Наваждение - Пола Волски

- Благодарю вас, - ответствовала Элистэ и, слегка растерявшись, сделала книксен. Нужно ли ей представляться в свою очередь? Назваться собственным именем или чужим? Каковы требования этикета, принятые в среде беглецов, изгоев и заговорщиков? Хуже того, этот человек, судя по его поведению, еще не знал об аресте Шорви Нирьена. Сказать или нет?

Дреф пришел ей на помощь.

- Приморский дилижанс по-прежнему останавливается в Дицерне?

- В два часа, - сообщил Туверт.

- Мы отбудем на нем, время не терпит.

- Деньги?

- Имеются.

- Бек, вы просто чудо.

- Накормите нас?

- Прошу за мной.

Они проследовали за Тувертом в его кабинет, находившийся рядом с классной, где их ждала простая, но обильная закуска. Элистэ уплетала за обе щеки и помалкивала, тогда как Дреф и Туверт, в соответствии с принятыми, судя по всему, у нирьенистов правилами, изъяснялись скупыми, чуть ли не зашифрованными фразами и намеками. За едой Дреф сообщил их хозяину об аресте Шорви Нирьена. И без того бледное лицо Туверта приняло сероватый оттенок, и Элистэ от души его пожалела. Как, однако, дорожат нирьенисты своим вождем! А сам Нирьен, в сотый раз задавалась она вопросом, - что он за человек, если внушает такую любовь? Должно быть, личность действительно неординарная.

Известие подкосило наставника Туверта, но тем не менее он сохранял присутствие духа; возможно, его поддерживал оптимизм столичного единомышленника. Дреф выказал твердую уверенность, что остается пусть и слабая, однако надежда на отсрочку исполнения смертного приговора, а то и на вызволение Шорви Нирьена. Школьный инспектор с ним согласился или, по крайней мере, сделал вид, что соглашается.

Они просидели до без четверти два, а затем, попрощавшись с гостеприимным хозяином, вышли на дорогу, и, несколько удалившись от школы, стали ждать дилижанс, который следовал до северного побережья через Фабек. Элистэ все еще не могла поверить в реальность происходящего. Она боялась очнуться, разлепить уставшие веки и увидеть, что скорчилась у тлеющей мусорной кучи на улице Винкулийского моста. "Странно, - подумала она, - но почему-то несколько жутких месяцев запомнились мне Куда отчетливее, чем долгие годы благополучия". Они запечатлелись в ее памяти вечным клеймом, вроде того, какое навеки выжигают на теле серфа или преступника. Воспоминания о тех днях в трущобах, считала она, не изгладятся из ее памяти - так же как Дрефу сын-Цино не избавиться от клейма рабства.

Дилижанс прибыл по расписанию. Дреф поднял руку, карета остановилась, он заплатил за проезд, и они сели, затолкав под сиденья свой скромный багаж. У них оказалось всего двое попутчиков - уставшие горожане средних лет, с которыми, судя по их виду, если и можно было поговорить, так только о погоде. Возница щелкнул кнутом, и дилижанс тронулся.

Путешествие было долгим и утомительным. Дороги иной раз оказывались просто-напросто непроезжими. Тягучие часы унылой скуки время от времени чередовались с минутами крайнего напряжения. Приморский дилижанс слишком часто забирал в сторону от Большой Королевской дороги, по которой два года назад карета во Дерривалей проследовала в Шеррин, никуда не сворачивая. Дилижанс не спеша катил по тракту Равенства (так теперь именовалась дорога) через городки и деревеньки Совани, одолел холм Ниэй и въехал в провинцию Фабек, оставив позади лесистые нагорья и города Беронд, Фловин и Граммант. В каждом городе, на многих придорожных почтовых станциях и на границе между Сованью и Фабеком приходилось предъявлять документы обалдевшим от скуки провинциальным чиновникам, сборщикам пошлины, а нередко и офицерам Вонарской гвардии. При первой проверке Элистэ показалось - сейчас она умрет от страха или, по меньшей мере, выдаст себя, что приведет к тому же, то есть к их гибели. Дилижанс остановился у заставы на въезде в Пенод. Начальник заставы подошел, открыл дверцу и потребовал паспорта и подорожные. Пока офицер лениво проглядывал документы, один из подчиненных забрался на крышу кареты проверить багаж. У Элистэ замерло сердце, по телу пробежала дрожь. Чтобы как-то скрыть свое волнение от гвардейца, она зажала дрожащие пальцы меж колен, опустила голову, изобразив, как ей показалось, достаточно убедительно застенчивость воспитанной в строгих правилах молодой горожанки. Она не смотрела по сторонам и поэтому не столько увидела, сколько почувствовала, что Дреф просунул в открытую дверцу свои и ее документы, и ощутила на себе более чем внимательный взгляд лейтенанта, начальника заставы. Неужели он обнаружил подделку? Иначе с чего вдруг такой интерес к ее особе?

- Муаж Сузоль, портновский подмастерье, проживает в Грамманте, вслух прочитал лейтенант. - Ивиэн Сузоль, жена поименованного. Значит, это и есть молодая женушка?

- Она самая, - подтвердил Дреф.

- Новобрачные? - ухмыльнулся лейтенант.

Дреф подтвердил и это.

- Ха, я сразу понял. Не знаю, как у кого, а у меня нюх на это дело. Что ж, собрат, женушка у тебя премилая, но какая-то бледноватая и застывшая, что ли. Тебе бы ее раскочегарить как следует, а то, глядишь, она тебя на другого сменяет. А, сестрица? Верно я говорю?

Так вот в чем дело. Подонок ничего не подозревает, просто забавляется. Элистэ перевела дух, однако тут же снова насторожилась.

Дреф стал превозносить добродетели, мадам Сузоль - тихая, разумная, работящая и послушная жена, родом из очень почтенной семьи, дочь состоятельного перчаточника, - но лейтенант перебил его:

- Работящая? Почтительная? И только? Печально. Печально. У нашего новобрачного в жилах не кровь, а холодненькая водица. Не мудрено, что у бедной женушки замороженный вид. Нет, собрат, тут ты не тянешь. Коли хочешь ее удержать, так докажи, что любишь. Может, новобрачному показать, как это делается? А, сестрица? Ты не против?

Элистэ упорно не поднимала глаз. Ей уже не требовалось изображать замешательство и стыд - она и в самом деле их чувствовала.

Мадам Сузоль не на что жаловаться, настаивал Дреф. По отношению к ней он неукоснительно исполняет все положенные обязанности, включая чисто супружеские, так что лейтенант может об этом не беспокоиться. Он, Муаж Сузоль, не только сознательный гражданин, но и муж.

- Бедная крошка! Что ж, собрат, наставление тебе вовсе не повредило бы, но поцелуй женушку в доказательство своей любви, и тогда я, пожалуй, отпущу вас с миром.

Не веря собственным ушам, Элистэ покосилась на офицера.

Мастер Сузоль поспешил заявить, что интимные демонстрации подобного рода безвкусны, неуместны и неприличны.

- Вот что, приятель, этот дилижанс не тронется с места, пока ты не сделаешь, как сказано. Или ты поцелуешь ее как положено, или я покажу тебе, как это делается. - Лейтенант от всей души забавлялся, но явно не шутил. - Показать ему, сестричка?