Похождения Жиль Бласа из Сантильяны - Алан-Рене Лесаж

Накануне нашего отъезда я спросил у сына Косколины, простился ли он с доном Энрике.

— Да, — отвечал он, — нынче мы дружески с ним расстались. Все же он выразил мне свое недовольство тем, что я его покидаю. Но если он и был доволен мною, то я совсем не был доволен им. Недостаточно того, чтобы слуга нравился господину: нужно еще, чтобы господин нравился слуге; иначе они плохо уживутся друг с другом. Кроме того, дон Энрике представляет теперь при дворе весьма жалкую фигуру; его там обливают величайшим презрением; на улицах на него указывают пальцами и называют не иначе, как сыном генуэзки. Судите сами, пристало ли честному малому служить у опозоренного человека.

Наконец, в один прекрасный день мы на заре покинули Мадрид и выехали по направлению к Куэнсе. Двигались мы в следующем порядке и со следующей свитой. Мой наперсник и я сидели в дорожной карете, запряженной двумя мулами, коими правил форейтор; непосредственно за нами следовали три лошака, нагруженные нашими вещами и казной и ведомые двумя конюхами; а шествие замыкали верхом на мулах два рослых лакея, нанятых Сипионом и вооруженных до зубов. Конюхи тоже носили сабли, а у форейтора было два добрых пистолета в седельных кобурах. Так как нас было семь человек, из коих шестеро весьма решительных, то я весело пустился в путь, не опасаясь за свое наследство. В деревнях, через которые мы проезжали, наши лошадки гордо гремели бубенцами; крестьяне выбегали к дверям, чтобы посмотреть на процессию, которая казалась им, по меньшей мере, выездом вельможи, отправляющегося в свое вице-королевство.

ГЛАВА XIII

Я убил две недели на поездку в Лириас, так как ничто не вынуждало меня двигаться большими переходами. Мне только хотелось прибыть туда благополучно, и мое желание было услышано. Вид замка сперва навел меня на печальные мысли, вызвав воспоминания об Антонии. Но я вскоре от них отвлекся, решив думать лишь о том, что может доставить мне удовольствие; а кроме того, истекшие с тех пор двадцать два года очень ослабили мое чувство.

Как только я вступил в замок, Беатрис и Серафина поспешили мне навстречу с приветствием; а затем отец, мать и дочь стали сжимать друг друга в объятиях с бурными выражениями радости, которые меня очаровали.

После всех этих поцелуев я сказал, внимательно взглянув на свою крестницу:

— Возможно ли, что это та самая Серафина, которую я оставил в колыбели, уезжая из замка? Я рад, что застаю ее такой большой и красивой. Надо нам подумать об устройстве ее судьбы.

— Как, дорогой крестный! — воскликнула Серафина, слегка покраснев при моих последних словах, — всего минута, как вы меня увидали, и уже стремитесь от меня избавиться?

— Что вы, дочь моя! — возразил я. — Выдавая вас замуж, мы вовсе не собираемся потерять вас; нам нужен муж, который будет обладать вами, не похищая вас у родителей, иными словами, такой, который будет жить у нас.

— Как раз имеется жених в этом роде, — сказала Беатрис. — Один местный дворянин как-то увидал Серафину во время обедни в нашей деревенской часовне и влюбился в нее. Он пришел ко мне, сделал предложение и просил моего согласия. Вы сами понимаете, что я ему ответила. «Мое согласие, — сказала я, — не приблизит вас к цели. Серафина зависит от своего отца и крестного, которые одни властны распоряжаться ее судьбой. Все, что я могу для вас сделать, это написать им, извещая их о вашем сватовстве, которое делает честь моей дочери». В самом деле, — продолжала она, — я незамедлительно собиралась вас об этом осведомить, но вот вы сами тут и распорядитесь так, как сочтете нужным.

— Скажите, — спросил Сипион, — какого нрава этот идальго? Не похож ли он на большинство ему подобных, то есть кичится ли он своим дворянством и держит ли себя нагло по отношению к простолюдинам?

— О, что до этого, то ни в коем случае, — отвечала Беатрис. — Это молодой человек приятнейшего и учтивейшего обхождения; к тому же он хорош собой и ему еще не исполнилось тридцати лет.

— Вы нарисовали нам довольно привлекательный портрет этого кавалера, — сказал я, обращаясь к Беатрис. — А как его звать?

— Дон Хуан де Хутелья, — ответила жена Сипиона. — Он недавно наследовал отцу и живет в своем замке на расстоянии одной мили отсюда с младшей сестрою, которая находится на его попечении.

— Я в свое время слыхал о семействе этого идальго, — заметил я. — Это одно из самых знатных в Валенсийском королевстве.

— Я меньше ценю знатность, чем душевные и умственные качества, — возразил Сипион, — и этот дон Хуан подойдет нам только в том случае, если он честный человек.

— Он таковым и слывет, — сказала Серафина, вмешавшись в наш разговор. — Жители деревни Лириас, которые его знают, дают о нем самые лучшие отзывы.

При этих словах моей крестницы я с улыбкой взглянул на ее отца, который, поняв их так же, как и я, заключил, что поклонник приглянулся его дочери.

Этот кавалер, по-видимому, сразу узнал о нашем прибытии в Лириас, так как через два дня мы увидели его перед своим замком. Он учтиво нас приветствовал и не только не опроверг своим поведением того, что Беатрис нам о нем сказала, но даже внушил нам высокое мнение о своих достоинствах. Он сказал, что в качестве соседа приехал поздравить нас с благополучным возвращением.

Мы приняли его со всей возможной обходительностью, но это посещение было только официальным визитом: оно протекло во взаимных учтивостях, и дон Хуан удалился, не сказав нам ни слова о своей любви к Серафине, попросив только разрешения снова к нам наведаться и воспользоваться соседством, которое сулит ему много приятностей.

Когда он нас покинул, Беатрис спросила, что мы думаем об этом дворянине. Мы отвечали, что он расположил нас в свою пользу и что, по нашему мнению, судьба не могла найти для Серафины более подходящей партии.

На следующий же день я вышел из дому вместе с сыном Косколины, чтобы отдать визит дону Хуану. Мы направились к его замку в обществе проводника, который после трех четвертей часа ходьбы сказал нам:

— Вот замок сеньора дона Хуана де Хутелья!

Но сколь пристально ни оглядывали мы местность, нам долго не удавалось его обнаружить. Мы увидели замок лишь тогда, когда подошли вплотную, так как он был расположен у подножия горы, посреди леса, высокие деревья которого скрывали его от наших глаз. Вид у него был старинный и запущенный, доказывавший знатность его обладателя, но отнюдь не зажиточность. Однако, вступив в дом, мы увидели, что ветхость здания искупается изяществом обстановки.

Дон Хуан принял нас в красиво убранном зале, где представил даме, которую назвал своей сестрой Доротеей и которой на вид было девятнадцать-двадцать лет. Она тщательно принарядилась, так как ожидала нашего визита и хотела показаться привлекательной. Появившись передо мной во всей своей прелести, она произвела на меня такое же впечатление, как некогда Антония, то есть повергла меня в смущение. Но я так хорошо скрыл это, что даже Сипион ничего не приметил. Наша беседа, так же как и накануне, вращалась вокруг обоюдного удовольствия, которое мы будем получать, посещая иногда друг друга и поддерживая добрососедские отношения. Дон Хуан еще не заговаривал с нами о Серафине, и мы тоже не сказали ему ничего, что побудило бы его сообщить о своей любви. Нам хотелось, чтобы он сам до этого дошел. Во время нашей беседы я частенько поглядывал на Доротею, хотя делал вид, что лишь изредка обращаю на нее свой взор. Но каждый раз, как наши взгляды встречались, она вонзала мне в сердце новую стрелу. Скажу, однако, чтобы отдать справедливость предмету своей любви, что она не была совершенной красавицей. Правда, кожа у нее была ослепительной белизны и губы скорее пурпурные, чем розовые, зато нос был несколько длиннее и глаза несколько меньше, чем нужно. Однако же общий вид приводил меня в восторг.

Словом, я вышел из замка Хутелья не таким, каким туда вошел, и, возвращаясь в Лириас с мыслями, всецело занятыми Доротеей, я видел только ее, говорил только о ней.

— Вот так, так, хозяин! — сказал Сипион, рассматривая меня с удивленным видом. — Вы что-то очень интересуетесь сестрицей дона Хуана! Не заразила ли она вас любовью?

— Да, друг мой, — отвечал я ему, — и это заставляет меня краснеть от стыда. О, боже, неужели мне, который после смерти Антонии смотрел на тысячи пригожих особ совершенно равнодушно, суждено в мои годы встретить такую, которая неотразимо зажгла мое сердце!

— Ну, что же, сеньор, — подхватил сын Косколины, — вам следует поздравить себя с таким происшествием, а не жаловаться на него. Вы в таких летах, когда еще можно пылать любовным огнем, не будучи смешным, а время еще не на столько сморщило ваше чело, чтобы лишить вас надежды нравиться женщинам. Поверьте мне, когда вы вновь увидитесь с доном Хуаном, смело сватайтесь к его сестре: он не сможет отказать такому человеку, как вы. А кроме того, если во что бы то ни стало надо быть дворянином, чтобы жениться на Доротее, так разве вы не дворянин? У вас есть дворянский патент, и этого достаточно для вашего потомства. После того как время подернет эту грамоту густою фатой, прикрывающей происхождение всех благородных семейств, то есть через четыре или пять поколений, род Сантильяна будет одним из знатнейших.