Япония, японцы и японоведы - Игорь Латышев

Часть V

ВТОРИЧНЫЙ ВОЗВРАТ

К СОВЕТСКОМУ ЯПОНОВЕДЕНИЮ

(1979-1986)

Глава 1

НАУЧНО-ОРГАНИЗАЦИОННАЯ РАБОТА

СРЕДИ ЯПОНОВЕДОВ

В ИНСТИТУТЕ И ЗА ЕГО ПРЕДЕЛАМИ

О работе отдела Японии

и дирекции института

в первой половине 80-х годов

Летом 1979 года я вновь приступил к работе в Институте востоковедения АН СССР. Приказ директора о моем назначении заведующим отделом Японии одновременно возлагал на меня и обязанности заведующего сектором истории и современных проблем Японии. Еще один сектор отдела - сектор экономики Японии - возглавил в соответствии с тем же приказом Вадим Алексеевич Попов.

В то время институт уже сменил адрес: из особняка в Армянском переулке его перевели на улицу Жданова (нынешнюю Рождественку). Инициаторами этого переезда была влиятельная армянская диаспора, давно мечтавшая разместить в особняке, построенном в прошлом веке на средства купцов-армян братьев Лазаревых, представительство Армении, а также Дом армянской культуры. Проявив упорство и оперативность, армяне разыскали в центре города жилой трехэтажный дом, выделили средства на переселение его жильцов, а также на ремонт помещений этого дома, и в конце концов заполучили согласие Гафурова на переселение туда института. К сожалению, новый дом, хотя и превосходил по площади старый, оказался, как вскоре выяснилось, очень ветхим. В последующие годы хозяйственным руководителям института пришлось его постоянно ремонтировать, чтобы уберечь помещения от обвалов потолков, протечек в трубах и осыпания штукатурки на фасаде и в коридорах.

Но в этом не знакомым мне неуютном доме я встретил сразу же много старых друзей, приятелей и знакомых. Контингент научных сотрудников института мало изменился за прошедшие пять лет, только многие казались при первых встречах слегка постаревшими. Моими давними друзьями были в то время едва ли не все члены дирекции, состав которой с приходом в институт Примакова заметно обновился. Вопросами изучения стран Восточной Азии и Тихого океана стал ведать мой приятель - Георгий Федорович Ким, избранный двумя годами ранее членом-корреспондентом АН СССР. Как человек, склонный к административным делам и издавна хорошо знакомый со всеми сотрудниками института, он занимался с согласия Примакова и решением текущих кадровых вопросов. Другой заместитель директора, индолог Глерий Кузьмич Широков, курировавший работу экономистов, был также давно мне знаком. А что касается заместителя директора по проблемам восточной лингвистики и филологии Вадима Михайловича Солнцева, то он был моим ближайшим другом еще со студенческих и аспирантских лет.

Столь же хорошо знакомы мне были и руководители парткома и месткома института. Секретарь парткома Евгений Александрович Лебедев был моим приятелем еще во время моей секретарской работы в парткоме (Лебедев отвечал там за лекторскую работу наших сотрудников по линии общества "Знание"). К тому же в ту пору мы с ним и Г. Ф. Кимом в периоды отпусков выезжали вместе в подмосковные дома отдыха.

Едва ли не на второй день после моего появления в институте Примаков и Ким предложили мне втроем пообедать в ресторане "Берлин" (нынешний "Савой"), находившемся неподалеку от института. Но громкие академические титулы моих друзей не произвели должного впечатления на швейцаров этого ресторана. По причине "спецобслуживания" каких-то иностранных гостей нас в ресторан не пустили, и тогда Примаков вызвал машину со своим личным шофером, и мы направились в спецстоловую для академиков и членов-корреспондентов, находившуюся на Ленинском проспекте. Там и пообедали плотно, вкусно и без излишеств. Оба моих новых начальника тем самым как бы отблагодарили меня за то внимание, которое я им оказывал в дни их пребывания в Токио.

Благополучно для меня, и притом буквально в течение недели, был решен вопрос о моем рабочем помещении в институте. Мои друзья из дирекции предоставили мне в качестве кабинета просторную комнату на втором этаже. Далее хозяйственная администрация передала мне большой письменный стол, стоявший когда-то в кабинете у Гафурова, несколько новых книжных шкафов, шесть удобных легких кресел и, естественно, телефонный аппарат с индивидуальным номером. После того как я без промедления заполнил шкафы кабинета привезенными из Японии книгами и папками с газетными вырезками, мой кабинет обрел вполне приличный деловой вид, позволявший принимать в нем не только своих коллег, но и иностранных гостей. Правда, коридор второго этажа, ведший к кабинету, остался в неухоженном состоянии с облупленными стенами, щелями в полах и горами окурков в грязных пепельницах на столах, задвинутых в ниши коридора.

Что же касается двух прежних помещений, закрепленных за отделом Японии ранее, то они, как и прежде, продолжали находиться на первом этаже. В маленькой комнате находились столы и шкафы ученого секретаря отдела И. Ильиной и секретаря-машинистки И. Брицковой, а в большой комнате стояли личные столы и тумбочки отдельных сотрудников. В этой же комнате проводились и общие заседания отдела.

Первое, с чем я столкнулся, оказавшись вновь заведующим отделом Японии, были вопросы, связанные с общим направлением работы отдела и темами исследований каждого из его сотрудников. После смерти Виктора Алексеевича Власова исполнение обязанностей заведующего отделом было по приказу дирекции возложено на руководителя сектора экономики Вадима Алексеевича Попова, который не питал особого вкуса к административным делам, а к тому же ясно представлял себе временный характер возложенных на него обязанностей. По этой причине в течение длительного времени повседневное, целеустремленное руководство отделом фактически отсутствовало. И, как обычно бывает в таких случаях, в действие вступил один из основных законов механики, вполне относящийся и к общественным явлениям. Суть же его в том, что любой, даже самый совершенный механизм, оставленный вне контроля на длительное время, начинает постепенно работать на развал и саморазрушение.

Так получилось и в отделе Японии. Двадцать пять человек сотрудников отдела, оставленных без контроля над темами своих исследований и сроками их исполнения, потеряли перспективу и стали постепенно заниматься лишь интересовавшими их вопросами, не очень-то заботясь при этом о сроках завершения своих плановых работ.

Первые недели и месяцы мое внимание было направлено поэтому на индивидуальные беседы с каждым из сотрудников отдела с целью уточнения их научных интересов, четкого определения перспективных планов и сроков завершения их работ. Эти беседы не всегда проходили гладко и при взаимном согласии. Кое-кому из числа молодых научных работников не хотелось переключаться на острые, актуальные темы, нацеленные на разработку тех вопросов, которые прежде всего интересовали нашу научную и политическую общественность. Поэтому приходилось иногда переходить в беседах на жесткий тон и разъяснять тем, кто не хотел отрываться от приглянувшейся им "удобной" тематики, необходимость учета установок дирекции и пожеланий руководства отделом. Естественно, что упомянутый жесткий тон никогда не допускался мной в отношении ученых старшего поколения. С их личными научными интересами я, конечно, считался. Но, кстати сказать, такие многоопытные научные работники как П. П. Топеха, Г. И. Подпалова, Б. Г. Сапожников, К. А. Попов, нередко упреждая мои пожелания, сами корректировали тематику своих исследований, с тем чтобы она укладывалась в общие направления научной работы отдела.