Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

он славился легендарной памятью, а сообщество капитанов Средиземного моря было не таким уж большим. Даже капитаны воюющих сторон часто знали друг друга.

– Состояние твоего лица не позволяет сказать с уверенностью, – начал Ромегас, – но мне кажется, я видел тебя раньше. Не припомню где.

– Сними с меня кандалы и дай мне нож. Пока буду перерезать тебе горло, я обо всем напомню.

Ромегас рассмеялся:

– Ого, какой у нас пылкий узник! Аша-реис, теперь я вспомнил. Джерба! Мы вместе плавали!

Подошел ла Валетт, и обмен репликами прекратился.

– Фра де Врис, – сказал он Кристиану, – полагаю, твоему присутствию есть разумное объяснение.

– Синьорина Борг попросила меня устроить свидание с узником, сир, – ответил Кристиан. – Это ее брат.

– Ваш брат! Это правда, синьорина? – переспросил ла Валетт.

– Да, великий магистр.

– Мне доложили, что ваш отец утверждает иное.

– Мой отец ошибается, ваше превосходительство.

– Вы шутите? Ошибается в вопросах, касающихся его собственных кровных уз? – Ла Валетт взглянул на Нико. – Итак, что из этого правда? Ты мальтиец или турок?

– По рождению я мальтиец.

– Меня не интересует, какую кожу ты носил в детстве. Главное, в чьей шкуре ты сегодня. Отвечай на вопрос!

– Я не турок, а осман.

Ла Валетт посмотрел на руку Нико и заметил знакомую орту:

– И вдобавок офицер султанского флота, как я вижу.

– Да.

Мария покачала головой. Ее глаза выдавали страх.

– Нико! Скажи ему…

Великий магистр махнул рукой в ее сторону:

– Тихо! – Потом взглянул на Нико. – Что ты делал в гражданской одежде в Биргу?

– Я собирался оценить вашу подготовку, чтобы как можно скорее положить конец осаде, исход которой уже предрешен. Мне очень хотелось свести к минимуму потери среди населения Мальты. Только это, и ничего более. Я говорю правду.

– Ты говоришь о жизнях мальтийцев. А как насчет ордена?

– Если орден Святого Иоанна исчезнет с лица земли, я не сильно опечалюсь.

Ла Валетт заметно развеселился:

– Рискованное утверждение для человека, чья голова вот-вот полетит с плеч. Сейчас у тебя есть возможность спастись и принести пользу родной земле. Расскажи о намерениях своих командиров. Каков план битвы?

– Я не предам свой флот, великий магистр. Так же, как и не подниму оружия против собственной плоти и крови.

– Но шпионишь ты собственной плотью и кровью. В конце концов, ты гораздо больше осман, нежели мальтиец.

– Мне не стыдно за себя.

– А я и не ожидаю, чтобы ты стыдился, – сказал великий магистр. – Я жду, чтобы тебя за это повесили.

Он кивнул охраннику. Допрос был окончен.

– Подождите! – Мария вышла вперед. – Великий магистр, прошу вас, вы не можете так поступить! Ведь в этом есть и ваша вина! Вам должно быть стыдно!

– Мария Борг, если бы я не питал к вам некоторого уважения, то велел бы вас выпороть! Потрудитесь объясниться!

– А вы не помните? Я пришла к вам в тот день, когда его похитили корсары. У вас была галера, но вы отказались отправиться в погоню. И то, кем стал мой брат, на вашей совести, потому что его предали рыцари ордена Святого Иоанна.

– Разумеется, я помню тот случай. Вы тогда были еще девочкой, но такой же острой на язык, как и сейчас. Вы обвинили меня в… трусости, если я не ошибаюсь!

– Я сожалею, что не сдержалась, великий магистр. Но Нико был совсем ребенком. Ему даже десяти не исполнилось. Ему ничего не оставалось, как принять новую веру. Разве мог ребенок воспротивиться этому? Если бы вы – и орден в вашем лице – исполнили свой долг в тот день, мой брат стоял бы сегодня в рядах ваших офицеров. И командовал бы одной из ваших галер.

Нико не сдержался:

– Я мальтиец. Орден не принимает в свои почетные ряды даже знатных мальтийцев. Возможно, меня взяли бы чистить сточные канавы.

Ла Валетт кивнул охраннику-греку, который с размаху ударил Нико по лицу. Нико пошатнулся, но устоял. Слизнув с губы кровь, он поднял непокорный взгляд.

– Я не могу засчитать ваш аргумент, – сказал ла Валетт. – В тот день его похитил не орден, и не орден предложил ему сменить религию.

– Орден обещал королю Карлу защищать эти острова, но не защитил. Господин великий магистр, я прошу вас, не наказывайте этого человека за детскую слабость. В тот день вы сказали мне, что Нико будет хранить Господь, а теперь вы самолично отправляете его на казнь? – Она сделала глубокий вдох, прекрасно осознавая, насколько опасно то, что она собирается предложить. – Орден не должен вершить суд над человеком, которого сам же орден толкнул на отступничество. Пусть его судит Церковь!

Кристиан взглянул на Марию с изумлением. Мало кто из мужчин осмеливался обращаться к великому магистру в такой дерзкой манере. И в то же время именно бесстрашие Марии дало ему первый лучик надежды на то, что ее брат останется жить. Ла Валетт был честным человеком, принимающим доводы разума, человеком, способным изменить свое мнение, если на то имелись основания. Сейчас он мерил шагами комнату, обдумывая слова Марии.

– Вы игнорируете один немаловажный факт, – ответил ла Валетт. – Каковы бы ни были обстоятельства в юности, сейчас он стоит перед нами не только как нераскаявшийся мусульманин, но и как вражеский шпион. Только за одно это он заслуживает смерти.

– Великий магистр, простите мне мою дерзость, – встрял Ромегас, которого происходящее явно забавляло. – Возможно, я знаю, как разрешить ситуацию.

Он отвел ла Валетта в сторону и что-то ему прошептал. Ла Валетт кивнул.

– Шевалье напомнил мне о том, что мне, к сожалению, известно, – сказал он Нико. – Мне не хватает людей, и любые руки не будут лишними. Сейчас перед нами стоит человек, не являющийся ни турком, ни мальтийцем в полной мере. Поскольку сердце его бьется и за тех, и за других, он мог бы извлечь пользу из благосклонности сразу с обеих сторон. Итак, присоединяйся к рабам на стенах. Если выживешь, я предоставлю инквизиции решать твою судьбу.

Нико не знал, что означает быть рабом на стенах, но Мария знала, как никто другой. Нико ни за что не дожить до суда Кубельеса или Сальваго, и ла Валетту это прекрасно известно.

– Но, великий магистр, – возразила она, – стены – это же смертный приговор! Единственная разница между таким рабством и повешением – это то, когда состоится казнь.

– Если Богу будет угодно, он доживет до костра инквизиции. Такая возможность – большее, что можно требовать, даже вам, синьорина Борг. А теперь помолчите. Не испытывайте мое терпение.

23 июня

Бертран застонал от стыда и ужаса. Он обнаружил, что сходил под себя и долгое время даже не замечал этого. Он потянулся за фляжкой и сделал благословенный глоток. Этот подарок он получил несколько дней назад. Его доставил последний человек на последней лодке, прибывшей из форта Сант-Анджело. Мальтийский солдат полз по камням, чтобы вручить его Бертрану лично в руки, словно это был Священный Грааль. Подарок представлял собой коробку из-под пороха, перевязанную кожаными ремнями, с печатью великого магистра и надписью «Шевалье Кювье». Заинтригованный Бертран развязал ремни и открыл коробку. Внутри оказалась фляжка и записка.

«Прости, целая бочка не поместилась, – писал Кристиан. – Наслаждайся тем, что есть. С тебя твоя лучшая пара сапог». Бертран громко рассмеялся и подивился, откуда Кристиан раздобыл печать. А потом сделал большой глоток чудесного напитка, решив приберечь остальное на потом.

Форт Сант-Эльмо был полностью окружен. Ценой огромного количества жизней туркам удалось возвести мост через овраг. Теперь их силы были расставлены таким образом, что защитники уже не могли ликвидировать этот мост. Турки скрывались везде. Они прятались от огня, ведущегося из форта Сант-Анджело, за защитными ширмами. Один мальтиец, добравшись вплавь, доставил великому магистру записку от Миранды, который писал, что практически каждый защитник ранен. Форт мог пасть с часу на час.

В ту ночь защитники форта Сант-Эльмо наблюдали, как еще один небольшой отряд добровольцев во главе с самим Ромегасом пытается пересечь Великую гавань, чтобы прийти им на подмогу. Турецкий огонь постоянно сбивал их с пути. Они вынуждены были вернуться.

С этой минуты форт Сант-Эльмо остался один, в полной блокаде.