Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

фразы. Не маленький домик строил он из тростинок, но мечеть. Игры, вкусы и наклонности сына Саламиса с самых первых дней предвещали, что быть ему человеком незаурядным.

Как только Хабиб подрос и окреп, его перестали кормить по часам. Надо было приучить мальчика стойко и безропотно сносить все тяготы жизни и лишения: у Хабиба отобрали подстилку, на которой он спал, и заставили ложиться прямо на голую землю, он привык терпеть любую непогоду и не боялся ни жары, ни холода.

Мальчика сажали на необъезженных жеребят, но благодаря ловкости, обретенной в менее опасных упражнениях, сын Саламиса легко сохранял равновесие. Если же он вдруг падал, то благодаря гибкости и легкости своей тут же вставал на ноги.

Так Амирала трудилась над телом своего воспитанника, и через семь лет ее сын превзошел в силе и проворстве всех своих сверстников. Не забывали также о сердце Хабиба и уме. Мальчик наизусть знал все суры Корана и умел разъяснить их смысл. Мать научила его с восторгом взирать на чудеса природы и описывать ее красоты.

Но вот пришла пора Саламису подумать о дальнейшем образовании сына. Надлежало найти юному Хабибу наставника, который продолжил бы дело, прекрасно начатое Амиралой. В стане эмира был один старый мудрец по имени Иль-Факис, который владел обширными познаниями во всех науках и отличался безупречным поведением. Однако тяжелая болезнь медленно сводила его в могилу.

— Ах, если бы Аллах мог вернуть мне мудрейшего Иль-Факиса! — сказал как-то Саламис одному из своих приближенных.

— Тебе нужен Иль-Факис? — услышал он в ответ. — Я только что из его шатра. Старик сказал, что принял какой-то эликсир, который произвел на него волшебное действие. Учитель встал при моем появлении и сделал несколько шагов, ни разу не покачнувшись. Уверен, если ты призовешь его, твое желание исполнится.

— Ступай, уговори его прийти ко мне, — обрадовался эмир. — Его возвращение к жизни — это чудо, которое свершилось не только для его, но и для моего блага.

Иль-Факис явился к Саламису и согласился стать наставником Хабиба[73]. Он поселился вместе со своим новым учеником в отдельном шатре. Слова мудреца падали на столь благоприятную почву, что ростки не заставили себя ждать. Хабиб запомнил названия всех звезд и мог описать путь планет, вычислить их размеры и расстояния между небесными телами. Он различал все растения и изучил их свойства, а также то, какое влияние на растительный мир имеют тепло и влага. Юноша знал, что моря питаются реками, что пар, поднимающийся над водоемами, достигает горных вершин и снова превращается в богатые источники, дающие вечную жизнь всему живому. Не было ни одного животного, чей вид Хабиб не смог бы определить, и хотя их удивительные инстинкты не могли не поражать, ученик Иль-Факиса понимал, что им не сравниться с чудесами, на которые способен разум.

Стремясь под руководством наставника придать порядок этим бесчисленным сведениям, Хабиб начал записывать всё, что узнавал, и для этого овладел искусством письма перьями, заточенными семью разными способами[74]{273}.

Однажды Саламис попросил сына поделиться с ним своими познаниями.

— Отец мой, — отвечал Хабиб, — тебе лучше попросить об этом моего учителя, он сумеет поговорить с тобою обо всем, что знает. Что касается меня, то я слушаю во все уши и смотрю во все глаза, но пером пользуюсь пока еще лучше, чем языком, и стремлюсь к тому, чтобы буквы, которые выводят мои пальцы, стали чисты и безупречны, словно морские жемчужины.

Саламис, очарованный ответом сына, спросил его мудрого наставника, чему еще он намерен обучить Хабиба.

— Твой молодой наследник, — отвечал Иль-Факис, — уже может предвидеть ответ, задавая мне вопрос. Я открыл его глазам великую книгу мира, теперь каждый самостоятельный шаг продвинет твоего сына вперед на целый стадий{274}. Учение, которое часто идет в стороне от применения знаний, лишь задержит дальнейшее развитие Хабиба, и потому, повелитель, пора моему ученику приступить к наукам, необходимым тому, кто в будущем возглавит шестьдесят шесть воинственных народов. В этом ему моя помощь не нужна, к тому же земля требует вернуть ей мой прах, и я жажду найти упокоение.

— Что за черные мысли?! — возмутился эмир. — У тебя впереди еще годы и годы, и моя казна позволит тебе насладиться ими сполна.

— Нет, повелитель, мне теперь всё едино — что песчинка, что все земные богатства. Я уже давно мертв, ничего мне не нужно. Это тщедушное тело, которое я не стремлюсь сохранить, обязано продлением жизни своей лишь тайному Промыслу Божьему на благо Саламиса, а теперь судьбе угодно, чтобы я ушел.

— Что ж, прощай, почтенный Иль-Факис! — вздохнул эмир. — Дай нам обнять тебя в последний раз, расставание будет стоить нам горьких слез. Но мы найдем утешение, навещая твой шатер…

— Нет, мой шатер улетучится, точно туман от дуновенья ветерка, а я — как пыль, что этот ветер увлекает за собой. Прощай, Саламис, прощай, мой дорогой Хабиб, вспоминайте обо мне посреди грядущих невзгод.

Сколь опечален был Хабиб этой разлукой! Но какому суровому испытанию подверглось его любящее сердце на следующий день! Вернувшись в свой шатер, его мудрый наставник умер, и останки его немедленно захоронили, дабы защитить людей от страшной заразы, которую тело старца начало распространять, едва душа покинула его. Юный ученик оросил слезами грудь своей матери, и Амирала, утешая сына, восхищалась его добросердечностью. Она просила Хабиба обратить глаза к небу, ибо счастье человеческое целиком в руках Божьих. Сын Саламиса немного успокоился, но ему захотелось отдать последний долг своему благодетелю, возложить цветы на его могилу и помолиться о его душе, и ученик направился к шатру учителя с тремя венками из тех цветов, которыми люди выражают свою скорбь{275}. Нежная грусть овладела душой юноши и открыла дорогу слезам, что сами собой покатились по его щекам. Отдавшись сладкой печали, Хабиб помолчал какое-то время, а потом громким голосом начал свою молитву.

— Я топчу землю, в которой покоится тело моего дорогого Иль-Факиса. Ангелы смерти, когда вы приблизились к нему, чтобы забрать его душу, чувствовали ли вы то же, что и я?.. О Великий Пророк! Как ты принял в царстве своем этого правоверного мусульманина? Ты даровал ему нетленный венец, так сделай бессмертными и те скромные венки, что я принес к праху его. Душа моего дорогого Иль-Факиса бродит далеко от этих мест, но и на