Корона мечей - Роберт Джордан

– Как тебе понравилось пребывание в вакуоли?

Могидин почувствовала, что волосы зашевелились у нее на голове. Она не была ни исследователем, ни деятелем, но это слово ей знакомо. Конечно, у нее и мысли не возникло спросить у молодого человека, откуда ему – ныне – известно это слово. Иногда в Узоре возникали своеобразные пузыри, называемые вакуолями, хотя Месана, наверно, сказала бы, что это слишком простое объяснение. В вакуоли можно войти, если знать как, и манипулировать происходящим там точно так же, как всем остальным в мире, – исследователи часто проводили в них грандиозные эксперименты, о которых и до нее доходили смутные слухи, но вакуоли находились вне Узора, а иногда закрывались или отрывались и уплывали прочь. Даже Месана не сказала бы, почему и как это случалось, за исключением того, что все находившееся внутри них тогда бесследно исчезало.

– Сколько? – Могидин сама удивилась, как спокойно прозвучал ее голос. Она повернулась к молодому человеку, который сидел, демонстрируя ей прекрасные белые зубы. – Я имею в виду, сколько времени я там пробыла? Или ты не знаешь?

– Я видел, как ты прибыла... – Он умолк, взял со стоящего рядом с креслом стола серебряный кубок и отпил из него, глядя на нее улыбающимися глазами поверх края. – Прошлой ночью.

Могидин не сдержала вздоха облегчения. Многие использовали вакуоли потому, что время в них текло иначе, иногда медленнее, иногда быстрее. Иногда намного быстрее. Она нисколько не удивилась бы, узнав, что Великий Повелитель заточил ее на сотни или даже тысячи лет, чтобы она вновь возникла в мире, который уже принадлежал ему, чтобы ей пришлось проводить свои дни, питаясь падалью, в то время как остальные Избранные стоят на вершине. Она все еще чувствовала себя одной из Избранных – по крайней мере в глубине души. И будет чувствовать, пока сам Великий Повелитель не скажет, что это не так. Могидин никогда не слышала, чтобы угодивший в ловушку для разума освободился, но она отыщет способ. Всегда есть выход – для тех, кто проявляет предусмотрительность, в отличие от тех, кто называет предусмотрительность трусостью. Сейчас Могидин сама расплачивалась за то, что сдуру проявила так называемую храбрость – такую, которая в Шайол Гул оканчивается кор’соврой.

Внезапно ей пришло в голову, что для Приверженца Тьмы юноша знает слишком много, особенно если учесть, что ему лет двадцать, не больше. Под ее испытующим взором он, нагло развалясь, покачивал перекинутой через ручку кресла ногой. Грендаль вполне могла прибрать его к рукам, обладай он положением и властью; к тому же его можно было назвать даже красивым, если бы не слишком тяжелый подбородок. Могидин никогда не встречала человека с такими голубыми глазами. И хотя он так нахально вел себя с ней сейчас и воспоминания о прикосновении рук Шайдара Харана были еще очень свежи, Могидин чувствовала, что Источник зовет ее, и знала, что Мурддраал исчез, и подумала, что неплохо бы преподать этому юному Приверженцу Тьмы внушительный урок. Одежда ее вся в грязи, но это только подталкивало к такому решению. От нее слабо пахло водой, которой она умылась, но ей не удалось привести в порядок платье, в котором она сбежала от Эгвейн ал’Вир; вдобавок, спускаясь в Бездну Рока, Могидин основательно изодрала его. В конце концов благоразумие восторжествовало – наверняка она находится сейчас где-то неподалеку от Шайол Гул, – но восторжествовало с трудом.

– Как тебя зовут? – требовательно спросила Могидин. – Ты имеешь хоть малейшее представление о том, с кем разговариваешь?

– Да, Могидин, имею. Можешь называть меня Моридин.

У Могидин перехватило дыхание. Не из-за имени; любой глупец мог назвать себя Смертью, а именно такое значение это имя имело на Древнем Языке. Но она заметила крошечное, едва различимое черное пятно, которое проплыло по зрачку одного из голубых глаз, а потом другого, двигаясь по прямой. Этот Моридин обращался к Истинной Силе, и не раз. Много раз. Могидин знала: кроме ал’Тора и другим способным направлять удавалось выжить, а этот юноша явно не уступал ему в Силе. Но она никак не ожидала, что Великий Повелитель окажет одному из них особую честь. Честь, таящая в себе яд, – как известно всем Избранным. Со временем человек становился гораздо более зависимым от Истинной Силы, чем от Единой Силы; желание снова и снова обращаться к саидар или саидин можно сдержать с помощью воли, но Могидин не верила, что существует воля, способная сопротивляться Истинному Источнику, тем более когда в глазах появляется саа. Конечная цена бывала разной, но всегда ужасной.

– Ты даже не догадываешься, как отмечен, – сказала Могидин. Она непринужденно, будто ее грязное платье было самым прекрасным нарядом на свете, опустилась в кресло напротив молодого человека. – Подай мне вина, и я расскажу тебе, о чем идет речь. Только двадцать девять человек когда-либо были удостоены...

К ее изумлению, он рассмеялся:

– Ты все поняла неправильно, Могидин. Ты еще служишь Великому Повелителю, но не так, как раньше. Время твоих игр миновало. Если бы тебе по чистой случайности не удалось сделать кое-что полезное, ты была бы уже мертва.

– Я – одна из Избранных, мальчик, – сказала она; пламя ярости прорвалось сквозь осторожность. Она выпрямилась, смело глядя ему в лицо. По сравнению с ней, вооруженной знаниями, приобретенными за легендарную Эпоху, он находился на уровне тех времен, когда полудикие люди жили в грязных хижинах. В некоторых областях, связанных с Единой Силой, никто не превосходил ее. Могидин с невероятным трудом удержалась, чтобы не обнять Источник, не важно, как близко к Шайол Гул она сейчас находилась. – Твоя мать, наверно, не так давно пугала тебя моим именем, но знай, что даже взрослые мужчины, способные скомкать тебя, точно тряпку, покрывались испариной, когда слышали его. Придержи язык, разговаривая со мной!

Он протянул руку к открытому вороту рубашки и... ее язык прилип к гортани. Могидин не могла оторвать взгляда от маленькой клетки из золотой проволоки и кроваво-красного хрусталя, которая висела у него на шнурке. Мелькнула смутная мысль, что, может, это вовсе не ее клетка, просто очень похожая; но нет, определенно та самая. Моридин погладил клетку большим пальцем, и у Могидин возникло ощущение, будто кто-то ласково прикасается к ее мозгу, к ее душе. Разрушить ловушку для разума очень легко – стоит лишь нажать чуть-чуть посильнее, чем он сейчас. Она могла находиться на другом конце мира, даже дальше, и это ни на волос ничего не изменит. Часть Могидин, которая в некотором роде тоже была ею, словно отделилась от нее; она продолжала видеть собственными глазами, слышать собственными ушами, чувствовать вкус с помощью своего языка и ощущать прикосновение, но стала беспомощным автоматом, полностью повинующимся тому, кто владел ловушкой для разума. Есть ли способ освободиться от нее, нет ли, ловушка для разума есть кор’совра. Могидин почувствовала, как кровь отхлынула от лица.