Измена командармов - Андрей Владиславович Ганин

Значит, в то самое время, как я вез вещи на вокзал, по дороге параллельной моей шли четники, всего в ста метрах от меня. Какой страшной опасности встретиться с ними я подвергался!!

На вокзале распространился слух, что железнодорожный мост, ведущий на Будапешт, взорван немцами, и поезд поэтому никуда не пойдет. Многие стали высаживаться, в том числе и мы. Но все оказалось трюком: железнодорожная администрация пустила этот слух, чтобы разгрузить переполненный состав. Поезд тронулся, началась неимоверная давка. Нам повезло: мы еще не успели сойти с поезда и уехали, оставив на перроне несколько пакетов с продуктами и в них — цыплят.

Поезд, монотонно громыхая колесами и пыхтя локомотивом, вырвался из крепких лап красных и четников, унося нас в Будапешт.

Много несчастных людей — особенно женщин и детей — погибло в Сабадке; всюду бродили раздетые, голодные люди; повсюду виднелась свежая кровь; смерть, не разбирая, косила жертвы налево и направо.

В октябре 1944 года Будапешт был в агонии. Консульства иностранных государств были запружены желающими поскорее бежать. Паспортные отделения работали днем и ночью. Поезда, отходящие от центра к периферии, были переполнены до отказа. Люди массами покидали столицу, бросая на произвол судьбы все то, что они имели и скопили, лишь бы спасти свою жизнь. Дилетанты и профаны, не понимающие обстановки, посмеивались и уверяли, что красные не увидят Будапешта как своих ушей.

— Немцы их не пустят. Тысяча гигантских танков уже подходит к венгерской границе, — говорили они, утешая себя.

Наш семейный совет решил: старший сын Николай остается с женой в Будапеште, потому что они имеют красивый дом и собственный автомобиль-такси, на котором он работал. Жена и младший сын Юрий тоже останутся до последнего момента в столице: Юрию не хотелось уезжать из города, где он, играя со своим оркестром-джаз в первоклассном ресторане, зарабатывал большие деньги. Я и Таня поедем в Шопрон к моему среднему сыну Борису, который со своим оркестром играл в гостинице «Zover». Туда же впоследствии должны были приехать жена и Юрий. Оттуда мы решили бежать за границу без всяких виз и разрешений.

Шопрон[1507]

В конце октября я и Таня прибыли в Шопрон. Настроение в городе царило беспокойное, неуверенное, выжидательное.

Шопрон, стоящий на австро-венгерской границе, являлся центром и главной артерией путей, ведущих за границу. Через этот город должна была хлынуть главная масса беженцев со всех концов Венгрии, решившихся эвакуироваться из страны.

Шопрон являлся также как бы контрольным пунктом, через который каждый день, почти в одно и то же время пролетали воздушные армады американского и английского аэрофлотов для бомбардировки Австрии и Германии. С математической точностью, в восемь с половиной — девять часов утра, они вылетали со своей базы на Балканах и пролетали в девять с половиной — десять часов утра над городом Шопрон в северном направлении. Мое радио не выключалось до тех пор, пока бомбардировщики не приближались к городу. Потом мы, спешно забрав с собой теплые вещи, одеяла и лопату, бежали в лес, заваленный сугробами снега, иногда — в несколько метров вышиною. Забравшись в самую чащу, мы расчищали лопатами снег, устраивали нишу наподобие землянки и, при тридцатиградусном морозе, как Снегурочки, сидели и тряслись от холода до двух часов дня. К этому времени воздушные армады, выполнив свою задачу, возвращались домой на свою базу и были для нас не опасны. Мы также спокойно возвращались домой на обед и с большим аппетитом, в теплой комнате, ели наше неизменное блюдо — картошку. Мы были в полной безопасности до следующего утра.

Однажды, это было в начале декабря, мы были по делам в городе и опоздали убежать в лес по сигналу тревоги. Пришлось остаться на вилле. Мы думали, что если каждый раз мы бегали в лес, а в городе ничего не случалось, то неужели в этот единственный день, когда мы остаемся дома, что-то стрясется? Думая так, мы даже не спустились в «бункер» — подвал нашей виллы. Нас было пятеро: я, Таня, Борис, его жена и трехлетняя дочь Зоя. В большой комнате стояло два платяных шкафа, куда мы для большей безопасности наивно спрятались.

В десять часов утра послышался гул смертоносных моторов. Бомбардировщики с глухим, зловещим шумом приближались к нам. Такое жуткое и неприятное чувство я испытывал, что по спине прошел мороз. Мы еще плотнее прижались друг к другу, каждый нашептывая молитву: «Господи! Сохрани и помилуй нас! Не допусти погибнуть». Я думал: «Неужели же именно сегодня что-нибудь случится? Нет, этого не может быть!» И в тот же момент я почувствовал, что нечто чудовищное, кошмарное, с пронизывающим уши свистом и шипением, приблизилось к нам. Все невольно закрыли глаза и сползли на дно шкафа. Вслед за этим раздался тупой, ошеломляющий удар какого-то большого, твердого, массивного предмета и затем — оглушительный, потрясающий душу взрыв. Воздушная волна сотрясла стены.

Потом наступила неестественная тишина. Мы открыли глаза и вышли из шкафа. То, что мы увидели, показалось нам невероятным: большого венецианского окна, почти во всю стену комнаты, в которой мы сидели, как будто никогда и не существовало; оно, силою взрыва, вылетело в сад и упало в двенадцати метрах от дома. В комнате осталось только три стены, четвертая — рухнула в сад. Исчезла также целиком и дверь, ведшая в коридор: она вылетела и, пробив другую дверь в ванную комнату, там упала.

Кто-то крикнул: «Бежим в подполье!» Мы стремительно, спотыкаясь, как ошалелые, бросились в подвал. Все были в невероятной панике. Только что мы спустились, как последовала вторая серия взрывов, более оглушительных и страшных, чем первая. Взрывались пятисоттонные бомбы. Груды кирпича, досок, железных балок поднимались вверх и с грохотом падали на землю, погребая под собой невинные жертвы. У нас было такое впечатление, что бомбы рвались над нашими головами. Наконец наступила зловещая тишина. Бомбардировщики, выполнив свое разрушительное дело, удалились.

Мы смотрели друг на друга и не верили, что все живы. Вышли в сад. Перед нами было ошеломляющее, потрясающее зрелище… Наша вилла стояла в красивом парке, окруженная гигантскими, вековыми соснами, елями и дубами, — теперь же перед нами не было парка, а зияли ямы и в беспорядке громоздились друг на друге выкорчеванные с корнями деревья. Воронка перед бывшим нашим окном имела шесть метров в диаметре и, очевидно, была пробита пятисоттонной бомбой.

Напротив стояла роскошная вилла городского инженера, в которой жила большая семья: шестнадцать человек. Теперь мы