего воздуха, – сказала я, отодвигая стул. – И возможно, немного воды – умыться.

– О, конечно-конечно! – воскликнул отец Фогден. Он встал, заметно покачиваясь, и беспечно постучал трубкой о буфет, выбивая угольки. – Пойдемте со мной.

Воздух в патио и вправду был свежим и бодрящим, несмотря на какой-то гнилостный запашок. Я вдохнула полной грудью, с интересом глядя, как отец Фогден неловко пытается набрать ведром воды из источника в углу.

– Откуда вытекает вода? – поинтересовалась я. – Это ключ?

Каменный желоб был устлан мягкими щупальцами зеленых водорослей. Они слегка пошевеливались, что свидетельствовало о наличии течения.

На мой вопрос ответил Штерн.

– Вообще-то тут сотни подобных источников. Насчет иных говорят, будто в них обитают духи, но я не думаю, чтобы вы разделяли эти предрассудки.

Кажется, что-то в этих словах заставило отца Фогдена задуматься: он отставил наполовину наполненное ведро и, прищурившись, уставился на воду, пытаясь сосредоточиться на одной из множества сновавших там серебристых рыбешек.

– Что? – встрепенулся он через некоторое время. – Духи? Нет, никаких духов. До сих пор… О, погодите, совсем забыл. Хочу вам кое-что показать.