«Жажду бури…» Воспоминания, дневник. Том 1 - Василий Васильевич Водовозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
895
Русско-японская война 1904–1905 гг.
896
В рукописи далее зачеркнуто: «как оптимиста, тогда как он был в действительности, по крайней мере в последние годы своей жизни, сколько я могу судить по немногим известным мне его произведениям, очень мрачным пессимистом».
897
Отвергая «синтез точного знания, метафизики и религии» В. С. Соловьева, обратившегося к мистицизму под влиянием своего мрачного пессимизма, ибо, мол, «развитие человечества окончено; ему предстоит разложение и смерть», и напоминая, что С. Н. Булгаков, выйдя из марксистского лагеря, тоже «перешел на сторону мистического идеализма», когда «реальное движение человечества вперед оказалось не соответствующим тем светлым упованиям, которые возлагались на него марксизмом», В. В. Водовозов говорил: «Есть много данных думать, что человечество перешло через апогей своего развития и в настоящее время клонится к упадку; не больше этого. Но если даже точное знание, которое пока еще идет вперед, в недалеком будущем даст нам право сделать этот вывод в более решительной форме, то и в таком случае я не вижу смысла искать спасения в соловьевско-булгаковском мистицизме. Нужно же, в самом деле, иметь мужество взглянуть черту прямо в оба глаза и не искать спасения там, где его не может быть. Во всяком случае, даже такой безотрадный вывод не может и не должен приводить нас к нравственному бессилию. <…> Жажда борьбы и деятельности вложена в природу человека, и толкают его на нее не метафизические или научные убеждения, а темперамент. Будет ли бездарный и ленивый человек оптимистом или пессимистом, все равно он будет сидеть у моря и ждать погоды; человек же с достаточным запасом жизни и энергии будет жить и бороться. Я этим не желаю отрицать великой важности правильного научного разрешения вопроса, поставленного Соловьевым: изжило ли человечество данный ему запас жизни или нет, но ведь решать его надо при помощи точного знания, и только его одного» (С. З. [Бердяев С. А.] Философские воззрения Владимира Соловьева: отчет о лекции проф. С. Н. Булгакова в г. Киеве и стенографическая запись прений // Новый путь. 1903. № 3. С. 86–94).
898
Ср.: «Я держусь такого же высокого мнения о личности В. В. Водовозова, как и он о моей (что я говорю, чтобы устранить всякие недоразумения), тем не менее я очень низкого мнения о качестве его возражения и, признаюсь, не ожидал, что оно могло быть сказано сознательно в такой аудитории и таким образованным человеком, как г. Водовозов, а тот восторг, который вызвало оно среди публики, считаю явлением весьма печальным. Г. Водовозов как будто бы свалился с луны; для него словно не существует ни философских проблем, ни всей истории философии; как будто он не слышал, что религия и метафизика существуют так же давно, как существует и человек. Но это еще самый слабый грех сравнительно с тем, что он сделал с Соловьевым. Он произвел чудовищную операцию над всем его мировоззрением, представив его пессимистом, который ударился в мистицизм, не перенеся безвыходности этого пессимизма; то же самое, по его мнению, сделал и я. Но как же можно говорить о мировоззрении Соловьева, не зная ни его сочинений, ни истории его умственного развития. <…> Сам по себе В. В. Водовозов представлял для меня всегда психологическую загадку. Я знаю из истории философии, что существуют скептики двух родов: скептики ищущие, стремящиеся, к которым относятся, напр., Иван Карамазов, Герцен и в известном смысле Сократ со своим “я знаю, что я ничего не знаю”; есть скептики цинические, которые над всем смеются и ничего не ищут, которым ничто не свято и не дорого; но есть, оказывается, еще третий разряд скептиков, до сих пор неизвестный в философии: это скептики догматические, которые уверовали в свой скептицизм, как в положительное учение, и на нем утвердились. К таким скептикам относится Водовозов. Если бы его спросили, сделал ли он попытку искания новых путей в области философии, к которому, казалось бы, необходимо должен был привести его пессимизм, то ответ его, в чем я вполне уверен, был бы отрицательным; во всяком случае, я не усматриваю противного в том, что я знаю о его état d’espirit [умонастроении (фр.)]. Я говорил о возможности философского обоснования общественных идеалов, но в своем возражении г. Водовозов говорит не об этой философии, не об этих идеалах, а о природе здорового человека. Я понимаю, что идеалы меняются и меняются способы их обоснования; на этой почве возможен спор представителей различных мировоззрений. Но г. Водовозов всем философским доктринам противопоставляет просто “здорового человека”, а всякой философии — точную науку…» (Там же. С. 94–97).
899
Неточность: имеется в виду лекция С. Н. Булгакова «Иван Карамазов (в романе Достоевского “Братья Карамазовы”) как философский тип», прочитанная в Киеве 21 ноября 1901 г., то есть на полтора года ранее, чем ошибочно указывает мемуарист, см. ее публикацию: Вопросы философии и психологии. 1902. Кн. 1 (61). С. 826–863.
900
с соответствующими изменениями (лат.).
901
Слова Марины Мнишек, обращенные к самозванцу в драме А. С. Пушкина «Борис Годунов». Вместо слов «…Ты должен» в оригинале стоит: «Уж если ты, бродяга безымянный, / Мог ослепить чудесно два народа, / Так должен уж по крайней мере ты».
902
Неточность: псевдоним Борецкая использовал не П. Я. Рысс, а его брат С. Я. Рысс, подписывавший некоторые из своих публикаций именем жены — Э. И. Борецкой (см., например: Борецкая Э. [Рысс С. Я.] Проблемы объективности сознания. Ростов-на-Дону, 1904), что подтверждал и сам В. В. Водовозов, см.: «Казненный Рысс писал в русских журналах статьи по философии и социальным вопросам, подписываясь почему-то женским псевдонимом — Борецкая» ([Водовозов В.] Дело А. А. Лопухина — Азефа // Наша газета. 1909. № 28. 3 февр.).
903
Помощник начальника Белостокского отделения Киевского жандармского управления железных дорог сообщал, что 24 мая через пограничный пункт Граево Водовозов выехал за границу
