Живой Журнал. Публикации 2018 - Владимир Сергеевич Березин

вот в Филях, где мастерские давно превратились в авиационный завод, время летело вперёд, к идеальному будущему.

Действие рычага не зависело от трезвости рабочего. Взрывная сила бензина в цилиндрах машины была сильнее, чем бессознательное чувство масс.

Машины исправляли историю.

Чужие-свои дети, впрочем, радовали его.

Сын встал на ноги, внуки росли, как тыквы на грядке.

Он их видел как-то зимой, зайдя в гости, от них шёл пар.

Пальто, почти не ношенное, висело в шкафу.

Его не забыли, и он сыграл себя несколько раз — в Малом театре.

Там, в ложе сидела жена-вдова, и она, кажется, обмерла, глядя на сцену, но ей кто-то, сидевший рядом, всё разъяснил.

Но и роль у него была без слов, хотя появление на сцене было встречено овацией.

Потом Никандров уехал в Ростов.

Работать стало совсем тяжело — машины изменились, а у Никандрова болели суставы, и поутру он с трудом мог разогнуть спину.

Кажется, он поторопился, пообещав когда-то, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме.

Прошло несколько тягучих, как карамель, лет, и вот началась война. Немцы подошли к городу, и Ленина вывезли в эвакуацию.

Понятное дело, при немцах ему было бы несдобровать.

В эвакуации на Алтае время остановилось.

Пальто, которому не было сносу, было обменяно на муку и сахар.

Ему платили пенсию, но он всё равно пристроился к мастерской в два станка.

Он решил заняться записками, но благоразумие возобладало, и Никандров сунул их в печку.

Когда в сорок третьем они вернулись в освобождённый Ростов, отставной механик умирал от цирроза печени.

Город был разрушен почти до основания, но ему выделили комнату.

Никандров уже не вставал, и всё мешалось в его голове. Он вспомнил давнюю зиму и гостя в чёрном пальто.

«Наверное, он думал, что я пойду по России продолжать Революцию, — подумал Никандров. — Так часто думают о добром царе. Он пойдёт по Руси в лаптях и исправит всё, что неправильно сделали министры. Это всё либеральная сказка, точно так. Только машины тут что-то исправят».

— Сейчас не любят говорить «Россия», — сказал он в пустоту.

Но надо что-то сказать напоследок, важное слово. Наверное — «Революция».

Революцию он любил.

Всё в ней оказалось несовершенно, будто в машину попал песок.

Всё канет в Лету.

Рассказать некому.

Россия, Лета, Инесса.

Всё кончилось.

И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.

Извините, если кого обидел.

27 августа 2018

История про то, что два раза не вставать (2018-08-29)

А вот кому про смысл обыденной жизни, тайную связь между людьми и дворниками?

(Ссылка внизу)

…Логично предположить, что вероятный автор истории читал Хемингуэя и недаром ввёл его в свой сюжет.

Впрочем, Хемингуэй — это символический американский писатель.

Вместо Моруа мог появиться Сартр, а вот Хемингуэй тут так же естественен, как его фотография на стене — бородатый, в толстом свитере. Англичане в этой конструкции не предусматривались — американец, француз и немец.

То есть народная логика ставит в круг писателей, что на слуху в России, игнорируя не только реальность, но и сам их стиль — причём в этой цепочке логичен Джойс, который действительно дружил с Хемингуэем и даже дрался вместе с ним в парижских барах.

Ну и, конечно, тут двое русских — причём в некоторых вариантах мальчик тоже имеет имя Вася, а фамилия его — Аксёнов. Совершенно неважно, что в ту пору Василий Аксёнов жил либо в Костроме, либо (после 1948 года) в Магадане, ни о каком «папином кабинете» речи быть не могло — отец сидел в лагере, впрочем, как и мать до ссылки.

Но это очень верная расстановка западных и отечественных писателей — вкупе и мальчика-наследника литературного мяча.

Дисклеймер: нет не работал дворником, нет, не работал, нет, не работал.

http://rara-rara.ru/menu-texts/dvornik_ili_tajna_obydennogo

И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.

Извините, если кого обидел.

29 августа 2018

История про то, что два раза не вставать (2018-08-30)

Он говорит: «Меня как-то послали на совещание. Ну там хренации-инновации, комплексное развитие, экономическое районирование и городское зонирование.

А у нас в области такое зонирование, что треснут заборы, так такое вылезет из этих зон, что только держись.

Мне-то — что, мне начальство приказало из нашей дорожной конторы. Отметься, говорят, в списках там, а после делай, что хочешь. Но расскажи только, что с бюджетами.

— Да что с бюджетами, — отвечаю, — будто вы не знаете.

Начальство только вздохнуло, потому как все знают, что с этими бюджетами.

Но ведь в русском человеке всё живо верой — вдруг объявят что-то, что нас возвеселит.

И приехал я в областную нашу столицу, где шли бесконечные заседания, и все докладчики начинали речь со слов “Мне кажется…”

Так вот, в конференц-зале этого огромного здания, где всё это происходило, обнаружил я большую карту, которая называлась “Религии нашего федерального округа”.

Это была знатная карта, можно было даже без натяжки вам скажу, что это была сакральная карта.

Я остановился зачарованный и, опоздав всюду, застрял, разглядывая разноцветные пятна и значки.

Список религий потряс меня — я ощутил собственное невежество.

Оказалось, что собственными значками обладают ортодоксальные иудаисты (контур шестиконечной звезды) и иудаисты-хасиды (звезда закрашенная).

У нас в конторе три еврея было, да и те сало ели, как не в себя.

Старообрядцев на карте оказалось десять разновидностей, и каждая имела условный значок, похожий на косой андреевский крест.

Не говоря уж о множестве значков мусульманских фракций, включая пограничную фазу крещенов.

Чёрный треугольник вершиной вниз достался обществу Сознания Кришны, а треугольник остриём вверх — коммуне синьясинов Раджиши. Вместе они образовывали песочные часы, в которых Кришна перетекал в Раджиши. Пестрели по карте пятиконечные звёзды молокан и субботников, лучи множились, да так, что мунистам достался маленький ёжик.

Товарищ мой ткнул пальцем в свой родовой город, и, вглядевшись, я понял, что он из харизматиков. Туз треф достался последователям истинной православной независимой поместной церкви. Длинное название просто прихлопнули этим тузом.

Но круче всех оказались трезвенники, которые шли по разряду “маргинальные секты”.

При этом трезвенники оказались главнее и маргинальнее хлыстов — шли выше в списке.

Велика и обильна моя страна.

Много в головах её обитателей всякой всячины.