ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

же говорил, что журналистика не профессия, а говно, что-то в таком роде. Не помню дословно. Поправь тут меня, если считаешь нужным.

– Да нет, я сказал, что журналистика – это «письмо на туалетной бумаге», а вообще лучшая профессия для гражданина СССР, но она как большой спорт – важно вовремя закончить. Я, как дальновидный, крупный педагог, с пяти лет повторял своей старшей дочери: «Ася, если захочешь увидеть седого отца законченно несчастным человеком, закури, употребляй в речи слово “волнительно” или еще хуже – реши стать журналистом». И вот результат: «Папа, а не поступать ли мне на журфак?» Единственная надежда, что походит по редакциям, поглядит на таких монстров, как ты, и передумает!

– Немудрено, что твоя дочь захотела продолжить династию: ты вон какой знаменитый. Прославился еще как журналист. У тебя у самого-то какое образование?

– Военная специальность «радист». А так – никакого.

– А диплом?

– Журфака МГУ.

– Сильно он тебе помог?

– Ну как, я в ДАСе жил, комнату снимать не приходилось, пять лет временной прописки, стипендию получал, а со второго курса ходил только на физкультуру, да и то нерегулярно, приходилось закрывать прогулы сдачей кровей. А на экзаменах списывал со шпаргалок отличниц. Как и все.

– А иностранный?

– Я знаю по-английски только одну фразу: I was ill. Фраза универсальная, позволяющая объяснить, почему я ничего не знаю, почему не ходил на занятия, почему унылый вид, Вот у тебя сколько троек в дипломе?

– Одна: по русскому. Но мне простительно – я, в отличие от тебя, не носитель языка. Я в лучшем случае носитель южнорусского диалекта.

– А у меня тройки по политэкономии и логике. И основы советской экономики – вот что я еще провалил.

– Еще одна причина, по которой твоя дочка рвется в журналистику – все-таки ее дед, он же твой первый тесть – знаменитый Валерий Аграновский, великий журналист. (Грех было бы ей не использовать такой козырь.) Расскажи, кстати, как так вышло, что ты с ним породнился. Будучи еще студентом журфака.

– Это простая история, которая сейчас уже не кажется мне романтической. Когда мне было пятнадцать лет, мой наставник из газеты «Московский железнодорожик» вручил мне на трое суток бережно обернутую книгу «Ради единого слова». Ее написал как раз Валерий Аграновский.

– Хорошая книга. Мощный учебник.

– Книга так меня тронула и образумила, что я аккуратно переписал из нее основные мысли в школьную тетрадь в шестнадцать листов. На журфаке я познакомился со знаменитым преподавателем Владимиром Шахиджаняном (он же Шах), он взял меня в свою студию и начал бешено «продвигать», как продвигал всех, кто казался ему достойным его заботы. Однажды он говорит: «Хотите, я вас познакомлю с Аграновским?» Я и не знал, что Валерий Абрамович жив.

– А почему он с тобой носился?

– Из каждого курса Шах выбирал любимца и приписывал ему невероятные таланты. Да еще сын у него тогда был в армии, а тут я, трудолюбивый, заикающийся косоглазый провинциал, – как бы такое произошло замещение. Шаху я обязан очень многим. Первой публикацией, первыми книжками. Надо было достать букет цветов девушке, сдать литературу, не читая «Анну Каренину», получить освобождение на полгода от учебы, выбить отдельную комнату в общаге – всё Шах.

– Ты написал об этом в повести «Бабаев».

– Да. Шах мне сделал щедрый подарок: «А пойдем с Аграновскими в цирк!» То есть: еще жена и дочь. После цирка, заехали к Аграновским домой выпить чай, а вышли из гостей на мартовский мороз, Шах вдруг говорит: «А дочери вы понравились…» Я подумал: вот такой трогательный сюжет… Я встречаюсь со своим кумиром, а у него красивая дочь… И полыхает меж нами любовь. Шах добавил: «Она, кстати, через месяц замуж выходит за одного малого!» Я сразу свой сюжет и погасил, но малому повезло, женился я. Через года полтора Шах стоял в ЗАГСе свидетелем и, подняв первый бокал, сказал: вообще-то все свадьбы, где я присутствовал, кончались разводами…

– Вот и вы не сошлись характерами.

– Так обычно пишут. В заявлениях. Вот я спросил: «А что писать-то?» Напишите – «психологическая несовместимость». Я всегда ей говорил, что, когда разведемся, у нас будет все как в водевиле: ты быстро выйдешь замуж, я быстро женюсь. У тебя родится ребенок, и у меня родится ребенок. В целом так и получилось.

– Еще можно было ее убить например, – но это все же некорректно. Хотя – ты бы как раз сидел в тюрьме и писал книги, как О’Генри.

– Не дай бог. Там-то тюрьмы не то что у нас…

– Когда ты писал «Каменный мост», про «волчат», – это ты писал с натуры в некотором роде? Зная, конечно, не сталинскую золотую молодежь, но позднюю советскую? Это же твоя первая жена и ее друзья.

– Да нет, конечно. Аграновские жили самой обычной жизнью средней советской семьи. Валерий Абрамович тяжело болел. Последние лет пятнадцать он жил только благодаря самоотверженности и упорной заботе о нем его жены. Я никакого представления не имею о «золотой молодежи» – ни о советской, ни о постсоветской. Я всегда жил простой пролетарской жизнью и попал в историю с «Каменным мостом» совершенно случайно. Без личного отношения. Мне самому было странно, что больше десяти лет моей жизни поглотила история, в которой участвовало множество людей, но ни в одном я не видел «родственника». Не я выбрал ту историю, а история – меня. Почему – я так понять и не смог…

– Твой учитель Шах же еще сексуальную культуру в массы двигал.

– А также занимался разработкой курсов «Учись говорить публично», «Соло на пишущей машинке», психологией, цирком, театром, съемками кино, собаководством, писал книги, вел ночные радиопередачи и воспитывал журналистских звезд, потом безумно увлекся интернетом. Лекции по основам сексуальной жизни его прославили среди студентов и солдат Советской армии.

– Так ты в этом деле должен быть подкован.

– Я в «технику и тактику» особо не вникал, но однажды спросил многолетнюю машинистку Шаха, перепечатавшую на электрической пишущей машинке миллиона четыре страниц переведенных со всех языков пособий «про это»: «Ну как?» Она вяло и устало ответила: «Да ничего нового».

– А потом вы с Шахом расстались. Почему?

– Да как бы я вырос, у него появились другие ученики.

– Значит, журфак; ты работал, на занятия не ходил.

– Трагическую роль в моем образовании сыграла статья Нади Ажгихиной, в «Комсомолке». Она там напечатала коротко прогремевший подвал «Посвящение в дилетанты», где раздолбала журфак. Она написала, что те, кто на учебу не ходят, висят все пять лет на грани отчисления, но пишут и печатаются, в итоге получают прописку, квартиру, место в штате – и прекрасно живут. А те, кто