Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

побережья, натянув между ними еще одну цепь. Секретная пушечная батарея с боеприпасами располагалась у подножия форта Сант-Анджело, прямо у воды.

Молитва лучше сна!

Молитва лучше сна!

Аллах велик, велик Аллах.

Нет Бога, кроме Аллаха,

и Мухаммед – пророк Его!

Из угла темной камеры раздался пронзительный голос. Это пел алжирец, лежавший под высоко расположенным крошечным окном, через которое доносился утренний звон колоколов из церкви Святого Лаврентия.

Аша перевернулся. Его стон потонул в общем горестном хоре вздохов и стонов других рабов в камере. Он с трудом поднялся на четвереньки. Аша всегда думал, что он в прекрасной форме, но теперь у него болел каждый мускул. А каждое движение причиняло новую боль, обжигало в новом месте. Руки и ноги были ободраны и покрыты волдырями. Постоянно болела голова. Язык распух от жажды, в ушах громыхало. Предыдущей ночью уснуть не удалось, так как все вокруг плакали и стонали. Ему казалось, что он только успел закрыть глаза, как уже начался новый день.

Он старался не пропускать омовений, тер лицо и руки пучком грязной соломы, а потом отдавался благостному ритуалу намаза.

Хвала Аллаху, Господу миров, всемилостивому и милосердному, Владыке Дня воздаяния!

Эти слова помогали ему сохранить рассудок, хотя бывали минуты, когда ему становилось все равно, умрет ли он. Он знал, что смерть где-то близко. Ла Валетт сдержал слово, придумав пытку, которая была во много раз хуже, чем повешение. Аша с трудом мог поверить, что какие-то две недели забрали у него столько сил. Весь ужас работы на стенах дополнялся недостатком еды и воды. Аша слабел с каждым днем. Он слышал о смерти Тургута и знал, что это неизбежно, но подтверждение смерти корсара повергло Ашу в глубокое уныние. Он переживал потерю близкого человека так же остро, как, он это точно знал, переживают войска султана утрату их гениального военачальника. Без него споры между Мустафой и Пияле скоро заглушат грохот пушек. Осада затянется навечно.

Положение Аши осложнялось отступничеством Ласкариса, чья помощь мальтийцам сильно контрастировала с его собственным упорным отказом взаимодействовать с христианами. Слух о нем быстро распространился по темницам и вдоль стен. Все охранники знали об Аша-реисе. Каждый старался добавить хворосту в его адский огонь, и удары плетьми сыпались на него гораздо чаще, чем на остальных. На стенах его загружали самой тяжелой работой. Ему плевали в лицо, писали в тарелку с его скудной порцией, которая и так всегда бывала меньше, чем у других. Над ним безбожно издевались, надеясь вызвать хотя бы малейшее неповиновение, чтобы поскорее прикончить его. Но Аша твердо решил не доставлять им такого удовольствия и сделать все, что в его силах, чтобы остаться в живых.

Однако еще бóльшая опасность исходила от жителей Биргу, чьи страдания за годы турецких опустошительных набегов Аша понимал, как никто другой. Подстрекаемые свежими воспоминаниями о судьбе форта Сант-Эльмо, бродячие шайки хватали пленников прямо со стен, закидывали их камнями или избивали до смерти, а потом тащили по улицам, где дети играли в кровавых лужах. Орден всячески поощрял такие набеги. Если мальтийское происхождение Аши и имело значение, то это выражалось лишь в том, что охранники не давали его на растерзание толпе, но лишь затем, чтобы подвергнуть его еще более изощренным пыткам на стенах.

Дверь с лязгом отворилась.

– Мусульманские свиньи, бегом к кормушке! – рявкнул охранник.

Пленники повскакивали и побежали во двор, где каждому выдали по миске жидкой похлебки, по крошечному кусочку хлеба и по стакану воды. Этого едва хватало, чтобы продержаться до полудня, не говоря уже о целом трудовом дне. Аша встал, а вот человек, с которым его соединяла цепь, алжирец по имени Махмуд, лишь застонал, не в силах пошевелиться.

– Хватит с меня этого безумия, – сказал он. – Я не пойду.

– У нас нет выбора, – ответил ему Аша.

– Выбор есть – смерть, и я с радостью приму ее.

– Если сейчас же не встанешь, смерть не заставит себя долго ждать. Поднимайся, а то останемся без еды!

Махмуд скрестил руки на груди и закрыл глаза. Аша потянул за цепь. Он был сильнее алжирца, но Махмуд повис на цепи мертвым грузом. Аша потащил его за собой.

Их заметил охранник.

– Вставай, свинья! – приказал он.

Но Махмуд решительно покачал головой. Охранник полоснул розгой ему по спине.

– Вставай, свинья! – повторил он.

Махмуд снова отказался. В воздухе мелькнул нож охранника, отрезав Махмуду половину уха. Тот пронзительно завопил и вскочил на ноги, прикрывая кровавое месиво рукой. Кто-то протянул ему лоскут хлопковой ткани, чтобы перевязать голову. Махмуд скулил, рыдал, ругался, но присоединился к рядам живых призраков, отправлявшихся работать на стенах.

Солнце как раз поднималось над идеально чистым небом, обещая еще один безупречно ясный день. Рабы шли вдоль укреплений над заливом Калкара-Крик. Аша высматривал Марию, зная, что она должна быть где-то там. И точно, у оружейного склада мелькнула фигура сестры. Точно рассчитав момент, она направилась в сторону шеренги гремящих цепями рабов. Быстрое движение ее руки, и вот Аша уже с ловкостью поймал хлеб, все еще теплый от ее прикосновения. Ему очень хотелось поговорить с ней, но приходилось довольствоваться молчаливым обменом улыбками, когда прошедшие годы таяли и их души на короткий миг вновь соединялись. Минуту спустя ее уже и след простыл. Иногда, работая на стенах, Аша видел, что она стоит на улице внизу и смотрит на него. Аше хотелось бы, чтобы она укрылась в каком-нибудь надежном месте, но он понимал, что безопасным это место все равно будет недолго. Ему казалось, что сестра выглядит исхудавшей, все более изнуренной и осунувшейся с каждым днем.

Ашу несколько утешала мысль о том, что следующий удар придется на Сенглеа, а не на Биргу. Но он знал, что, как только падет Сенглеа, настанет очередь Биргу. Стены города были высокими и крепкими, но и им не выдержать длительного непрерывного огня противника. Для Аши самым страшным кошмаром стало бы увидеть сестру мертвой на одной из городских улиц. Теперь он знал: такое легко может случиться и он никак не сможет защитить ее.

Прибыв на свой пост, они с Махмудом принялись за работу. Им предстояло заделать брешь в стене. По-прежнему прикованные друг к другу, они затаскивали мешки с песком и камнями на крутой уступ с развалинами, оставшимися от части стены после турецких обстрелов. Они тащили мешки по одному зараз, держась за концы с двух сторон и стараясь не оступиться. После нескольких шагов вверх кто-то неизменно срывался и соскальзывал обратно вниз. Всякий раз, как они падали, им доставалось розгами от надсмотрщика. Таким образом им удалось перетащить двадцать мешков. Наверху рабов ждали пять минут ужаса под непрерывным огнем турок, когда мешки оставалось поднять на самую вершину поврежденной стены.

Аша слышал, что турецкие стрелки – лучшие в мире. Теперь у него появилась возможность в этом убедиться. Разумеется, случались и блуждающие выстрелы, они несли с собой особую опасность, но большинство снарядов убивали сразу и наверняка. Часто стрелки выбирали определенное место на стене и производили выстрел из василиска, самый крупный из которых пробивал толщу земли в двадцать футов. Мгновение спустя раздавался следующий выстрел, на этот раз из пищали, установленной чуть дальше. Каждая новая пушка стреляла в цель под другим углом, чтобы в итоге причинить максимальное разрушение. Подобный процесс повторялся в выборочных местах вдоль всех укреплений. Пока стены методично уничтожались, другие орудия обстреливали города и форты, убивая случайных защитников и мирных жителей. Час за часом, день за днем турки ослабляли укрепления, чтобы их войска могли войти в город.

Аша и другие рабы, лишенные всякой защиты, проделывали бесконечную работу. Как только мешки оказывались наверху, турки тут же сбивали их новыми выстрелами. И не важно, что на стенах трудились военнопленные. Стрелкам приказали всячески препятствовать восстановлению стен и стрелять по всему, что движется. Гранитные снаряды летели с особым свистящим звуком, чуть заранее предупреждающим рабов. Заслышав его, они ложились на живот