Проклятая и безликая - Ермак Болотников

этого разговора очень нервно, практически шагая по раскалённым камням от каждой секунды свободного времени, не зная, чем себя занять, но в тоже время, точно знала, что должна провести этот день достойно, попрощавшись со всеми, кто оставался здесь и с самим домом… но не смогла заставить себя столь сильно распылять внимание и тратить время, хотя и не могла признать, покидать этот дом казалось на редкость болезненным моментом, к которому, как оказалось, я была не готова. Долгое время, он оберегал, я знала многие его места, и еще многие, так и не смогла обнаружить. Он был мне темницей и замком из сказок, теплыми объятиями и холодным отчуждением, чудесным оплотом святой невинности и блеском первых грехов, первой жестокости. В его камнях текла кровь нашего рода, он давно стал одним из Рихтер, очень давно принял нашу фамилию, как свою, и понимая, что не увижу его в течение всего обучения... А после, скорее всего, всей жизни, на сердце что-то ломалось, крошась на части. Он видел мои слезы, мою боль и радость, счастье и падение, кровь и мясо... Слышал каждый восторженный вздох и дрожащий плач. И я знала его, слышала стоны дерева, треск камня, дыхание печей и топот сотен крестьян, сотен наших работников и слуг... Я молилась, чтобы еще раз застать его великолепие в жизни, чтобы вновь ощутить себя ребенком, который окажется способен найти в его стенах упокой. Но был еще один человек, который полностью заслужил моей ласки и нежности, заслужил ее, честно, куда больше... Потому весь день, несмотря ни на что, я провела подле матери, стараясь проявлять всю любовь на которую была способна. Дав ей почувствовать хотя бы раз в жизни, что не было никакого проклятья, что я никого не убивала, и никогда не оказывалась в смертельной опасности, я делала то, что делали все девочки и девушки в моем возрасте, расспрашивая ее о том мире, который не манил меня, но который был близок ей, и в котором я должна была расти, должна была жить до конца жизни, если бы не решилась свернуть на путь тьмы, боли и крови, на путь Ангела Возмездия. Видеть ее улыбку на лице было просто… волшебно, я никогда не испытывала столько радости, сколько в моменты, когда видела в ее глазах то, что она и вправду забывала обо всем, кроме этого разговора, кроме моих вопросов, таких простых, детских, порой наивных... Но прежде чем поведать о матери, я обязана оповестить о том, что произошло с семьей Тревелья... И Мирен, отчаянной до глубины души Мирен.

Марк был убит девушкой, под ее же отчаянный плач, которая беспомощно смотрела, как после, уже убиенное тело жреца ласкают, сжирая в себе, языки алого пламени, унося к черному небу алый дым, что был похож на снег, плывущий к небесам. Я видела это, но никаких эмоций не испытала, зная, что душа Марка уже очень далеко от тела, и никакой боли заблудший во тьме жрец уже не испытывает... И не может испытывать. В ту же ночь, матриаих сменила свой облик и сущность окончательно, словно Марк был единственным, что позволяло ей оставаться человеком... Отвергая свой новый облик и Их благо. К сожалению, узреть истинный лик матриарха я не смогла, оказавшись недостойна узреть творение рук божьих. Даже силы Аколита оказалось недостаточно, чтобы пробить божественную иллюзию, чтобы взглянуть на Мирен по новому. Но то, что осталось снаружи… было очищенным от всякого уродства и змеиных черт, словно их и вовсе никогда и не было. Омоложение до двадцати лет человеческое тело, не имеющие и капли боли, что могла бы остаться после десятилетий службы в церкви, с роскошными, пышными волосами, и бледной кожей, с видимыми венами, по которым текла зелёная, изумрудная кровь. Но больше Мирен не была прежней, хотя и казалась все той же жрицей, только лучше. Я не пересеклась с ней, не обменялась ни любезностями, ни утолила своего любопытства, по сути, не сказав ей ни слова, ни не услышав и слова в ответ… но даже в воздухе ощущалось, как веяло тишиной от девушки. И не просто трепетом, который мог заставить людей замолчать, лишь бы взглянуть на нее и проводить взглядом. Вокруг нее замирали всякие звуки, оставалось лишь тихое биение сердец и величественные шаги. Моя наставница предположила, что подобно Марку, которому не было чего сказать ей… сама Мирен тоже утратила голос, но в подобные совпадения я верить отказывалась, провожая взглядом Мирен, жизнь которой наконец оказалась окончательно вверенной в руки Близнецов. Но счастье?... Я не видела его, я не видела ничего в мёртвых глазах. Она была словно лишена мыслям, шагая будто бы по чужому наитию. И я... Боялась того, что однажды стану такой. Впервые в жизни, я боялась дара богов, зная, что не смогла бы жить без собственных мыслей и разума. Без них... Я бы была никем, попросту тем самым полым сосудом, которым и должна была жить. Но оставалась еще одна удивительная и внезапная новость, на этот раз связанная с Людвигом.

Брак будет заключен. Такое неожиданное заявление на утро вынесли из отцовского кабинета трое собравшихся мужей. Но как оказалось, оба лорда нашли удивительное, в своей изворотливости, решение проблемы. О преображении Мирен знали только собравшиеся здесь семьи, а потому, проведя свадьбу, через несколько дней, будет объявлено о расторжении, на основании преображения Мирен и ее посвящению себя церкви. Судя по усталости на лицах обоих лордов, им с трудом удалось прийти к подобному консенсусу, либо же, так сказывалось истощение от длительного нахождения подле Мирен, которая разносила вокруг себя печальную духоту и тревожную боль, фантомную боль. Я понятия не имела, что происходило за внешним образом, но я чувствовала, что однажды, мы вновь услышим о Мирен. Она казалась мне не правильной, вырожденной через боль и ненависть, через страдания и ересь. Она не была чистой в Их глазах, и я знала, хоть и не хотела признавать, не хотела даже думать об этом, но Мирен являлась ошибкой. Ужасной ошибкой, которая рано или поздно сорвется, став чем-то уникальном, чем-то потрясающе ужасным. И тогда, тишина прервется, возможно, навсегда. Но сейчас, все что было, это аура вокруг девушки, что убивала всякую чистоту и насыщенность, оставляя сухость. Подобное оказалось столь невыносимым для обычных людей, что лорд Тревелья вызвался ехать на лошади, но когда даже самая стойкая кляча выдохлась спустя один круг с лордом на спине, на лошадь