Под Куполом - Стивен Кинг

Судя по всему, возразить Лестер Коггинс не мог. Энди дотолок таблетки, наполнил стакан водой. Ладонью смахнул розовую пыль в стакан, размешал пальцем. Снаружи доносились только треск пожара, приглушенные крики людей, которые боролись с огнем на улице и на крыше, а также звуки шагов над головой.

— До дна! — сказал он себе… но не выпил. Рука держала стакан, но трусливая часть его разума — та часть, что не хотела умирать, пусть жизнь потеряла смысл — не позволяла поднести стакан ко рту. — Нет, в этот раз тебе не победить. — Но снова опустил стакан, чтобы вытереть покрывалом струящийся по лицу пот. — Не каждый раз, и не в этот раз.

Он опять поднес стакан ко рту. Внутри колыхалось розовое забвение. Но вновь поставил стакан на стол.

Трусливая часть по-прежнему рулила им. Бог бы побрал эту трусливую часть.

— Господи, дай мне знак, — прошептал Энди. — Дай знак, что выпить этот стакан правильно. Если не по другим причинам, то хотя бы потому, что только так я смогу покинуть этот город.

Совсем рядом обрушилась крыша здания, где находилась редакция «Демократа». У него над головой кто-то — судя по голосу, Ромео Берпи — крикнул:

— Готовьтесь, парни, теперь будьте наготове!

Будьте наготове. Это знак, конечно же. Энди Сандерс поднял стакан смерти, и на этот раз трусливая часть не удержала его руку. Трусливая часть, похоже, сдалась.

В его кармане мобильник заиграл первые фразы песни «Ты прекрасна», сентиментальной белиберды, которая нравилась Клоди. Он все равно собирался выпить содержимое стакана, но тут какой-то голос прошептал, что это, возможно, тоже знак. Он не мог сказать, чей голос — трусливой части, Коггинса или собственного сердца. А потому, что не мог, ответил на звонок.

— Мистер Сандерс? — Женский голос, усталый, несчастный и испуганный. Энди почувствовал родственную душу. — Вирджиния Томлинсон, из больницы.

— Джинни, ну конечно. — Странно, но его голос звучал весело, как и всегда.

— Боюсь, у нас тут сложная ситуация. Вы сможете подойти?

Луч света прорезал темноту в голове Энди. Сердце наполнилось изумлением и благодарностью. Ему сказали: «Вы сможете подойти?» Неужто он забыл, какие теплые чувства вызывали в нем эти слова? Наверное, забыл, хотя ради таких слов он и баллотировался на должность первого члена городского управления. Не для того, чтобы получить власть: это интересовало Большого Джима. Только чтобы протянуть руку помощи. С этого он начинал; возможно, этим он сможет и закончить.

— Мистер Сандерс? Вы меня слышите?

— Да. Будь уверена, Джинни. Я сейчас подойду. — Он помолчал. — И никакого мистера Сандерса — Энди. Мы все в одной лодке, помнишь?

Он отключил связь, отнес стакан в ванную, вылил содержимое в унитаз. Ощущение радости — ощущение легкости и изумления — длилось до того самого момента, когда он спустил воду. Потом депрессия навалилась на него, как старое вонючее пальто. Он кому-то нужен? Смех, да и только. Он, старый глупый Энди Сандерс, дундук, сидящий на коленях Большого Джима. Рупор. Трепло. Человек, который озвучивал идеи и предложения Большого Джима, словно они исходили от него. Человек, который оказывался очень нужным каждые два года, когда подходило время очаровывать избирателей. Большой Джим делать этого не умел или не хотел.

В пузырьке еще оставались таблетки. Внизу, в холодильнике, стояли бутылки «дасани». Но Энди всерьез об этом не думал. Он пообещал Джинни Томлинсон, что придет, и относился к тем людям, которые держали слово. Идею самоубийства он не отверг, только отложил. Сунул под сукно, как говорили в политической тусовке маленького городка. И до чего же приятно выйти из этой спальни, которая едва не стала для него камерой смерти.

Она заполнялась дымом.

11

Рабочий зал «Похоронного бюро Боуи» находился в подвале, и Линда решила, что можно включить свет. Без него Расти не мог произвести осмотр трупов.

— Ты только посмотри на это безобразие, — указал он на пол, выложенный квадратами линолеума, грязный, со следами подошв, на банки из-под пива и газировки на боковых столиках, на открытый мусорный бак в углу с вьющимися над ним мухами. — Если бы Совет погребальных услуг штата это увидел… или департамент здравоохранения… эту контору закрыли бы в одно мгновение.

— Не забывай, где мы находимся, — напомнила ему Линда. Она смотрела на стол из нержавеющей стали, который занимал середину комнаты. На поверхности хватало пятен от жидкостей, которые лучше не называть, а в канавке для стока лежала смятая обертка от «сникерса». — Думаю, мы даже не в Мэне. Поторопись, Эрик, здесь воняет.

— Более чем. — Расти эти грязь и беспорядок оскорбляли, вызывали ярость. Будь его воля, он бы врезал Стюарту Боуи в нос только за обертку от батончика, оставленную на столе, где из умерших горожан выпускали кровь.

В дальнем конце зала находилось шесть стальных ящиков для тел. Оттуда же доносилось гудение холодильной установки.

— Здесь с пропаном никаких проблем, — пробормотал Расти. — Братья Боуи живут на широкую ногу.

Таблички с именами на торцах ящиков отсутствовали — еще одно свидетельство неряшливости, — так что Расти выдвинул все шесть. Первые два оказались пустыми, но его это не удивило. Большинство из тех, кто умер под Куполом, включая Рона Хаскела и Эвансов, похоронили быстро. Джимми Сируа, у которого не было близких родственников, все еще лежал в маленьком морге «Кэтрин Рассел».

В следующих четырех лежали тела, ради которых он сюда и пришел. Запах разложения ударил в нос, едва Расти выдвинул ящики из ниш. Он перебил неприятные, но менее агрессивные запахи консервантов и бальзамирующих мазей. Линда отступила, зажав рукой рот.

— Только не блевани, Линни. — Расти направился к шкафчикам у стены. В первом выдвинутом ящике лежали пачки журнала «Филд-энд-стрим», и он выругался. В другом, ниже, нашлось то, что он искал. Расти вытащил стилет троакара, который, похоже, никогда не мыли, и пару зеленых масок, еще в упаковке. Одну маску протянул Линде, другую надел сам. Заглянул в следующий ящик и достал пару резиновых перчаток. Ярко-желтых, чертовски веселеньких. — Если думаешь, что тебя вырвет, несмотря на маску, иди наверх, к Стейси.

— Все будет хорошо. Я останусь свидетелем.

— Не думаю, что кто-то примет в расчет твои показания: ты, в конце концов, моя жена.

— Я останусь свидетелем. Только сделай все побыстрее.

Грязи хватало и в ящиках для тел. После уже увиденного Расти это не удивило, но возмущало по-прежнему. Линда протянула ему старый кассетный магнитофон, который нашла в гараже. Расти нажал на клавишу «ЗАПИСЬ», проверил результат, удивился, что получается очень даже ничего. Поставил старенький «Панасоник» на один из пустых ящиков. Натянул перчатки. Времени ушло чуть больше, чем он думал: руки вспотели. Где-то наверняка лежал тальк или присыпка «Джонсонс беби», но он не хотел и дальше заниматься поисками. И так чувствовал себя взломщиком. Черт, он и был взломщиком.