Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи - Кларк Эштон Смит

местных жителей нисколько не шокировали наши низменные аппетиты, хотя на этой планете фрукты и прочие вещества, не распыленные в воздухе, употребляют в пищу только животные и самые первобытные из племен. До сих пор псауны неизменно относились к нам с большой терпимостью и laissez faire[7].

Это мирный народ, и на всем протяжении своей истории они не испытывали особой нужды в военном искусстве. Но недавно в ходе эволюции выдвинулось одно полузвериное племя – гхолпы. Они научились организованности, научились делать оружие и начали нападать на другие народы. Псаунам пришлось защищать себя.

Для псаунов было большой удачей, когда во время решающей битвы появилась машина времени и упала на врагов. Гхолпы, невежественные дикари, увидели в этом знамение некой то ли божественной, то ли демонической силы, помогающей псаунам, а потому дрогнули и побежали.

Псауны же, кажется, с самого начала склонялись к более реалистичному пониманию нашего транспорта. Возможно, давнее знакомство со странным межзвездным Роботом помогло им избавиться от веры в сверхъестественное происхождение любых механизмов. Устройство нашей машины и наше путешествие через тысячелетия я объяснил им без труда. Но сколько я ни старался рассказать о своей родной планете, ее жителях и обычаях, всякий раз сталкивался с вежливым недоверием, а то и с полным непониманием. Никто никогда не слышал о таком мире, говорили они, а если бы не их неизбывная учтивость, мне ответили бы, наверное, что ни одно разумное существо такого не сможет даже вообразить.

Мы с Ли Воном, и псауны тоже, научились разговаривать с удивительным пассажиром, которого я спас с планеты хищных цветов на полпути между Землей и Мохаун Лос. Это существо называет себя Туокван и отличается великой ученостью. На родной планете его идеи и открытия оказались в противоречии с общепринятыми понятиями, и потому соплеменники стали смотреть на него с подозрением, а потом и с ненавистью; насколько я понял, его подвергли суду и бросили на верную смерть в ужасных джунглях. Он считал, что машина времени, которая последовала за нами на Мохаун Лос, – единственный аппарат подобного рода, изобретенный его соплеменниками. Фанатическая приверженность закону заставила бы их гнаться за нами и за пределы пространственно-временного континуума. К счастью, вероятность, что они отправят в погоню еще одну машину времени, крайне мала: остаточные колебания эфира, позволяющие преследовать нас, как охотничья собака преследует дичь по запаху, затухнут намного раньше, чем будет построена копия погибшего многогранника.

С помощью псаунов, предоставивших нам необходимые металлы, я починил нарушенные контакты в машине времени. Также я изготовил миниатюрную копию нашей сферы; в нее я положу это письмо и отправлю ее в прошлое в призрачной надежде, что она достигнет Земли и попадет в твои руки.

Псаунские астрономы помогли мне проделать необходимые вычисления – сказать по правде, совершенно недоступные ни для моих скромных способностей, ни для математических познаний любого человеческого существа. Мы скомбинировали хронометрические записи сферы с астрономическими таблицами Мохаун Лос за последние семь месяцев, учли остановки и изменения скорости во время путешествия, и таким образом нам удалось проложить невероятно сложный маршрут, которым должен следовать наш аппарат во времени и пространстве. Если эти вычисления точны вплоть до бесконечно малых величин и движение сферы с письмом удастся полностью синхронизировать, она остановится ровно в тот момент времени и в том самом месте, откуда я начал свое путешествие. Но конечно, будет чудом, если она вообще попадет на Землю. Псауны указали мне звезду девятой величины, которая, по их предположениям, и есть солнце моей родной планетной системы.

Если ты все-таки получишь это письмо, нет никаких оснований думать, что ты мне поверишь. И все же я попрошу тебя опубликовать его, пусть даже весь свет сочтет мою историю выдумкой безумца или проделкой шутника. Иронической стороне моей натуры приятно будет знать, что истина откроется тем, кто примет ее за фантастическую ложь. Случай, пожалуй, далеко не первый в истории.

Как я уже говорил, жизнь на Мохаун Лос меня вполне устраивает. Говорят, здесь даже смерть приятна. В старости, устав от жизни, псауны удаляются в потаенную долину и тихо засыпают, сраженные роскошными смертоносными ароматами наркотических цветов.

Впрочем, быть может, тоска по новым эпохам и незнакомым планетам вновь охватит меня и погонит в путь среди будущих тысячелетий. Само собой, Ли Вон будет меня сопровождать, хотя сейчас он весьма доволен жизнью – переводит оды Конфуция и другие произведения классической китайской поэзии (могу добавить, что на Мохаун Лос их принимают значительно лучше, чем мои рассказы о западной цивилизации).

Туокван обучает псаунов изготавливать разрушительное оружие, изобретенное на его родной планете. Быть может, он тоже отправится с нами; в нем очень сильно научное любопытство. Не исключено, что мы так и будем странствовать по векам и эпохам до тех пор, пока не замкнется великий круг времени и прошлое не станет преемником будущего!

Всегда твой,

Домициан

Примечание издателя

Если принять за правду рассказ Домициана Мальграфа и согласиться, что его письмо отправлено из будущего, причем с другой планеты, все же еще остаются неразрешенные загадки. Неизвестно, сколько времени шар с письмом плавал в море Банда, прежде чем его выловили; но чтобы вообще отыскать Землю в невообразимо запутанном хитросплетении пространственно-временны́х траекторий, он должен был оказаться там вскоре после того, как машина времени исчезла из лаборатории Мальграфа. Как указывает в письме сам Мальграф, если бы путь был рассчитан совершенно точно, шар должен был прибыть в лабораторию в тот самый миг, когда они с Ли Воном начали свое путешествие!

Охотники из Запределья

Я нечасто в силах сопротивляться искушению заглянуть в книжную лавку, особенно если туда регулярно поставляют редкие и необычные издания. Поэтому я наведался к Тоулману, чтобы проглядеть новые поступления. То был один из моих кратковременных, раз в два года, приездов в Сан-Франциско, и утром я вышел пораньше, чтобы встретиться с Киприаном Синколом, скульптором, который приходился мне то ли троюродным, то ли четвероюродным братом и с которым мы не виделись несколько лет. Студия его располагалась в двух шагах от лавки Тоулмана, и у меня не было особых причин приходить к нему раньше условленного времени. Киприан хотел показать мне свои последние скульптуры, но, памятуя прилизанную посредственность его предыдущих работ, в числе которых было несколько банальных попыток добиться эффекта ужаса и гротеска, я рассчитывал разве что на пару часов откровенной скуки.

Покупателей в лавке не было. Зная мои склонности, хозяин и его единственный помощник после обычных слов приветствия