Утверждение правды - Надежда Попова

– Разговорчивый, – отметил Бруно без улыбки. – Это обнадеживает. Мне в последние пару дней смотреть на твои допросы уже тошно, да и по ночам плохо спать стал – у меня душевная организация тонкая и ранимая… Может, хоть этот начнет говорить до потери жизнеспособности, а не после?

– Поглядим, – отозвался Курт, приблизившись к задержанному, и присел перед ним на корточки, заглянув в лицо: – Имя?

– Ханс, – улыбнулся тот и глухо вскрикнул, когда рука в черной перчатке врезалась под ребра. – Да правда Ханс! – выдавил он болезненно. – Черт! Ханс я!

– Полное имя.

– Ханс и всё, – с усилием переведя дыхание, произнес парень. – Крысенышем еще зовут…

– Вот так встреча, – присвистнул Буркхард и пояснил, встретив вопросительно-удивленные взгляды: – Кличку слышать приходилось. Крысеныш Ханс, один из лучших воров, который может пробраться куда угодно. За ним числится с пяток купцов по всей Германии и ограбление Майнцского собора…

– Вормского, – поправил Крысеныш, попытавшись горделиво распрямиться. – Это был собор в Вормсе, летом прошлого года.

– Спасибо, – проникновенно поблагодарил Буркхард. – Теперь-то уж нет сомнений, что это и вправду ты. Легенда, можно сказать. Таинственный, неуловимый Крысеныш Ханс. Теперь понятно, как ты это делаешь – просто проходишь мимо бодрствующей стражи. Только вот не всегда это удается, так?

– Когда на меня не пялятся в упор и не бродят по комнате, заставляя увиливать, все очень даже удается, – фыркнул тот оскорбленно и, потянув носом, уточнил: – А добровольное признание зачтется?

– Смотря насколько оно будет чистосердечным, – ответил Курт с нарочито благожелательной улыбкой, от которой Крысеныш поморщился, словно от удара. – Каспар. Где он?

– Ушел, – с готовностью откликнулся вор. – Собрались с Иудой и ушли, с час назад уж как.

– С кем? – переспросил Буркхард, и тот кивнул с усмешкой:

– Стало быть, вы и про него тоже не знали… Еврей, на Каспара работает; точно знаю, что ему платят, что они не из одной шайки. При мне мало говорят, но я знаю, что всю эту страсть по ночам устраивает этот самый еврей; какими-то магическими ухищрениями приводит сюда или заставляет уходить Дикую Охоту. Как – даже и не спрашивай, не имею ни малейшего представления, а интересоваться в голову не приходило, знаешь ли… Каспар зовет его Иудой, но это, похоже, не его имя, и ему эта кличка до ужаса не по нраву. Но он не спорит.

– Куда они ушли?

– Не знаю, – ответил Крысеныш и быстро добавил, заметив потемневшие глаза майстера инквизитора: – Но могу предположить. Они частенько что-то говорят про еврейское кладбище – тут, в Праге[114]. В позапрошлую ночь, когда подле ристалища было то самое, обоих не было, и вчера так же точно ушли оба, и вот сегодня… Доказать и обосновать не смогу, но вот предположение такое, что – кладбище, там их надо искать.

– Кифер, – окликнул голос позади.

Курт обернулся, глядя на Блока, стоящего на пороге, и тот махнул рукой в сторону:

– Там в соседней комнате нашли кое-что любопытное. Тебе, думаю, стоит взглянуть.

– Следить в оба глаза, – повелел Буркхард бойцу, стоящему подле хлюпающего разбитым носом Крысеныша. – Чуть шевельнется – бей. Не так посмотрит – бей. Чихнет…

– Понял, – кивнул боец, и арестованный вор съежился, проводив уходящих инквизиторов унылым взглядом.

– Вот, – широко повел рукой Блок, введя их в маленькую, уже полутемную комнату. – Если все так, как я думаю, развязка дела предстоит веселенькая.

Курт прошагал на середину, оглядывая аккуратно убранную комнату, стены, стол с одиноким светильником…

– Нам только еврейского следа и не хватало для полного счастья, – вздохнул Блок, и его старший сослуживец разразился ответным воздыханием:

– Не хватало – получи. Тот малый, в соседней комнате, говорит, что с Каспаром работает еврей, и именно он управляет Охотой.

Заковыристое ругательство сослуживца Курт пропустил мимо ушей, разглядывая нечто похожее на крохотную коробочку из черной кожи на дверном косяке.

– Уверен? – с сомнением спросил Буркхард, когда Курт, поколебавшись, снял ее; он не ответил, осторожно раскрыв чехол и вынув столь же крохотный пергаментный свиток, похожий на те, что он сам не раз крепил к лапкам голубей с особо важными посланиями. – Что это может быть?

– Что-то вроде охранного амулета, – вздохнул Бруно. – Но что здесь написано, сказать не могу.

– Разберемся, – кивнул Курт, осторожно положив свиток обратно в коробочку, а ее – на стол, и прошел к окну, сняв с верхней планки глиняную плоскую фигурку, похожую на ладонь и выкрашенную в густой синий цвет. – Это хамза, – отметил он уверенно, поворачивая ее разными сторонами. – Но какая-то… странная. Знак в центре – не то, что на них изображают обычно.

– «Обычно»? – переспросил Блок с недоверчивой усмешкой. – И много вы видели еврейских штучек, Гессе, чтобы такое утверждать?

– Не очень, – пожал плечами Курт, положил амулет на стол и, присев перед кроватью, наклонился, выволочив из-под нее завязанную дорожную сумку. – Выкроить время на заседание в макаритской библиотеке удается редко; вот Бруно – он кое в чем смыслит побольше моего.

– Что там? – заинтересованно осведомился Буркхард, заглянув через его плечо; Курт вздохнул, глядя в недра сумки, и выложил на кровать увесистую книгу.

– Тора, – пояснил он.

– Не в чехле… – с сомнением отметил Бруно. – Как-то не особенно благочестиво для еврея. Сколь я помню, к ее страницам даже руками прикасаться запрещено.

– А это что за дрянь? – покривился Буркхард, когда Курт открыл темную деревянную шкатулку без единой надписи или рисунка, и уставился на лежащие внутри костяные и кожаные фигурки, испещренные знаками.

– Я понятия не имею, что это, – вздохнул Курт и, отложив шкатулку на кровать, стал вынимать из сумки вещи одну за другой, сваливая прямо на пол бытовые пожитки и откладывая на кровать всё подозрительное – исписанные листки бумаги, отрезки пергамента и кожи различных форм, покрытые незнакомыми символами. – И никто из нас этого не знает. И на то, чтобы разобраться в этой мешанине, нам потребуются недели, да и то – не здесь и не собственными силами.

– А ведь от этого зависит, чего нам ждать, – мрачно заметил Блок, переглянувшись со своим старшим сослуживцем. – До ночи осталось всего ничего, и нам, хоть ты тресни, надо идти на это кладбище и брать этого умельца. Только как и что с ним делать? Хотя бы – на что рассчитывать? Мы ж ни хрена не знаем…

– Узнаем, – решительно отозвался Курт; перевернув дорожный мешок кверху дном и вытряхнув на пол остатки вещей, он расправил суму и осторожно, стараясь не повредить, стал складывать обратно всё отложенное на кровать. – Мне потребуется время, быть может, полчаса или чуть больше, но все-таки это лучше, чем ничего. Не ручаюсь за то, что я смогу принести вам полный отчет с описанием по каждой из этих штучек, однако хотя бы общее представление о том, с чем доведется столкнуться, мы иметь будем.