Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов

Аэродром треснул поперек. Лихорадочно в три смены засыпали трещину мелким льдом. Пока еще можно принимать самолеты. [236]

Механик А. Колесниченко. День неудач

Двадцать первого февраля, ясным, почти безветренным утром, как всегда перед посылкой на работу, захожу в штаб — радиопалатку. Там Шмидт, Бобров и радист Кренкель с привязанными наушниками.

— Доброго утра!

— Тише! — сердито обрывает меня Кренкель, — 10 минут назад, — объявляет он басом радиопередачу из Уэллена, — к вам в лагерь вылетел самолет.

Очередная партия в третий раз отправляется на аэродром. Это женщины и дети. Привязываем на нарты их вещи. Я разбиваю смены «упряжек», назначаю носильщиков к малышам. Через 15 минут привычные сборы окончены — и караван движется в путь.

Еще по дороге усталые, вспотевшие люди, запряженные в нарты, получают известие:

— Через аэродром прошла трещина, ее торосит.

Удастся ли теперь принять самолет?

Вот перед нами и Бабушкин, начальник нашей авиации. Он [237] требует у меня десять человек на флаги и двух для связи, чтобы в зависимости от того, как пойдет торошение, изменить границы аэродрома. Назначаю наряд.

Половина аэродрома уничтожена, площадка сузилась и продолжает уменьшаться.

— Михаил Сергеевич, примем? — спрашиваю я у Бабушкина.

— Пока еще можно, но придется немедленно начать новую расчистку.

— А как другой аэродром, не знаете?

— Нет, там еще не были. Вот идет Виктор. Надо его послать на лыжах.

Виктор Гуревич — один из членов колонии острова Врангеля, не попавший к месту назначения, помощник коменданта аэродрома и прекрасный лыжник — запыхавшийся подбегает к Шмидту и Воронину и что-то таинственно им сообщает.

— Что случилось? — спрашиваю Виктора.

— Все в порядке, только вся дорога покрылась трещинами; через лагерь, около камбуза, тоже прошла трещина.

— А продукты?

— Начали оттаскивать.

Через минуту Гуревич отправляется на запасный аэродром. Вернувшись, он сообщает, что аэродром сломан.

Прошло уже пять часов с момента отлета из Уэллена, а самолета все нет. Художник Федя Решетников, стоящий на сигнализации с лагерем, просит его сменить. Он так долго всматривался в далекий, еле видный сигнальный флажок, что в глазах стало рябить.

Прошло еще два часа.

Самолета нет и, как видно, не будет.

Опять впрягаемся в нарты, возвращаемся домой озябшие, проголодавшиеся, расстроенные неудачей, с тревожной мыслью о судьбе самолета.

Приходим и не узнаем лагеря.

Венеция! Нехватает только гондольеров для прогулок по каналам с хрустальными берегами.

Барак отделен от палаток речушкой шириной в два-три метра. Кажется, что глубина соответствует ширине и что перед нами — маленький ручеек. Забывается пропасть, поглотившая нашего «Челюскина». Отовсюду сыплются шутки:

— Василеостровцы! — смеются ленинградцы, живущие в палатках,

— Замоскворечье! — кричат москвичи. [239]

В палатке» приготовлен ужин. Дневальный старается получше накормить голодных и уставших товарищей.

Открывается дверь. В палатку всовывается веселая, радостная физиономия Симы Иванова, второго радиста.

— Самолет вернулся в Уэллен. Все в порядке. И Сима бежит дальше со своей вестью.

Мы жили на льдине бодро, сплоченно и напряженно, порой весело, старались скрывать свои горести и опасения и пуще всего берегли спайку и крепость своего коллектива. Не было среди нас почти никого, кто не понимал бы, какую великую силу придает нам этот коллектив. Но были и такие, что понимали это не сразу. На наших глазах с людьми происходили удивительнейшие превращения: мы имели возможность почти физически видеть и ощущать, как «соскакивает» индивидуализм с этих людей, с малых лет чуждых коллективной дисциплине и всему, что с ней связано.

И вот иногда — только в первое время — приходилось бороться с отдельными вспышками индивидуализма.

Сегодня, когда даже больные бросились спасать продовольствие, один из наших не вышел из своей палатки.

Вечером над ним состоялся товарищеский суд.

Он приговорил виновного к суровому наказанию:

— Отправить на берег в первую очередь.

Не знаю, правильно ли поймут люди, не бывшие с нами на льдине, смысл и действительную тяжесть проступка и наказания. Для этого надо знать ту мораль и тот дух, которые сложились в нашем коллективе как результат большевистского воспитания людей.

Наказание было очень серьезным: «бунт индивидуализма» никогда больше на льдине не повторялся.

И из этого испытания наш коллектив вышел победителем. [240]

Метеоролог О. Комова. Нас нашли!

Мы покидали лагерь, не прощаясь с остающимися в нем товарищами.

— Все равно вернетесь, — посмеивались над нами. — Не опоздайте к ужину…

Шли лениво, медленно… Были уверены, что на аэродроме придется сидеть и ждать часа полтора-два, пока сигнальные флаги не подадут знака: «Самолет вернулся!» Так было уже несколько раз.

Именно сегодня, когда термометр Цельсия показывал 38-градусный мороз, трудно представить себе самолет над нашим лагерем, Лететь невозможно!

Мысли заняты заботами о лагере.

— Жаль, что не успели вымыть ведро после каши… Теперь засохнет, придется возиться с ним вечером…

И вдруг где-то совсем близко раздается стук мотора… Вверху! Кто-то обнимает меня:

— Самолет, самолет! Нашли нас!

— Мы найдены! [241]

Наша точка — лагерь Шмидта — уже нанесена на карту и проверена большим жужжащим «АНТ-4».

Самолет делает два круга над нашим аэродромом. Мы уже ясно видим его, кричим «ура!», машем руками и шапками в полной уверенности, что и летчик нас видит и слышит.

На всех лицах буйная радость.

Миг, и все бежим. Дорога на аэродром утоптана хорошо: не один и не два раза «путешествовали» челюскинцы по этой дороге за последние дни в надежде, что вот-вот появится самолет. Перелезаем через торосы, перепрыгиваем узкие трещины, точно гимнасты. И вдруг на пути большая полынья. Еще вчера ее не было. Она широко раскинулась и вправо и влево. Вода покрылась легкой, прозрачной ледяной коркой, но пройти по ней нельзя. Как перейти на другую сторону? Немного нервничаем. Самолет ждет, явственно слышен треск его мотора, а мы, беспомощные, стоим и не знаем, доберемся ли до аэродрома.

— Близок локоть, да не укусишь, — слышу спокойный голос сзади.

Другой задорно отвечает:

— Ан, укусим!

— Товарищи, за ледянкой! Скорее! Тащите из лагеря ледянку! — раздается команда.